Николай Северин - Сын Олонга
— Слова нет, девка удала, мужика за пояс заткнет.
— Только, говорят, она себе слободу выговорила: что хочу, то и делаю.
— Не одна она: взбесилась!
— Флегошка Митрофанкин, говорят, главный их дух-зачинщик. Отец его со двора согнал, в Улале он жил, еретическое учение опознал, теперь батраком у новосела работает.
— Сюда все антихристово семя съехалось. В школе что-то неладное творят.
— Да воскреснет бог и расточатся врази его.
За стариком все скинули шапки и закрестились упорно на черные горы, на медвежьи берлоги, на катунские камни, на зеленые ели, отвешивали поклоны и целовали жирную землю. Потом уселись у костров и начали вспоминать чалых, сивых, бурых, буланых коней, выпоенных на родниковых ключах и выкормленных сочными травами голубого Алтая. Вместе с конями вспоминали о дедушках, прадедушках, бежавших от солдатчины, от преследования за веру в неприступные дебри Алтайской черни.
В горных щелях, отгородившись бурными потоками и снежными горами, жили люди камня или «каменщики» (так их называли тогда) своей общиной, сохраняя обычай глубокой старины. В длинных полотняных рубахах, в войлочных шляпах, с кремнем и огнивом на ремнях сидели у костров кержаки, сохранившие и в костюмах и в обычаях семнадцатый век.
У других костров, обмениваясь трубками, наливая из ташауров араку, сидели издалека приехавшие кочевники-алтайцы. Тут разговор о стадах и табунах, пасущихся в нагорьях.
Тихо ночью, только всплескивалась Катунь да перешептывались вершины кедрачей. В нагорьи у дымившего костра, покачиваясь в такт кукушкиному голосу, пел Итко:
— Кок олле, кок олле,
кукушка певунья запела.
Кок олле, кок олле,
почки зеленых деревьев
распустились пушисто
в синеющей котловине,
в росистых цветных зеленях,
кок олле.
Моя чубарая кобылица
траву ест.
Завтра вместе с тайгой
проснется Итко,
кок олле.
Заседлает бронзовое седло,
наденет серебряную уздечку.
кок олле,
золотой камчой взмахнет,
к месяцу, к солнцу
конь мой взлетит,
кок олле.
Правым глазом гору увижу,
в левое ухо чубарой шепну:
«Пегим соколом и ястребом
первой на гору взлети!»
Кок олле, кок олле,
кок олле!..
Давно перестала кукушка, а Итко все пел о тайге. Пел Итко о матери, об аиле, о стадах, о себе, вспомнил о белках, о седых соболях, о лисицах с черной полоской на спине. Песня алтайца, как ручей, все течет и все поет…
______Светало, но горели огни в Гардайской школе. Два дня и две ночи, не прерываясь, шла там работа. Стучали молотками, развешивали на веревках овсяные, пшеничные, клеверные снопы. Пахло соломой, клеем и тертыми на олифе красками. Солнце заиграло в окнах; ребята затушили лампы, свечи и сальники.
Устя на машинке пристрачивала на красное полотнище белые буквы. Кончила, плакат разложила на столе, крикнула:
— Аркадьевна!
Из другого класса через коридор метнулась маленькая старушка. Устя взяла один конец полотнища в руки:
— Флегоша, бери другой.
Они натянули плакат. Аркадьевна, поправляя связанные нитками очки, вслух прочитала:
— «1-я Гардайская сельскохозяйственная выставка».
— Хорошо, да не совсем.
Она пальцем водила по плакату.
— Д, С, А косо, Устенька, пришила; отпори и снова пришей; да края покрасивее отсрочь.
— Красок, Аркадьевна, больше нет, — кричит Флегонт из угла.
— Выскобли из банок охру, достань в трубе сажи, натри кирпича, разведи олифой, и дело в шляпе, — малюй во-всю. Иду, иду! — И Аркадьевна метнулась на новый зов ребят, которые песком и кирпичом оттирали ржавый лемех плуга.
______Утром ребятишки, разминая коней, скакали по долине. На лугу кучками около коней начал собираться народ. Кони рвались, фыркали и били копытами, а хозяева, еще пьяные от медовухи, заплетая хвосты и гривы, гладили разгоряченных коней. Мужики отзывали в сторону ребятишек-наездников и на ухо шептали советы, где ехать наперерез и как бить по мордам обгоняющих лошадей. Другие, разгорячившись в спорах, бились об заклад, звенели серебром, вытаскивали из кожаных сумочек пришитые к ремню, завернутые в тряпки пятишки и червонцы. Отдельной группой вблизи болотца толпились алтайцы. Они тоже суетились около цветисто-убранных лошадей, но не было Итко, чтобы в гриву чубарой вплести соколиное перо и в левое ухо шепнуть: «Серым беркутом взвейся, вперед, скорее марала беги!»
Все «шаманили» около лошадей, смазывая копыта барсучьим салом, вплетая в гриву звериные хвостики, птичьи перья, и давали чудодейственные травы.
А лошади фыркали, ржали и били копытами. Солнце высоко уже было над горами, люди сходились, съезжались в долину. На лужайке у кедров, в атласных расшитых сарафанах, под старинные тягучие песни, похожие на псалмы, шла неторопливая пляска. Алтайки в тяжелых бархатных чагедэках, в высоких шапках, опушенных священным мехом выдры, сдерживая неспокойных лошадей, кружились около пляшущих.
______— Да-а-вай, подъ-езжай!.. — закричал человек с изгороди, размахивая флажком.
Прекратилась пляска. Из деревни, из лесу, с дальних концов долины скакали верховые. Через минуту у изгороди выстроилась длинная ломаная цепь. Мужики держали под уздцы пляшущих коней, а наездники с туго затянутыми платками на головах, чтобы во время скачки не кружилась голова, ерзали в седлах, хлопая ладонью по шее своих скакунов. Секретарь сельсовета Ерофей Филиппьевич, размахивая флажком, с изгороди открыл митинг.
— Социалистическое хозяйство нашей страны…
На изгородь, придерживаясь за кол, вскочил старик и, размахивая шляпой, крикнул: Езжай!..
Топнулись лавиной кони. Толпа, сшибаясь, толкаясь, в гвалте, шуме, в зуботычинах рванулась за конскими хвостами. Взлохмаченный старик, открывший бега, размахивая шляпой, бежал орущим впереди.
— Петька, лупи по брюху!..
— Лу-у-пи!..
Когда кони уже неслись по долине, из лесу с горки выскочил на чубарой опоздавший Итко.
Рассыпались по лугу взъерошенные кони. Наездники судорожно цеплялись одной рукой за гриву, другой лупили своих лошадей по брюху, а чужих, пытавшихся объехать, по морде. Итко бросил поводья и, пригнувшись в седле, кричал чубарой во весь голос то по-птичьи, то по-звериному.
Чубарая пружинилась и беркутом летела вперед. Позади порывистые лошадиные гривы да хлопанье камчи, а впереди на горке махал человек красным манящим флагом. Чувствует Итко, как в правую ногу тычется морда догоняющей лошади:
— Айда, айда, пошел!..
