Уильям Хиллен - Черная река. Тоа-Тхаль-Кас
У дальнего берега какое-то движение. Это пять карибу, отставших от стада. Иногда они забредают в здешние края. Самка с годовалым телком, за ней еще одна, тоже с телком, и молодой самец. Походка у них враскачку, точно у модницы, которой пришлось бежать в узкой юбке. Кормятся они лишайниками вдоль тропы, ведущей к горным пастбищам, куда пробираются на свадебный сезон.
Я подъехал было к вытекающему из озера ручью, который у Чайни-Фолз впадает в Черную, — надеялся, что по нему пройду назад к нашей стоянке, — но идти вдоль берега гнедому оказалось слишком трудно. Пришлось вскарабкаться к юго-западу, на склон, поросший лесом, где коню было легче ступать. В лагере я расседлал его и пустил пастись. Вскоре появились и Слим с Чарли.
— Ничего там почти уже не осталось, — доложил Слим. — Штук пять ям, несколько наконечников для стрел валяется. На холме видели трех гризли, к западу от лощины, куда ты спускался. Да вот еще голец утоп. — Он поднял из байдарки десятифунтовую рыбину.
— Я о рыбе уже думать не могу. Куда его девать?
— Отдадим орланам.
Мы подгребли к скалам, где было орлиное гнездо, раскроили рыбу пополам и кинули на камни так, чтобы было видно из лагеря. Весть о банкете разлетелась мгновенно. Первой прилетела лазутчица-ворона, за ней ее пятеро домочадцев. Птицы вели себя тихо, не поднимая шума, но вскоре на сцене появились два ворона, а затем белоголовый орлан. Кукши и одна черноголовая сойка принялись наведываться к столу, утаскивая по куску. Гостей несколько озадачили два-три воришки-горностая. Над ними кружился мохноногий канюк. Скопы держались в стороне.
Тем временем и мы сели за обед.
— Не хочется заводить разговор на эту тему, — сказал Слим, — но не двинуться ли нам завтра вниз?
О том, как мы поплывем вниз по реке, мы оба думали с вожделением, но, к несчастью, это означало и конец нашего путешествия, прощание с непринужденным обществом озер, ручьев, болот и гор, с царством простора и покоя.
— Давай оттащим сейчас лодку ко второму перекату, тогда с утра можно будет тронуться.
— А потом, как туда придем, — напомнил Слим, — может, дадим урок рыболовства тамошним мальмам?
По лосиной тропе через лес мы вскоре вышли к реке пониже порогов. Мальмы по-прежнему прятались в глубине первого водоема, и Слим нацепил муху на легкий спиннинг. Он закинул леску, дал ей погрузиться и подсек восьмифунтовую рыбину. Она боролась отчаянно, ввинчиваясь в глубину, и даже ни разу не высунулась на поверхность. Следующий заброс был удачнее, но поймал он лишь рыбу-скво.
— Не кидай, — крикнул я. — Сэк у них брюшко обожает. Я и сам их люблю, если пойманы в холодной воде.
Водоем под грохочущим водопадом был удивительно мирным. Солнце садилось, и прохладный западный ветерок волок туман вниз по реке. На пути к рыболовному насесту зимородок издал трескучий клич и, пока Слим подсекал еще одну мальму, полетел дальше с рыбешкой в крепком клюве. Канадские казарки часто проводят у водопадов всю зиму. Иногда и лебедь-трубач [47] и кряква тоже кормятся на быстрине. Это бывает и в других местах по верховьям Черной и на дальних приморских реках. Звездной ночью в немой заснеженной долине вдруг протрубит гортанно лебедь и снова молча торчит желтоватым бугорком на обледенелом берегу.
Со скалы на стремнине сорвалась оляпка, точно чертик на пружине. Словно рожденная из водяной пыли речная фея, она обожает мшистые скалы, пенистые водоемы, быстрые струи и даже в лютый мороз шлет золотистый щебет через облитые ледяной глазурью валуны. Сколько раз, бывало, у незамерзшей быстрины, у пузырящегося горного ручья повешу на сук лыжи, вскипячу в котелке чай и сижу слушаю ее пение.
Слим, с трудом сохраняя равновесие, удил с камня у самого водопада. Сэдсэк уселся на соседний камень и наблюдал за ним с таким видом, словно ждал, когда тот свалится в воду. На нас с Чарли он не смотрел, во всяком случае так мне казалось.
Сзади послышалась отрывистая недовольная трескотня. Я обернулся и увидел двух куниц: одну у корней свалившегося дерева, другую — на бревне. Первая подбежала к нам вплотную, и на миг мне померещилось, что она хочет на нас напасть. Зверек встал на задние лапки, показав оранжевое пятно на груди, и заворчал. Я издал свой фирменный мышиный писк. Куница внимательно оглядела меня и вспрыгнула на бревно. Словно двое мальчишек, фигуряющих перед зрителями, приятели принялись тузить друг друга и кувыркаться по всему бревну. Я снова пискнул. Зверьки перестали шалить, догадались, что писк поддельный, и скрылись в лесу, ни на секунду не прекращая возню и свару.
На обратном пути мы неожиданно увидали двух траурных голубей. Птицы сильно отклонились к северу от своего ареала — на Черной я не встречал их ни разу. «В Назко видел таких», — сказал Чарли. Могучий лось-самец на краю лавового пласта, в сотне метров ниже озера, по-видимому, собирался переходить через реку. Мы притаились в густом ивняке на берегу одного из рукавов реки. Лось сунул нос в быструю воду, словно снял пробу, а потом, погрузившись по грудь и почти твердо ступая копытами по дну, перешел через реку, грузно вылез на берег шагах в двадцати от нас выше по течению и замычал низко, откуда-то из недр живота. Слим застонал голосом влюбленной лосихи. Бык резко повернул голову, яростно завращал глазами, но заметил нас и потопал рысцой на север. Слим замычал еще раз.
— Учти, гон у них вот-вот начнется, — предостерег я.
— А, деревьев тут вокруг хватает, — сказал Слим.
— Лучше бы ты сперва сел на лошадь, — заметил Чарли.
Мы соорудили большой охотничий костер и неторопливо потягивали горячие напитки. Проплывавшая мимо выдра повернулась на минутку посмотреть на нас, а затем продолжила путь к водопаду. Домой или из дому? Вчера вечером она проплыла тем же путем почти в это же время. Почти, потому что распорядок жизни едва заметно меняется изо дня в день. Солнце восходит чуть позже и садится чуть раньше, и животным приходится подлаживать к нему свои привычки, чтобы уложиться в светлые часы. Как отметил еще Макензи, «бобры посвящают трудам... весь промежуток от захода до восхода солнца».
— Что, Чарли, завтра в путь?
— Да. Надо покидать вас, ребята, работать надо. Отсюда за день доберусь спокойно.
ВНИЗ ПО РЕКЕ
До самого красивого никогда на дотянешься!
Льюис Кэррол. «Алиса в Зазеркалье»
Рассветное солнце искрилось по холмистой равнине. На обындевелых кустах и траве поблескивали капли талой воды. Растянувшийся строй чирков прошуршал над головой. Птицы поднялись на повороте, защелкали крыльями, перестроились и соскользнули в бухту.