Уильям Хиллен - Черная река. Тоа-Тхаль-Кас
Ночевавшая с нами чета принадлежала к роду капузов из Улькатчо — «место, где все звери жирные», поселка на юго-западном углу территории индейцев-карьеров. Они торопились куда-то по делу, оставшемуся нам неизвестным. Индейцы нередко путешествуют ночью, но обычно обходят палатки туристов стороной: так проще и им, и туристам. Мы со Слимом всегда таскаем немного еды про запас и зовем всех, кого встретим, к нашему шалашу и нашей яичнице.
— Говорят, где-то у западного края озера есть старая фактория, — сказал Слим. — Ты об этом что-нибудь слышал, Чарли?
— Старый дом там давно был. Теперь вряд ли что осталось.
— Может, подгребем, посмотрим?
— Желаю тебе откопать клад, — сказал я. — Встреча после обеда.
Сэдсэк, гнедой и я прошли немного по тропе на запад, а затем свернули в сторону и поскакали вверх по травянистым склонам. Наверху я дал гнедому тайм-аут. Туман уже сошел, и я навел бинокль на сцену у нас под ногами. Два койота рыскали по лощине к западу. По соседству паслись олени. Краснохвостый канюк парил над хребтами и склонами, высматривая мышей и сусликов. Скопище ястребов-перепелятников колесило вензелями над скалой, где у них, вероятно, было гнездовье. Еще несколько лет назад эту ярко окрашенную птицу, питающуюся кузнечиками и мышами, можно было видеть почти на каждом заборе в Расселе, в горах Карибу. Три белоголовых орлана кружились около своего гнезда на высоченном старом дереве. На побережье их тысячи, но внутри материка число их резко сократилось. Белоголовый орлан — охотник никудышный, да и рыболов не ахти какой. Кое-какую поживу дают ему идущие на нерест чукучан, нерка и форель. Он вылавливает больных да увечных, а в остальном добывает провиант, прочесывая пляжи. Еще он грабит более ловких рыболовов. Я не сомневался поэтому, что за скопой, ловившей рыбу в озере, наблюдают глаза позорче моих. Эта скопа, вероятно, все лето поставляла орланьему семейству часть его суточного рациона. Орлан камнем валится сверху на груженную рыбой скопу и бьет ее снова и снова, пока она не выпустит добычу, которую он ловит в воздухе или после того, как та плюхнется в воду. Бывает даже, что рыбе удается удрать. Скопы — искусные рыболовы, и похоже, что они относятся к этим поборам как к неизбежному злу, хотя и поднимают всякий раз крик до небес. С каждым новым гнездовым сезоном жизнь краснохвостого канюка, перепелятника, орлана и скопы вызывает все больше опасений. Из года в год численность этих видов сокращается, главным образом из-за сельскохозяйственных ядохимикатов, накапливающихся в жировых тканях птиц, пока они живут на юге, но отчасти и по вине охотников, подстреливающих их «шутки ради».
В трех километрах к северу на карте было обозначено озеро без названия. Я направил лошадь в ту сторону. Пятеро лосей бросились прочь по берегу небольшого пруда, круша на пути деревья и валежник. Яловая лосиха воинственно замычала: своего теленка у нее пока нет, и она взялась охранять все стадо.
На поляне, поросшей молодыми соснами, елями и ивняком, зайцы-беляки протоптали вокруг ямы с талой водой узкие тропки, уходившие в ивовые заросли. Один из них запрыгал прочь. Из-за длинных задних ног и ушей он казался крупнее, чем на самом деле. Этот вид не зря называется «заяц переменчивый»: зимой он надевает белую шубу. На снегу лапы служат ему лыжами. Если крольчата родятся голыми и слепыми и воспитываются в солидных постоянных порах, то зайчата появляются на свет в уютных серых шубках, с широко открытыми живыми глазами и живут в наспех сварганенном гнезде. Летом беляков лучше всего наблюдать рано-рано утром, а зимой они, по-видимому, деятельнее ночью. В ловушках, расставленных на заячьей тропе, к утру будет по зайцу. Мы набрели на давний след от костра и на индейский пружинный капкан, бывший несколько лет в бездействии. Этим простым и эффективным, но запрещенным устройством легко поймать не только койота, лису, канадскую рысь, но и охотничью собаку.
Спускаясь, я ощутил, как густо насыщена долина запахом леса. Меж скал сверкала вода. Наш приход приветствовали перевозчики, выпорхнувшие нам навстречу. Озеро у нас под ногами точно совпадало с обозначением на карте: оно было полтора километра длиной, у выхода был небольшой луг, еще один луг загибался вокруг северо-западного края, а с холмов на западе в озеро стекал ручей. На нижнем лугу виднелись столбы коновязи, у берега стоял насквозь промокший плот, рядом с местом бывшей стоянки остались побуревшие стойки для вяления рыбы. Когда-то индейцы здесь рыбачили.
Рыба ходила поверху. Я привязал гнедого у галечной бухты, по которой курсировала форель, и наладил удочку. И как всегда, хотя я ужу всю жизнь, я помучился, продевая леску и привязывая муху. Охотничьих сапог у меня не было. Я сделал несколько шагов по шаткому полузатонувшему стволу и оттуда увидел огромную рыбину, плывущую метрах в двенадцати от меня. Отматываю с метр лески и закидываю. Бесконечно медленно рыба поднимается к поверхности и цапает муху. Подсекаю с тяжелой душой: рыбища для моего поводка тяжеловата. В тот же миг рыба летит прямиком к сваленному бобрами тополю. Пытаюсь ее удержать и съезжаю в воду. Глубина — метр. Сматываю остатки удочки, а Сэдсэк тем временем тоже залезает в воду посмотреть, что это за новую игру я придумал.
Отдышавшись от первого озноба, решаю, что, пожалуй, смогу побродить по дну мелководной бухты и порыбачить как следует. Вода студеная, по терпеть можно, а места для ловли лучше не придумаешь. Удобно ловить и форель, выныривающую с глубины, и ту, что курсирует по бухте в поисках насекомых. Рыба была свежая, серебристая и жирная, от двух до пяти фунтов весом. Одна очень крупная околачивалась у самого берега.
Бабье лето пронизывало воздух, солнце припекало. Я здорово продрог в воде и развел костер. Сварил чай, позавтракал, дал зерна гнедому, а Сэку сварил форель. Как обычно, за нами подглядывала истеричная гагара. Вокруг озера слышались голоса синекрылых [43] и каролинских [44] чирков, крякв, широконосок, красных савок [45], гоголей, малых гоголей и чернети [46]. Белолобые гуси покачивались, удерживая равновесие на единственной точке опоры. Крачки сновали по воде. Ондатры плавали у берега, деловито пополняя свои провиантские склады. Неподалеку на бревнышке сидели рядком пять дикуш, вскидывая головы и нежно воркуя. Появилась стайка кукш. Они поклевали наши объедки и исчезли. Непривычно спокойная, погруженная в мысли о зимних припасах красная белка срывала шишки с высокой ели и кидала их вниз. Шурша о ветки, они падали на землю. Потом она соберет их, очистит, уложит в ровные пирамидки от тридцати до шестидесяти сантиметров высотой и оставит сушиться на солнышке, рискуя, что шишки попадут под неуклюжее копыто лося или оленя. Грибов она уже насушила и вместе с другой вкусной снедью припрятала в подпол.
