Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
Но Розамунды не было видно. Уже около часа она находилась в каюте, и именно ей сэр Оливер был обязан затянувшимся ожиданием.
Глава 24
Судьи
Когда Розамунду в бессознательном состоянии принесли на борт «Серебряной цапли», то ввиду отсутствия на корабле женщины, чьим попечениям ее можно было бы вверить, лорду Генри, сэру Джону и корабельному врачу мастеру Тобайесу пришлось взять на себя заботы о ней.
Мастер Тобайес прибегнул к самым сильным укрепляющим средствам, какие были в его распоряжении, и, уложив Розамунду на кушетке в просторной каюте на корме, посоветовал своим спутникам не нарушать сон молодой женщины, в котором, судя по ее состоянию, она очень нуждалась. Выпроводив из каюты владельца судна и королевского наместника, он спустился в трюм к более тяжелому больному, требующему его внимания. Этим больным был Лайонел Тресиллиан, чье почти бездыханное тело принесли с галеаса вместе с четырьмя другими ранеными из команды «Серебряной цапли».
На рассвете в трюм спустился сэр Джон справиться о своем раненом друге. Он застал врача на коленях у изголовья Лайонела. Заметив сэра Джона, мастер Тобайес отвернулся от раненого, ополоснул руки в стоявшем на полу металлическом тазу и, вытирая их салфеткой, поднялся на ноги.
– Больше я ничего не могу сделать, сэр Джон. – В приглушенном голосе врача звучала полная безнадежность. – Ему уже ничем не поможешь.
– Вы хотите сказать, он умер? – воскликнул сэр Джон.
Врач отбросил салфетку и принялся не спеша расправлять закатанные рукава черного колета.
– Почти умер, – ответил он. – Поразительно, что при такой ране в нем все еще теплится жизнь. У него сильное внутреннее кровотечение. Пульс постоянно слабеет. Состояние мастера Лайонела не изменится. Он отойдет без мучений. Считайте, что он уже умер, сэр Джон.
Мастер Тобайес помолчал и, слегка вздохнув, добавил:
– Милосердный, тихий конец.
На бледном, гладко выбритом лице врача отразилась подобающая случаю печаль, хоть в его практике такие сцены были отнюдь не редки и он давно к ним привык.
– Что касается остальных раненых, – продолжал он, – то Блер умер, а трое других должны выздороветь.
Но сэр Джон, потрясенный сообщением о близкой кончине своего лучшего друга, не обратил внимания на последние слова мастера Тобайеса.
– И он даже не придет в сознание? – спросил он таким тоном, словно уже задавал этот вопрос и тем не менее повторяет его.
– Как я уже сказал, сэр Джон, вы можете считать, что он умер. Мое искусство не в состоянии помочь ему.
Голова сэра Джона поникла, лицо болезненно исказилось.
– Так же, как и мое правосудие, – мрачно добавил он. – Оно отомстит за Лайонела, но не вернет мне друга. Месть, мастер Тобайес, – сэр Джон посмотрел на врача, – один из парадоксов, из которых состоит наша жизнь.
– Ваше дело, сэр Джон, – правосудие, а не месть, – возразил мастер Тобайес.
– Это игра понятиями, а точнее – уловка, к которой прибегают, когда больше нечего сказать.
Сэр Джон подошел к Лайонелу и посмотрел на его красивое бледное лицо, уже осененное крылом смерти.
– О, если бы он мог заговорить в интересах правосудия! Услышать бы от него самого показания, которыми, если потребуется, я бы мог подтвердить то, что мы не преступили закон, повесив Оливера Тресиллиана.
– Уверяю вас, сэр, – отважился заметить Тобайес, – этого не потребуется. Но если и возникнет такая необходимость, то будет достаточно слов леди Розамунды.
– О да! Его преступления против Бога и людей слишком чудовищны. Они не дают ни малейшего основания подвергать сомнению мое право покончить с ним на месте.
В дверь постучали, и слуга сэра Джона сообщил ему, что леди Розамунда желает срочно видеть его.
– Ей не терпится спросить про Лайонела, – простонал сэр Джон. – Боже мой! Как мне сказать ей! Сразить ее роковой вестью в самый час ее избавления!
Он тяжелыми шагами направился к двери, но у порога остановился.
– Вы останетесь с ним до конца? – не то спросил, не то приказал он.
Мастер Тобайес поклонился:
– Конечно, сэр Джон. – И добавил: – Ждать осталось недолго.
Сэр Джон еще раз посмотрел на Лайонела, словно прощаясь с ним.
– Упокой, Господи, его душу, – хрипло проговорил он и вышел.
На шкафуте сэр Джон остановился и, подойдя к группе свободных от вахты матросов, приказал им перекинуть веревку через нок-рею и привести Оливера Тресиллиана. Затем, чувствуя тяжесть в ногах и еще большую тяжесть на сердце, пошел к трапу, ведущему на ют, который был построен в виде замка.
Над окутанным полупрозрачной золотистой дымкой горизонтом вставало солнце, заливая ярким сиянием водный простор, подернутый легкой зыбью. Свежий рассветный ветер весело пел в снастях, и галеон на всех парусах летел на запад. Вдали, по правому борту, едва виднелись очертания испанского побережья.
Когда сэр Джон вошел в каюту, где его ждала Розамунда, его длинное изжелта-бледное лицо было неестественно серьезно. Он снял шляпу и, церемонно поклонившись, бросил ее на стул. За пять последних лет в его густых черных волосах появились седые пряди, особенно поседели виски, что в сочетании с глубокими морщинами на лбу придавало ему вид пожилого человека.
Сэр Джон подошел к Розамунде, которая поднялась ему навстречу.
– Розамунда, дорогая моя! – нежно сказал он, беря ее руки в свои и со скорбным сочувствием глядя на ее бледное взволнованное лицо. – Вы хорошо отдохнули, дитя мое?
– Отдохнула? – повторила Розамунда, удивленная тем, что подобная мысль могла прийти ему в голову.
– Бедняжка! Бедняжка! – пробормотал сэр Джон и с отеческой нежностью привлек ее к себе, поглаживая ее каштановые волосы. – Мы на всех парусах спешим в Англию. Мужайтесь…
Но Розамунда стремительно отодвинулась и, прервав сэра Джона на полуслове, заговорила с такой пылкостью, что сердце рыцаря упало в предчувствии рокового вопроса.
– Из разговора двух матросов я недавно узнала, что сегодня утром вы намерены повесить сэра Оливера Тресиллиана.
– Не тревожьтесь, – успокоил Розамунду сэр Джон, абсолютно неверно истолковав ее вопрос. – Мое правосудие будет быстрым, а мщение – верным. На нок-рее уже готова веревка, на которой он отправится в ад, где его ждут вечные муки.
Розамунда почувствовала комок в горле и поднесла руку к груди, желая унять волнение.
– А на каком основании вы намерены сделать это? – вызывающе спросила она и посмотрела сэру Джону в глаза.
– Основании? – запинаясь, переспросил он и, нахмурясь, уставился на Розамунду, озадаченный как самим вопросом, так и ее тоном. – На каком основании?
Возможно, вопрос сэра Джона прозвучал нелепо, но уж слишком велико было его изумление. Он не сводил с Розамунды пристального взгляда и по огню в ее глазах постепенно догадался о смысле ее слов, которые поначалу казались ему совершенно необъяснимыми.
