Тайна Моря - Стокер Брэм

Здесь послание обрывалось. Полка стояла пустой, а стопки, откуда она отбирала книги, еще были высоки. Ее схватили — либо она побоялась вмешательства и не хотела вызвать подозрений.

Схватили! У меня ком встал в горле!

Больше здесь мы ничего не узнали, только сказали хозяйке, что напишем, если решим арендовать дом. Вернувшись к бричке, мы подобрали двух следопытов — теперь от их работы толку не было — и помчались в Кром во весь опор. Пришла пора составить в штабе дальнейшие планы, ведь все карты и бумаги находились в Кроме — и там же могли поджидать новые телеграммы. В повозке я спросил старшего сыщика, что значит «зашанхаить», поскольку это слово явно происходило из преступного мира.

— А вы не знаете? — удивился он. — Я-то думал, все знают. Это слово не вполне из преступного мира, поскольку отчасти принадлежит сословию, которое зовет себя «торговцы». Так поступают китобои и прочие, когда не могут набрать людей — нынче люди, как правило, не любят пребывать в море подолгу. Тогда людей хитростью доставляют на борт вербовщики, подпоив или чаще одурманив. Затем, на подходе к порту, их снова опаивают, что большой трудности не составляет, и они не поднимают шума; а коль дело примет серьезный оборот, их снова одурманивают. Всеми правдами и неправдами их месяцами, а то и годами держат подальше от чужих глаз. Иногда, если не самые разборчивые в средствах люди хотят избавиться от нежеланного родственника — или, может, свидетеля, или кредитора, или неудобного супруга, — они просто договариваются с вербовщиком. Когда угодишь к таким молодчикам в лапы, уже никуда не денешься, кроме как в трюм, пока не выйдет срок, или не будут потрачены деньги, или ради чего там от него хотят избавиться.

Для меня это стало новым и страшным открытием. Теперь как передо мной, так и перед Марджори открывались новые опасности. Задумавшись об этом, я не мог не почувствовать благодарность к Монтгомери за его послание матросам на линкоре. Если похитителям удастся доставить Марджори на борт «Чайки», мы будем бессильны ей помочь, не зная ее местонахождения. Последнее слово из ее книжного послания могло быть подсказкой. Это какое-то место — и оно к востоку от Банффа. Я тут же разложил большую карту и приступил к поискам. И оно мигом нашлось. В речной бухте в семи-восьми милях к востоку от Банффа находился небольшой порт под названием Гардентаун. Я тут же послал телеграмму Адамсу в Абердин и вторую — Монтгомери в Питерхед на случай, если она его достигнет раньше, чем послание Адамса, которое он, сообщающий обо всех принятых им мерах, отправит обязательно. Прежде всего надо было найти «Чайку», а потом — «Вильгельмину». Захватив хотя бы одно судно, мы бы расстроили все планы злодеев. Я просил Адамса организовать, чтобы ему немедленно телеграфировали из «Ллойдс» [62] сведения о «Вильгельмине».

Он на своем конце провода не терял времени даром — ответ я получил в считаные минуты:

Вскоре пришла новая телеграмма:

И почти сразу же — третья:

Посовещавшись, мы согласились, что лучше будет дождаться Адамса в Кроме, раз у него явно имелись дополнительные сведения. Тем временем мы отрядили двоих из Секретной службы на север Бьюкена. Один поехал во Фрэзербург, другой — в Банфф. Оба должны были пройтись вдоль побережья и утесов до Гардентауна. По пути они бы лично осмотрели берег и опросили местных. Макрэй отправился послать телеграмму с указанием, чтобы его личную яхту, стоящую в Инвернессе, перегнали в Питерхед, где он поднимется на борт.

— Не помешает иметь ее наготове в устье Фёрт, — сказал он. — Это клипер, и если потребуется догнать «Чайку» или «Вильгельмину», то она не подведет.

Долго, долго тянулось ожидание перед появлением Адамса. Не верилось, что человек способен перенести такие мучения, какие переносил я, и выжить. Каждую минуту, каждую секунду меня тяготил смутный ужас. Omne ignotum pro mirifico [63]. Когда Страх и Фантазия берутся за руки, бедной человеческой душе не остается ничего, кроме горя и боли.

