Уильям Хиллен - Черная река. Тоа-Тхаль-Кас
Все ясно: пристраивается к моим мухам и поводкам. Достаю коробку, и мы начинаем в ней рыться. Выбор богатый. Долго сравниваем достоинства и недостатки разных мух, хотя оба чувствуем, что здешняя форель пойдет почти на любую. В конце концов выбираем нечто не совсем обычное — мохнокрылая веснянка с бурой крапчатой спиной, зеленовато-желтоватым телом, жирная и несколько приплюснутая на манер нимфы, а бока золотистые, с двумя длинными хвостами. Насажена на 6-й номер. Эта наживка работает безотказно. Еще мы выбираем муху «тил-энд-грин» на крючке номер восемь и, наконец, муху типа «александра» на 6-м номере.
В ветвях деревьев и зарослях кустарника Слим оставляет сравнительно немного наживки. Это благодаря удочке «Ролл-энд-Спей», хотя сам он благодарности не чувствует. Обычно новичок сперва учится бросать нахлыстом. На озере, на открытом месте, этот прием прекрасно работает, но у поросших лесом берегов или у водоема в ущелье он мало пригоден. С системой «Ролл-энд-Спей» даже при небольшой сноровке можно освоить ловлю в лесистой местности. Без этого многие великолепные участки останутся недоступными. Короткое и жесткое «американское» удилище для этой системы не годится. Гибкая удочка длиной не меньше двух метров семидесяти сантиметров достает гораздо дальше и к тому же она удобнее.
Как я представляю себе ловлю? Притаившись в тени под надежным прикрытием нависших кустов, крупная форель хватает падающих в воду или плывущих мимо насекомых. К ним-то и пристраиваю свою приманку. Забрасываю я по возможности вверх по течению и так, чтобы в конце полета крючок с наживкой зашел вбок под кусты. Бывает, что муха пойдет не туда и угодит в кусты, но, обычно, стоит слегка дернуть леску — и наживка естественно, как живое насекомое, свалится в воду. А рыба там ее уже ждет! По возможности я спускаю рыбу пониже и только тогда вытаскиваю. Я делаю это, чтобы не вспугнуть ее дружка. Ведь крупные, жирные, красномясые рыбы ходят парами!
Слим забросил, и муха села на воду словно пушок. В чистой воде сверкнула трехфунтовая радужная форель, схватила муху и тут же выдала серию фантастических пируэтов. Слим вел ее твердо, но терпеливо, вдумчиво и вывел в боковой водоем. Я не выпустил эту рыбу, так как заметил, что у нее раздуто брюхо, и решил ознакомиться с содержимым ее желудка. Однако я нашел в нем лишь полупереваренного лососевого малька с палец величиной — возможно, чавычу — и пару ярко-зеленых жуков. Из этой жирной рыбы вышел отличный обед для Сэка.
Захватив свой «манлихер» и бинокль, я отправился вместе с Сэком на юг, к гребню острова. Вскоре группка чернохвостых оленей метнулась от нас в сторону — сначала три крупных самца, а затем еще парочка вилорогов. Я всегда радуюсь, когда вижу двухлеток вместе: это значит, что их мать здорова и что все оленье стадо живет неплохо, иначе кому-то из двойняшек ни за что не удалось бы дожить до полутора лет. На нежных побегах горной ивы и кизила попадались лосиные погрызы.
Взрослые лоси-самцы, должно быть, еще в горах, где их нелегко найти. Они ведут в эту пору полуотшельническое существование, дожидаясь гона. На Черной в свое сезонное помешательство лоси впадают не раньше середины сентября, а разгар гона приходится у них на восемнадцатое — двадцатое числа. В иные годы даже егеря не знают толком, когда начался и кончился гон, хотя некоторые уверяют, что его апогей приходится на первое сентябрьское полнолуние. Бывает, что к десятому октября гон в основном закончен, хотя чаще он продолжается до пятнадцатого — двадцатого.
О гоне у лося говорят многие признаки. Животное перестает реагировать на человека, не интересуется пищей. Лось роет ямы в земле, мочится в них и катается в этой жиже. Особенно часто он делает это в еловых рощах. Лось ломает рогами кусты, треплет небольшие деревья. И самцы и самки испускают призывные крики, особенно утром и вечером. Корова кричит призывно-протяжно и скорбно, а бык издает короткий стон, заканчивающийся ворчливым откашливанием. К концу гона крик быка становится жалобным, и в нем появляется присвист. Между лосями происходят поединки, и, хотя бой быков редко ведет к роковому исходу, они наносят друг другу серьезные увечья — рваные раны, поломанные и ушибленные ребра, отбитые рога.
