Луи Буссенар - Бессребреник среди желтых дьяволов
Отец догадался, какую радость доставили пленным его ребятишки, и на грубом, морщинистом лице появилось подобие улыбки. Он быстро установил принесенные конструкции и, положив на них сухие соломенные матрасы, накрыл медвежьими шкурами. Получились две отличные кровати. Из других дощечек соорудили стол, на который тотчас водрузили кувшин с ароматным вином, добрый кусок печеного мяса, плошки с рисом и фруктами.
При виде королевской еды глаза Буль-де-Сона загорелись. Редон также заметно повеселел в предвкушении пантагрюэлевского обеда.
— Папа просит вам передать, если еще что-нибудь понадобится, можете смело просить у него, — произнесла юная Янка, чей французский походил на звук треснувшего ореха, но все-таки заслуживал похвалы, поскольку был абсолютно понятен.
Пленные заняли места за столом, и девушка принялась обслуживать их так, как будто они были членами одной семьи.
— Послушайте, патрон, — начал юный парижанин, — я говорил вам, что все будет хорошо, только забыл сказать, что буквально умираю от голода.
Семья маньчжур с уважением смотрела на незнакомых европейцев, которые ели, надо отметить, с большим аппетитом. Завязалась беседа. Начальник тюрьмы знал немного: только, что двоих заключенных завтра или в крайнем случае послезавтра расстреляют. О самом преступлении, совершенном французами, он не ведал, да это его и не касалось.
— Подумаешь, японцы!.. — воскликнула Янка. — Что они знают, чтобы убивать!
Пьеко, а именно так звали мальчика, энергичным жестом одобрил слова сестры. И отец, которому тотчас перевели фразу на родной язык, с ними согласился. Редон с интересом посмотрел на старика. Глаза репортера странно заблестели. Начался любопытный разговор. Глава семейства учтиво сообщил французам свое имя. Бывалого солдата звали Туанг-Ки. В свое время он участвовал в китайско-японской войне и теперь поведал чужестранцам о своих подвигах, а затем вдруг неожиданно признался, что терпеть не может японцев и что ему мучительно видеть, как они хозяйничают в Мукдене.
По окончании войны маньчжуру был предоставлен скромный пост начальника тюрьмы в Ли-Ханг-Ти, в которой, впрочем, никого не содержали. В старой крепости к тому же не имелось ни гвоздей, ни ключей.
Редон предложил охраннику стакан вина. Тот не отказался и присел за стол как старый знакомый. Репортер оживился, болтал без умолку, стараясь разговорить маньчжура, сетовавшего, что ему мало платят или не платят вовсе, что война принесла много горя, что артиллеристы разбомбили его поле, погубив урожай…
Маленького Пьеко послали вниз, стоять начеку у входной двери. Буль-де-Сон с увлечением беседовал с молодой маньчжуркой, для которой не существовало большего удовольствия, как поговорить с чужестранцем. Девушке было приятно слушать французскую речь и понимать почти все, что произносил юноша. А он, пытаясь исправить произношение, давал различные советы. Юная красавица очень старалась, прелестные губки выделывали замысловатые движения, складываясь то так, то эдак.
— Послушайте, Янка, — говорил Буль-де-Сон, — чтобы сказать «тюрьма», нужно сначала вытянуть губы в трубочку — тюрь… тюрь… тюрь, а затем сомкнуть и разомкнуть на «а» — ма! Эх, жаль, что меня завтра или послезавтра расстреляют, а то бы я вас многому мог научить.
— Расстреляют? — Девушка вздрогнула и расплакалась. — Это невозможно!
— Да, именно так, — подтвердил Буль-де-Сон. — За мной и за моим патроном скоро придут, отведут во двор, где будет много солдат, приставят к стене, возьмут на прицел, пиф-паф и все! Мы будем мертвы!
— Нет, нет, я не хочу! — уже навзрыд плакала Янка.
— Не кричите так громко, патрон беседует. Если не хотите, чтобы нас убили, так помогите.
— С радостью! Но как?
Тем временем разговор репортера с капитаном Туанг-Ки становился все интересней. Старый вояка уже успел проникнуться симпатией к заключенному, а по мере того, как вино убывало из графина, их дружба становилась все крепче. Редон, однако, в отличие от своего собеседника, сохранял ясность ума.
Маньчжур оказался сентиментальным и любящим отцом. Когда наступили тяжелые времена, жалованье было маленьким, но он трудился вовсю, чтобы прокормить сына — маленького Пьеко и любимую темноволосую Янку.
— А если бы у вас завелись деньги, что бы вы сделали?
— Я? О! Не знаю, я бы ушел отсюда подальше… в Китай… Я бы основал маленькую ферму, где-нибудь около речки… Там росли бы деревья, светило бы солнце и прогуливались животные. Янка и Пьеко — ему уже двенадцать, а ей — семнадцать, — они помогали бы мне по хозяйству… Мы были бы счастливы. Я бы старился помаленьку, а потом бы и умер спокойно, ясное дело… Но что об этом говорить, мы бедны! — Совсем захмелевший Туанг-Ки заплакал.
Во время ареста Поля Редона не обыскивали, и теперь он, вытащив из-за пояса бумажник, высыпал из него пригоршню золотых монет.
Тем временем Буль-де-Сон говорил девушке трагическим тоном:
— Полноте, моя маленькая Яночка, не надо так расстраиваться. Что поделаешь! Так или иначе жизнь все равно заканчивается смертью.
— Нет, нет, я не хочу, чтобы вы умерли!
— Что же вы хотите? А, я знаю… Если бы мы только смогли выйти отсюда, но это невозможно. Нужны надежные люди, смелые и отважные друзья, которые смогли бы нам помочь… Я говорю все это просто так, чтобы поболтать, а на самом деле умирать, конечно, тяжело, да еще молодым… Прощайте, мадемуазель Янка. Поверьте, мне очень жаль с вами расставаться, вы такая красивая, добрая, милая… Позвольте мне обнять вас.
Девушка слегка подалась к нему. Никогда в жизни она не слышала таких ласковых слов, да еще так мило звучавших по-французски. Буль-де-Сон галантно обнял и по-братски поцеловал юную маньчжурку.
— Только, когда будете выходить замуж, — тихо шепнул он ей на ухо, — я хочу, чтобы вы вспомнили о нас. Мой патрон очень богат, он оставит вам шикарный подарок. Это вас немного утешит…
— Господи! Что вы говорите! Все это так жестоко! Во-первых, я никогда не выйду замуж…
— Ха-ха! Не может быть! Такая очаровательная девушка, как вы, обязательно будет любима…
— Замолчите, говорю вам! Вы заставляете меня страдать, напоминая о самом грустном в моей жизни, ведь один разбойник-бурят по имени Райкар, который командует стадом таких же бандитов в сотне верст отсюда, вздумал просить моей руки…
— Ему, разумеется, отказали?
— Пока да, но завтра мой отец может и согласиться… Райкар — один из тех негодяев, которые ни перед чем не останавливаются для достижения своей цели. Если бы вы только знали, как я его боюсь, ведь мой отец уже стар и слаб.
