Владимир Мазур - Граница у трапа
— Хватит. Устал.
Никитин воспользовался моим согласием и ударил сверху. Попал!
— Ты же сам предложил заканчивать!
— Пока в руках противника оружие, доверять ему нельзя никоим образом.
Тут я подхватил его и бросил в сторону. Он приземлился на четвереньки, а я в пылу схватки вырвал «кинжал» и чувствительно ткнул в ягодицу.
— У-у! — взвыл Никитин.
Я зашвырнул «кинжал» подальше, мы отряхнули брюки, надели блузы, прицепили галстуки, постояли, отдышались.
— Пошли, умоемся, — предложил Никитин. — Через час нам «западногерманца» принимать.
Мы пересекли площадку с мешковиной и, миновав воротца в невысоком заборчике, оказались на Австрийском пляже. Дошли до воды и стали умываться.
Утомленное солнце нежно с морем прощалось...
Я распрямил спину, прислушался. Началось. Томная мелодия старого танго скользила над портом, над морем, уплывала куда-то к судам на рейде, за горизонт...
— Танцы, — вздохнул я. — Нестареющие танцы.
— Все еще ходишь?
— Сейчас нет. Встречаюсь с одной... одним хорошим товарищем.
— А перестанешь встречаться?
— Опять пойду. Тянет, как цирковую лошадь.
Иногда мелодию заглушал шум порта — лязг цепей, гул моторов, требовательная речь репродуктора. Влажная духота сгущавшегося вечера, шелест волн, относительное спокойствие, царящее на припортовом пляже, настраивали на отнюдь не рабочий лад.
Я посмотрел на загоревшиеся огни парка, расположенного на высоком плато, философски изрек:
— Кому-то танцы, а кому-то...
Мы пошли назад. За нами остался пляж с темной полосой водорослей, выброшенных недавним штормом.
— Танцы — это не просто танцы, — просвещал я Никитина. — Это удачно придуманная кем-то система знакомства. Думаешь, все приходят ногами дрыгать? Ничуть! Познакомиться хотят. На улице ведь не обнимешь сразу девчонку, не станешь ей разную чепуху на ухо говорить. А на танцах — пожалуйста!
Никитин остановился.
Две женских фигурки виднелись на ступеньках небольшой деревянной будки, стоявшей поодаль.
— Занятно. Весьма занятно.
Он направился к будочке. Я за ним.
— Что здесь делаете, девушки? — строго спросил Никитин сидящих девчонок, которые охотно захихикали и засмущались.
— Мы тальманы, — ответила одна, побойче. — Работы нет, купались. А вы не хотите искупаться? Или боитесь, что форму украдут?
— Мы на службе.
— Ой, кто узнает! Мы постережем.
— Они, наверно, в семейных трусах, стесняются, — заметила вторая, поскромнее. — Закурить не найдется?
Никитин вынул пачку сигарет, подал.
— Прошу. А кто же груз считает, пока здесь сидите?
— А кто контрабандистов ловит, пока вы с нами болтаете? — парировала бойкая.
Никитин галантно щелкнул зажигалкой, закурил.
— А вы не курите? — спросила скромная, затягиваясь так, что сигарета затрещала.
— Ему нельзя, — поспешил ответить Никитин, — Бывший олимпийский чемпион.
— Правда? — заинтересованно уставились на меня девчонки. — А по какому виду спорта?
— Подводное ориентирование в условиях плохой видимости. Выхожу из моря в любом месте, где на берегу танцы.
— С аквалангом и в ластах, — засмеялись девчонки. — Ой, шутники!
— Извините, пора идти, — откланялся Никитин. — Служба. Вы здесь не засиживайтесь. Пограннаряд не любит, когда по пляжу шастают.
— А может, мы как раз пограничников и поджидаем, — захихикала бойкая.
Мы потопали дальше.
От «красных складов», к которым приближались, до здания таможни пешком добрых минут двадцать. Сегодня суббота, начальство отсутствует, работы никакой, кроме «западногерманца», можно не торопиться.
— Насчет теории о танцах, — сказал Никитин, когда мы шли по дороге, огибавшей причалы. — Знакомиться можно всегда, везде, в любой обстановке. Всяк тянется к себе подобному, живет в ожидании любви и дружбы. Ему общаться хочется не меньше, чем есть и спать. А ты — танцы, танцы. Робкий ты, вот в чем дело.
Справа были пришвартованы и лагом, и кормой суда — сухогрузы, пара «китобоев», буксиры. Здесь производился средний и мелкий ремонт, поэтому причалы были захламлены кусками листового железа, конструкциями, будками для сварочных аппаратов, асфальт забрызган краской и мазутом. Борта судов ободраны, покрыты болезненными пятнами сурика. Редко в какой каюте светился огонек. Команды на судах не было, и только парочка-другая матросов жили на них. Обезлюдевшие, с шаткими сходнями, суда производили унылое впечатление.
Слева были нагромождены огромные трубы, более метра в диаметре. Дальше шли мастерские по ремонту портовых механизмов, а потом дорога сворачивала под прямым углом к портовым воротам.
— Купаться предлагали, — хмыкнул Никитин, все еще находясь под впечатлением встречи. — Был у нас как-то один... Окунулся разок, а у него часы и потянули. Не знал, что запрещено в рабочее время... Пошел к начальнику и жалуется — мол, часы сперли, порт виноват, пусть возместит убытки...
— Ну и что?
— Начальник поддакивал, посмеивался, посоветовал написать подробное заявление на его имя. Потом наложил резолюцию — уволить. Суров закон, но на то он и закон.
В воздухе в свете вспыхнувших фонарей металась мошкара.
Нудно гудели моторы, лязгало железо. Изредка прорывалась мелодия из парка.
— С новенькими всегда морока, — согласился я. — Впрочем, все мы когда-то были новенькими.
— Особенно ты. С тобой до сих пор приходится держать ухо востро! А, вообще-то, тех, кто сразу себя не зарекомендует, отправлял бы на почту. Там для них и соблазнов поменьше, и всем спокойней.
— Как зарекомендует? То есть, будет строго выполнять инструкции и никакой инициативы?
— Инициатива, — назидательно произнес Никитин, — есть волевое применение инструкций и наставлений в данной ситуации.
— Ну, хорошо, отправишь новичка на почту, — не сдавался я, хотя уже понял, что Никитин постепенно переходит на мою личность. — А на почте не такие же трудности?
— Там соблазнов меньше. Сам знаешь — то жвачку суют, то рюмку подносят, то порнография попадается... Хорошо, если парень кремень...
— Как я?
— А если слабак?
— Перевоспитывать надо,
— Это у нас-то? На границе? Нам нужны сиюминутные бойцы, такие...
— Как я?
— Ладно, как ты, хоть у тебя дури много в голове. На тебя, к примеру, можно положиться.
Мы шли по дороге, уступая автопогрузчикам — «пособникам смерти». Из-за лап и направляющих они так и норовили придавить зеваку.
— Хочешь анекдот? — спросил я Никитина.
— У тебя они не смешные.
— Да ты послушай. Спрашивают ротозея: «Что это у тебя за болячка во весь рот?» А он отвечает — «Ехал какой-то ротозей и меня оглоблей в рот».