Когда наконец Адамс прибыл, ему было что рассказать, но суть мы и так уже слышали. Американский крейсер «Кистоун» получил вызов и шел из Гамбурга к точке в трех милях от Питерхеда; во всех портах и гаванях от Уика до Абердина выставили тайные дозоры. Американское посольство действовало тихо, как и подобает этой руке государства; но его глаза и уши — и карманы, не сомневался я, — были открыты. И хотя сейчас эта ладонь была разжата, если потребуется, она сожмется, и сожмется крепко.

Узнав о нашей цели, Адамс пришел в восторг. Он дружески положил ладонь мне на плечо:

— Я знаю, каково тебе приходится, старина; чтобы заметить это, достаточно иметь глаза. Но многие бы отдали все, что имеют, чтобы оказаться в твоей шкуре, несмотря на все страдания. Выше нос! Сейчас самая страшная угроза — ее гибель! А я сперва опасался чего похуже, но теперь мне ясно, что мисс Дрейк не теряет головы и готова ко всему. Да уж! Но что за благородная девица! Если что пойдет не так, она без боя не сдастся!

Затем он рассказал, что к Монтгомери в Питерхеде присоединятся еще два морских офицера с прекрасной выучкой.

— Эти парни ни перед чем не остановятся, это я могу сказать точно, — обещал Адамс. — Так и рвут удила; думаю, когда все кончится, в Вашингтоне еще узнают об их заслугах.

Я бы слушал его и слушал. Сэм Адамс знал, что говорить, чтобы помочь другу; оглядываясь назад, не знаю, мог ли он сделать что-то лучше, чем просто изложить факты как они есть. Затем он вернулся в Абердин за новостями или указаниями, но обещал позднее присоединиться к нам в Банффе.

В Кроме мы оставили двоих: один должен был ждать на месте, а второй мог свободно передвигаться, слать телеграммы и так далее. Затем я с остальными поехал в Файви и сел на поезд в Макдафф.

Прибыв, мы отослали одного спутника в гостиницу в Банффе на случай, если понадобится поддерживать связь, а остальные пересели в экипаж до Гардентауна. Между Банффом и Гардентауном тянется очаровательное побережье, но я бы предпочел, чтобы оно было не таким живописным и легче просматривалось.

На месте нас, соблюдая все меры предосторожности, встретил доверенный и с ходу начал:

— Кое-кто уже отчалил, но, думаю, остальная банда еще на берегу. Вот почему я так аккуратен — кто знает, может, они прямо сейчас за нами наблюдают. — Затем он сообщил все, что ему удалось разузнать: — «Чайка» стояла здесь до вчерашнего дня, а потом вышла по реке Фёрт в сторону Файфшира, потому что, по слухам, рыба пошла на юг. Людей на борту больше необходимого, а шкипер признался, что двое — друзья, которых они довезут до их собственного корабля в Бернтайленде. Судя по всему, — продолжил он, — люди там не самые светские. Большинство перепилось или пришло с бутылкой; потребовалось двое трезвых да шкипер, чтобы поставить их по струнке. Шкипер жуть как разозлился — он будто со стыда ушел из порта как можно скорее. Говорят, он страсть как на них ярился, хотя чему удивляться, если ему самому пришлось тягать сети на борт. Один человек на причале передал мне, что он возмущался: если так на людей действуют недели ожидания и безделья, в другой раз он им не даст прохлаждаться. Услышав, с каким трудом они таскали сети, я пораздумал и решил, что под ними что-то спрятано. Местные рассказывают, что тележку, груженную сетями по плечи высотой, с трудом подняли бы и вшестером, не то что, как они, втроем. Вот почему шкипер так рвал и метал. Говорят, он натуральный великан — голландец со злым и хитрым лицом; и все время, пока тащил задние ручки, он не прекращал костерить двоих впереди, хотя они от натуги и слова вымолвить не могли, и были красные, как помидоры. Если я прав, в этот раз мы их упустили. Они доставили девушку на рыбацкую лодку — и ушли к китобою. Теперь надо искать его!