Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада
– Я такого же мнения, – мягко сказал лорд Джулиан.
Арабелла тяжело вздохнула.
– А что сегодня стоит ваше или мое мнение? – сказала она, вздохнув
еще раз. – Как тяжело и горько думать о том, что, если бы я не оттолкнула
его вчера своими словами, он мог бы быть спасен! Если бы мне удалось
переговорить с ним до его ухода! Я ждала, но он возвратился не один, с ним
был мой дядя, и я даже не подозревала, что не увижу его больше. А сейчас он
снова изгнанник, снова пират… Ведь когда-нибудь его все равно поймают и
повесят. И виновата в этом я, одна я!
– Ну что вы говорите! Единственный виновник – это ваш дядя с его
дикой злобой и упрямством. Не обвиняйте себя ни в чем.
Арабелла нетерпеливо обернулась к нему, и глаза ее по-прежнему были
полны слез.
– Как вы можете так говорить? – воскликнула она. – Он же сам
рассказал вам, что виновата именно я. Он же сам говорил вам о том, как я
оскорбляла его, как была к нему несправедлива, и я знаю теперь, как это
верно.
– Не огорчайтесь, Арабелла, – успокаивал ее лорд Джулиан. – Поверьте
мне, я сделаю все возможное, чтобы спасти его.
От волнения у нее перехватило дыхание.
– Правда? – воскликнула она со страстной надеждой. – Вы обещаете? –
Она порывисто протянула ему руку, и он сжал ее в своих руках.
– Клянусь вам! Все, что от меня будет зависеть, – ответил он и, не
выпуская ее руки, тихо сказал: – Но вы не ответили на мой вопрос,
Арабелла…
– Какой вопрос? – Она изумленно взглянула на него, как на
сумасшедшего. Что могли значить сейчас какие-то вопросы, когда речь шла о
судьбе Питера?
– Вопрос, касающийся лично меня, "всего моего будущего, – сказал лорд
Джулиан. – Я хочу знать… То, чему верил Блад, что заставило его… правда
ли… что я вам не безразличен?
Он заметил, как мгновенно изменилось выражение ее лица.
– Не безразличны? – переспросила она его. – Ну конечно, нет. Мы –
добрые друзья, и я надеюсь, лорд Джулиан, что мы останемся добрыми друзьями.
– Друзья! Добрые друзья? – произнес он не то с отчаянием, не то с
горечью. – Я прошу не только вашей дружбы, Арабелла! Неужели вы скажете
мне, что Питер Блад ошибся?
Выражение ее лица стало тревожным. Она мягко попыталась высвободить
свою руку. Вначале он хотел удержать ее, но, сообразив, что этим совершает
насилие, выпустил из своих пальцев.
– Арабелла! – воскликнул он с болью в голосе.
– Я останусь вашим другом, лорд Джулиан. Только другом.
Воздушный замок рухнул, и его светлость почувствовал, будто на него
нежданно свалилось несчастье. Он не был самонадеянным человеком, в чем и сам
признавался себе. И все же чего-то он не мог понять. Она обещала ему дружбу,
а ведь он мог бы обеспечить ей такое положение, которое племяннице
колониального плантатора даже и во сне не могло привидеться. Она
отказывается и вместо этого говорит о дружбе. Значит, Питер Блад ошибся. Но
тогда… тогда выходит, что Арабелла… его размышления оборвались. К чему
гадать дальше? Зачем бередить свою рану? Нет! Ему нужен точный ответ. И он с
суровой прямотой спросил ее:
– Это Питер Блад?
– Питер Блад? – повторила она, не поняв смысла его вопроса. А когда
поняла, то ее лицо покрылось густым румянцем. – Н-не знаю, – запинаясь,
сказала она.
Вряд ли этот ответ был правдивым. Произошло так, словно сегодня утром с
ее глаз спала пелена и наконец она увидела, как Питер Блад относился к
людям. И это ощущение, запоздавшее на целые сутки, наполнило ее жалостью и
тоской.
Лорд Джулиан достаточно хорошо знал женщин, чтобы продолжать
сомневаться. Он склонил голову, чтобы скрыть гнев, сверкнувший в его глазах,
ибо, будучи порядочным человеком, стыдился его и вместе с тем не мог его все
же подавить.
И поскольку природа в нем была сильнее воспитания – впрочем, как и у
большинства из нас, – лорд Джулиан с этого времени, почти вопреки своему
желанию, начал заниматься тем, что весьма походило на подлость. Мне
неприятно отмечать это в человеке, к которому вы, по-видимому, уже начали
относиться с некоторым уважением. Однако истина заключалась в том, что
желание уничтожить своего соперника и занять его место вытеснило в нем
остаток расположения к Питеру Бладу. Он пообещал Арабелле использовать все
свое влияние в защиту Блада. К сожалению, мне приходится сообщить, что он не
только забыл о своем обещании, но втайне от Арабеллы стал подстрекать ее
дядю и содействовать ему в составлении планов поимки и казни корсара. Еслибы лорда Уйэда обвинили в этом, то, вполне возможно, он принялся бы
доказывать, что он только выполняет свой долг, на что вполне резонно можно
было бы ответить, что в этом деле его долг находится в плену у ревности.
Несколько дней спустя, когда ямайская эскадра вышла в море, в каюте
флагманского корабля вицеадмирала Крофорда вместе с полковником Бишопом
отплыл и лорд Джулиан Уэйд. В их поездке не было никакой необходимости.
Более того, обязанности губернатора требовали, чтобы Бишоп оставался на
берегу, а лорд Джулиан, как мы знаем, вообще не мог принести пользы на
корабле. И все же они оба отправились на охоту за капитаном Бладом, причем
каждый из них использовал свое положение в качестве предлога для
удовлетворения личных целей. Эта общая задача как-то связала их между собой
и создала какое-то подобие дружбы, которая при других обстоятельствах была
бы невозможной между людьми, столь отличавшимися друг от друга по своемувоспитанию и по своим стремлениям.
И вот охота началась. Они крейсировали у берегов острова Гаити, ведя
наблюдение за Наветренным проливом и страдая от лишений, связанных с
наступлением дождливого сезона. Но охота была безрезультатной, и месяц
спустя они вернулись с пустыми руками в Порт-Ройял, где их ожидали крайне
неприятные известия из Старого Света.
Мания величия Людовика XIV зажгла в Европе пожар войны. Французские
легионеры опустошили рейнские провинции, а Испания присоединилась к
государствам, объединившимся для своей защиты от неистовых притязаний короля
Франции. И это еще было не самое худшее: из Англии, где народ изнемогал от
изуверской тирании короля Якова, ползли слухи о гражданской войне.
Сообщалось, что Вильгельм Оранский получил приглашение прибыть в Англию. Шли
недели, и каждый прибывающий из Англии корабль доставлял в Порт-Ройял новые
известия. Вильгельм прибыл в Англию, и в марте 1689 года на Ямайке узнали,
что он вступил на английский престол и что Яков бежал во Францию,
пообещавшую оказать ему помощь в борьбе с новым королем.
Родственника Сэндерленда не могли радовать такие известия. А вскоре
было получено письмо от министра иностранных дел короля Вильгельма. Министр
сообщал полковнику Бишопу о начале войны с Францией, что должно было
