Тайна Моря - Стокер Брэм
Перевернуть процесс — проще простого. Если все готово — а я знал, что банда слишком профессиональна, чтобы ждать от нее упущений, — то хватило бы и пары минут, чтобы перегрузить все сокровища в подплывшую лодку. Тем же путем могут спуститься все люди, кроме одного, и этого последнего можно спустить веревкой, если травить ее внизу. Я знал, что в распоряжении похитителей есть как минимум одна телега; в любом случае для таких отчаянных и лихих людей временно завладеть парой телег в сельском краю не составляло труда. И я решил присматривать за этим местом с особым пристрастием. Наверху утес был почти голым, не считая низкой стенки из камня и глины — грубой ограды, что так часто окружает фермерские поля на утесах. Я присел за ее углом, откуда мог видеть почти весь вверенный мне участок. Никто бы не вошел в Данбай, гавань Лэнг или вблизи у скал Касла без моего ведома: утес был отвесным, поэтому я видел все до самого южного прохода в гавань перед скалой Данбай. Порой море накрывалось одеялом тумана и я слышал вдали гудки какого-нибудь парохода; а когда туман поднимался, видел, как труба извергает черный дым в усилии как можно скорее миновать такое опасное побережье. Временами близко проходила рыбацкая лодка по пути на север или на юг; или шел большой парусный корабль с той неощутимой медлительностью, что присуща кораблям далеко в море. Когда появлялась рыбацкая лодка, я с бьющимся сердцем разглядывал ее в подзорную трубу. Я все надеялся, что здесь покажется «Чайка», хотя зачем — сам не знал, ведь шансов, что на борту будет Марджори, почти не было.
После бесконечного и невыносимого ожидания в очередной туманный период я заметил на утесе женщину, прятавшуюся за всем, что попадется на пути, как делают те, кто следят за другими. В этот момент стоял густой туман, но, когда он начал развеиваться, струясь перед ветром, словно дым, я понял, что это Гормала. Почему-то от одного ее вида у меня дико заколотилось сердце. За последнее время она сыграла роль в стольких загадочных происшествиях в моей жизни — происшествиях, как будто обладающих между собой роковой связью или последовательностью. Ее присутствие будто предрекало что-то новое, имело особое значение. Я присел еще ниже за углом ограды и следил за старухой с усиленной бдительностью. По ее передвижениям я быстро понял, что она не высматривает никого конкретного. Она кого-то — или что-то — искала и боялась быть замеченной, а не упустить цель своих поисков. Ложась на край утеса, она заглядывала вниз с превеликой осторожностью. Затем, удовлетворившись, что искомого там нет, проходила чуть дальше и повторяла осмотр. Ее поведение в густом тумане выглядело таким разумным, что я поймал себя на том, что подсознательно подражаю ей. Она могла оцепенеть, как камень, держа ухо по ветру и прислушиваясь с острой, сверхъестественной пристальностью. Сперва я удивлялся, почему не слышу того же, что слышит она, судя по постоянным переменам выражения ее лица. Затем, впрочем, вспомнил, что она родилась и выросла на островах, а у рыбаков и мореходов погодные инстинкты лучше, чем у людей сухопутных, и ее способность перестала быть для меня загадкой. Как же я тогда мечтал хоть о доле ее умений! И тут мне подумалось, что давным-давно она предлагала эти самые умения в мое распоряжение и что я еще могу заручиться ее помощью. С каждым мигом, чем больше разного я вспоминал, эта помощь выглядела все привлекательнее. Разве не Гормалу я видел, когда она следила за доном Бернардино после ухода из моего дома; вероятно, она его туда и привела. А может, Гормала привела к моим дверям и похитителей? Если она о них не знает, то что делает здесь теперь? Почему пришла именно на это место, именно в это время? Что или кого высматривает в утесах?
Я решил, что бы ни случилось, не терять ее из виду; позже, уже узнав о ее цели — благодаря догадке или наблюдениям, — можно было бы попробовать попросить ее об услуге. Пусть она на меня гневается, я все же для нее Ясновидец, и она верила — должна была верить после всего случившегося, — что я прочитаю для нее Тайну Моря.
