Мойра Янг - Кроваво-красная дорога
— Теперь давайте, — говорит она, — хорошенько почистите свои миски. Не дело переводить попусту хорошую еду. Как приятно смотреть на молодеж, у которой такой чудесный аппетит, не правда ли Рустер?
— Штобы разделить с нами нашу скромную трапезу с такими милыми попутчицами на этой пыльной дороге жизни, — говорит он. — Это просто чудесно, моя дорогая! Вот я о чем!
— Доедайте все, всё до последней капли, — говорит она, — вот так. Ну, как, управились?
— Спасибо, — говорю я.
Я отдаю наши миски. Я зеваю. Эмми потирает глаза.
— Что девчушки хочетца баиньки? — спрашивает мис Пинч.
Я чувствую, как мои веки начинают тяжелеть. Я зеваю еще раз.
— Наверное я... мы столько времени... в пути... — еле ворочаю я языком.
— Саба, — зевает Эмми. — Почему я чувствую себя... такой... уставшей...?
Она устраиваетца прямо на палубе, сворачиваетца клубком и тут же засыпает. Што-то здесь не так. Я поднимаюсь на ноги. Меня слегка качает.
— Ого...
Я трясу головой, пытаясь проснутца. Моя голова будто налилась свинцом, я даже не могу держать её прямо.
Пинчи наблюдают за мной, их глаза хитро блестят.
А затем до меня доходит.
— Я поняла. Еда... — бормочу я. — Вы туда што-то подсыпали... в еду.
Мои пальцы тянутца за спину, к луку. Но руки меня не слушуютца и повисают как плети. Ноги подкашиваютца, колени подгибаютца. Я падаю на палубу.
— Зачем вам это... понадобилось? — спрашиваю я.
Мои веки закрываютца.
Раз.
Дв..
* * *
Я лежу на чем-то твердом. Деревянном. Шея затекла, голова гудит. Што-то колит так, аж больно. Я облизываю пересохшие губы. Плечи ноют. Как и запястья. Я начинают стонать.
Я поднимаю голову, заставляю себя открыть тяжелые веки. Грубые деревяные нары, горшки с котелками, развешанные на шатких стенах. Где это я...чё-то не могу припомнить... подождите-ка... сухопутный парусник... Пустынный Лебедь... Рустер Пинч... его жена. Я должно быть нахожусь внутри лачуги Пустынного Лебедя.
Я собираюсь подвигать руками, но... не выходит. Я не могу ими даже пошевелить. В мои запястья впиваетца метал.
Моё сердце ёкает и начинает учащенно битца. Всё, я окончательно проснулась.
Я лежу на скамье, прикованная за запястья и лодыжки, какими-то металическими штуковинами в виде колец к деревянным балкам. Эмми на соседней лавке, всего в нескольких шагах от меня. Она тоже скована по рукам и ногам. Эта хибара не такая уж и хлипкая, какой казалась на вид. Деревянные панели прикреплены к железному каркасу.
Мы пленницы. Меня захлестнула красная горячая волна ярости. Ярости и страха.
— Пинч! — заорала я во всю глотку, дергая свои оковы. — Пинч! Эмми! — говорю я. — Эмми! Очнись!
Она очень медленно поднимает свою голову, взгляд тяжелый и бессмысленный.
— Эмми, проснись! Ну же! Эмми!
Её глаза распахиваютца шире, когда она видит меня. Она осматриваетца и видит, што её собственные запястья, как и лодыжки тоже привязаны. Её лицо искажаетца от страха и она начинает учащенно дышать.
— Саба! Што происходит? Што они с нами собираютца сделать?
Затем я замечаю, што пол под нами грохочет. Горшки на стенах звякают и дребезжат. Лебедь движетца.
— Пинч! — ору я.
Дверь в лачугу отваряетца и на пороги появляетца мис Пинч. Она подходит ближе.
— Так-так-так, — говорит она. — Проснулись наконец-то. Надеюсь, сны были приятными.
— Отпустите нас! — воплю я. — У тебя нет никаких прав связывать и удерживать нас здесь!
— А причем здесь права? Тут с ними нет ничево общева, — говорит она. — В этом мире, берешь всё, што хочеш. — Она пожимает плечами. — Мы хотим тебя.
— Што это значит, хотите меня?
Она снимает крышку с ведра с водой и опускает в него помятую жестяную кружку.
— Ты молодая, — говорит она, — и сильная. Сразу видно прирожденный боец. Я сразу же это поняла, как только тебя увидела. Ты будеш идеальной.
— Идеальная для чево? — спрашиваю я.
Она выпрямляется. Смотрит на меня своими маленькими черными глазками, холодными как камень.
— Идеальной, — говорит она, — для боев в клетке.
У меня волоски на руках встали дыбом. Я вздрагиваю.
— Именно так, девочка, — говорит она. — Тебе следует боятца. Боев к клетке. Они опасны и отвратительны. И это очень прибыльный бизнес в Хоуптауне. Тебе придетца хорошенечко потрудитца на нас.
— Я ничево не собираюсь делать для тебя, — говорю я.
— У тебя нет выбора, — говорит она.
— Ты не можешь меня заставить што-нибудь делать, — говорю я.
— О, ты будеш делать имено то, што я тебе скажу, — говорит она.
— Сначала я увижу, как ты попадеш в ад, — говорю я. — Отпусти нас. Пинч! Помоги! Пинч!
— Побереги свой голосок, — говорит она. — Он делает только то, што я ему велю.
Она подходит ко мне с чашкой воды. Наклоняетца и приподнимает мою голову.
— Давай, пей, — командует она. — Тебе нельзя испытывать жажду. Клеточные бойцы должны быть в отличном состоянии.
Я пялюсь на неё, пока пью. Я набираю в рот воды, а за тем плюю ею в её лицо. Она не произносит ни слова. Просто стоит и смотрит на меня какое-то мгновение, а вода стекает по её лицу.
— Не надо было бы тебе так со мной, — говорит она.
Она идет к Эмми.
— Нет! — ору я. — Не прикасайтесь к ней!
Она влипляет Эмми пощечину. Бьет наотмаш, сильно. Эмми кричит. Пинч поднимает голову Эмми и я вижу, што губа у той лопнула. Рот наполняетца кровью, которая струитца по подбородку. Эмми начинает плакать.
— Оставь её в покое! — ору я што есть мочи. — Она же ребенок! Она ничево тебе не сделала!
Мис Пинч подходит и становитца на колени возле моей койки. Она так близко склоняетца своим лицом к моему, што я могу разглядеть каждую оспину на её коже. Так близко, што я давлюсь от её зловонного дыхания. У неё иза рта запах такой, как от мяса несколько дней пролежавшево под солнцепеком. Она лыбитца.
— Всякий раз, когда ты решиш не подчинитца мне, — говорит она, — каждый раз, когда ты попытаешься каким-нибудь образом устроить саботаж, я буду бить твою сестренку. Бить её или... поджаривать. А то, вдруг мне может взбрести в голову сломать ей руку. Тебя я и пальцем не трону. Даже не помыслю ударить тебя, моя красавица.
Она проводит пальцами по моей щеке. Ее грязные ногти царапают мне кожу.
— А знаеш почему? — спрашивает она. — Ты слишком ценна. А твоя сестра... она и гроша ломанного не стоит. Во всяком случае для меня. Думаю, мы скоро узнаем, насколько она ценна для тебя.
* * *
Я чувствую как паруса опускаютца. Лебедь замедляетца и, конце концов, вздрагивает и останавливаетца. Еще один рывок, когда якорб касаетца земли. Должно быть мы останавливаемся на ночь.