Однажды к вечеру где-то в начале октября я забрался на наблюдательное дерево индейцев посреди огромного луга, чтобы получше оглядеть местность. На дальнем краю этого луга, метрах в полутораста от меня, дрались двое быков, а три-четыре коровы наблюдали за ходом поединка. Бык поменьше обратил своего крупного противника в бегство, и тот побежал по лугу в мою сторону, издавая стоны и бормоча себе что-то под нос каждые две-три минуты. На его неуверенный призывный стон я ответил самым томным коровьим голосом, на какой был способен. Он скрылся из виду на небольшом островке елей и минут двадцать в этом укрытии молча приводил в порядок свои смятенные чувства. Затем он возобновил бормотанье и опять направился в мою сторону. Я слез с дерева, пролез ползком сквозь низкорослый ивняк до края луга и встал, выжидая удобного момента, когда он подойдет шагов на двадцать пять. Едва заметив меня, бык устремился в атаку, и, хотя я знал, что мясо скорее всего окажется жестким, я свалил его выстрелом в шею, от которого он кубарем покатился с копыт на всем скаку. У лося был совершенно пустой желудок, грудная клетка вся в ушибах, и он был тощ, как скелет...
Добравшись до гребня, окаймленного золотой грядой тополей, я увидел бугристые болота, заливной луг, цепи бобровых прудов, принадлежащих к бассейну Бэцэко. В бинокль я разглядел огромного дикобраза, щипавшего болотную траву, пару молодых полевых луней, круживших в поисках добычи, ондатр и красных савок на мерцающей воде и лосиху с лосенком, пасущихся вдоль края ивовой рощи. Свежий душистый запах сентября. Недолгий союз между солнцем и воздухом.
Воротничковые рябчики вспорхнули на густую крону ели. Неплохо бы снять несколько штук к обеду. Мои выстрелы снесли головы трем птицам, и Сэк тотчас притащил трофеи. Поодаль на тополь взлетело семь острохвостых тетеревов, и я сбил еще двух птиц. Для приправы я без труда отыскал несколько мелких, но очень едких перьев дикого лука, который весной прорастает чуть ли не раньше всех трав. У этого растения, которое индейцы называют «костон», крепкий стебель и розовые цветы, оно растет почти по всему водоразделу, особенно на открытых склонах, и иногда напоминает лук-резанец. Летом им лакомятся олени — общипывают кончики. У нас была с собой картошка, но мы могли бы заменить ее одним диким мучнистым корнеплодом, который Старый Джо именует «индейской лапшой». У Сухого озера есть место, которое он называет «Лапшовый луг». У этого растения небольшая верхушка, похожая на морковку, и маленький бледно-голубой цветок. В высоту оно достигает тридцати сантиметров. Съедобный корень сидит иногда на глубине в несколько сантиметров. Есть разновидность, напоминающая клубок грубой пряжи, сантиметров пятнадцать в поперечнике. Медведи выкапывают эти корни, особенно в начале лета. По медвежьим следам можно отыскать все формы этого растения, а также мелкий индейский картофель, который растет на приподнятых местах. Корнеплоды попадаются и на лугах, и на склонах, и на влажной почве в еловых рощах. У Сухого озера и на Тополиной горе их уйма. Дикая морковь, которую опасно спутать с ядовитым пятнистым болиголовом, растет на влажной почве вблизи ручьев и озер. Это растение с очень длинным стеблем, иногда с неприятным запахом, с бледно-розовыми или белесыми цветочками и корнями, как у пастернака. Стебли, очищенные как сельдерей и отваренные в двух водах, довольно вкусны. Индейцы, кроме того, снимают весной кору с молодых сосенок, соскабливают с нее сочный внутренний слой и едят. Поэтому вдоль троп попадается так много ошкуренных деревьев. Индейцы едят и мелкие сосновые семечки и вообще много разных диких растений и ягод. Особенно женщины вроде Минни. Эти на все находят время и все у них идет в дело.