Чем дальше она пробиралась по нависающему над водой утесу над гаванью Данбай, тем сильнее проявлялись ее интерес и осторожность. Я обошел грубую ограду, которая тянулась параллельно утесу, чтобы оказаться как можно ближе к ней.
Гавань Данбай — глубокая расщелина в гранитной скале в форме буквы Y, чьи окончания выходят в море и образованы скалами по сторонам и высокими утесами островка Данбай посередине. Оба канала глубоки, но при бурном море или сильном ветре чрезвычайно опасны. Даже сила прилива или отлива бросает вызов кормчему. Впрочем, в спокойную погоду они подходят для судов, хоть плохой моряк может и не совладать с волнением стихии. Меня в свое время побросало на тамошних волнах, когда я выходил на лосося с рыбаками, поднимающими свои глубокие плавны´е сети.
Тут я увидел, как Гормала наклонилась, а потом пропала из виду. Она переступила за край утеса. Я опасливо двинулся следом, лег на землю, чтобы она меня не видела, и заглянул вниз.
Вдоль утеса шла зигзагом овечья тропа. И до того крутая и узкая, что у меня, и без того перевозбужденного, голова закружилась от одного ее вида. Но старуха, привычная к скалам западных островов, шагала по ней легко, словно по широкой аллее сада с террасами.
Глава XLIX. Последняя помощь Гормалы
Когда Гормала скрылась под скалой и пропала из виду, я стал ждать ее возвращения. В конце гавани, где узкий пляж упирается в скалу, есть крутая тропинка. И даже она до того труднодоступна, что непреодолима для обычных людей — такими ходят только рыбаки, местные горцы да охотники. Сам я не смел покидать свой пост — из конца гавани я бы почти не видел участок побережья, за которым должен наблюдать, за исключением узкого места между высокими утесами, где справа и слева от Данбайской скалы идут каналы. И тогда я тайком вернулся к своему укрытию за изгибом ограды, откуда видел самое начало пути, которым спустилась Гормала.
Медленно, медленно тянулось время; туман наползал все чаще, гуще, промозглее. После заката он совсем отяжелел, обещая непроницаемую ночную тьму. Впрочем, в Абердине сумерки длятся долго и в обычных обстоятельствах далеко видно еще много часов после заката.
Но вдруг после того, как налетел очередной клок тумана, меня испугал голос сзади:
— И что ж ты высматриваешь? Ночь? Это Тайна Моря призвала тебя сюда — или, быть может, другое сокровище!
Очевидно, Гормала поднялась по той тропинке в конце гавани. Какое-то время я не отвечал ни слова, а только думал. Сейчас как никогда требовалась моя смекалка, и с Гормалой удалось бы поладить, если заранее разузнать о ее целях; и я попытался разгадать ее желания и затруднения. Во-первых, сейчас она сама искала укрытие от чужих глаз, иначе бы не зашла за ограду; я нисколько не сомневался, что до спуска по крутой овечьей тропке она не подозревала о моем присутствии. Если она искала укрытие, то за чем она наблюдает? Она спускалась на пляж, а значит, узнала, есть на нем что-то любопытное или нет. Раз она выбрала тот угол ограды, откуда видно тропинку, по меньшей мере вероятно, что она ожидала, что ею кто-либо пройдет вверх или вниз. Если бы она ждала того, кто спустится, следила бы за подступами к тропинке, а не за ней самой. А следовательно, она хотела увидеть того, кто поднимется. Поскольку, увидев меня, не заметившего ее, она не поспешила прочь и не скрылась, а сама вступила в разговор, очевидно, в ближайшее время она никого не ждет.
В сухом остатке я вывел, что она высматривает того, кто мог бы прийти, и с этим знанием попытал свою удачу:
— Значит, твой приятель еще не поднялся? Почему не сделала того, что хотела, когда спускалась сама?
На миг она не сдержала изумления — оно сквозило и в ее выражении, и в ее голосе, когда она отвечала:
— Откель ты знаешь, что я делала в гавани?
Но, тут же заметив свою ошибку, мрачно продолжила:
— Очень уж ты умен в своих догадках, а я простая глупая старуха. Почему…