Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
Наступил полдень. Яхмес посадил вместо себя одного из воинов и, скрывшись под небольшим навесом на корме, заснул на расстеленных там циновках из папируса.
Один из египтян подошел к пленнику и, опасливо покосившись в сторону навеса, тронул рукой влажное от пота и крови плечо Ахилла.
— Эй! — прошептал он.
Герой открыл глаза. Обведенные красной каемкой, они были мутны, их взгляд уже почти ничего не выражал.
— На, выпей!
Воспаленных губ пленника коснулось горло глиняной фляги. Ахилл едва не захлебнулся, делая глоток за глотком, глухо закашлялся, вновь дотянулся губами до фляги и допил то, что там оставалось.
— Спасибо, — сказал он и подумал, что слышит чей-то чужой, хриплый и слабый голос.
— Т-с-с! — испугался воин. — Или меня накажут…
— Я не забуду того, что ты сделал, — едва слышно прошептал герой. — Послушай… Быть может, меня станут искать. Мое имя Ахилл, я брат царя Трои Гектора. Если он жив, он меня не оставит и сумеет вознаградить того, кто мне помог. А теперь отойди от меня, не то заметят гребцы, да и этот урод может проснуться.
— Яхмес-то? — на тронутом морщинками, очень смуглом лице воина появилась грустная усмешка. — Он мне племянник, хотя и начальник надо мной. Его покойный отец был родней номарху. Мать, моя сестра, умерла рано, а вторая моя сестра, тетка его, дура старая, баловала Яхмеса, как девчонку, и испортила. Он не такой уж плохой, но обидчивый и вспыльчивый страшно. Возьмет иногда и ударит просто за неловкое слово. Мы все дрожим от одной мысли, что он может разгневаться.
Несмотря на невыносимую боль, Ахилл вдруг тихо рассмеялся.
— Я тоже такой! — сказал он удивленному египтянину. — Только бить человека со связанными руками я не стал бы… Потому он и дурак.
Вода принесла некоторое облегчение, и троянец впал в полузабытье. При этом он продолжал чувствовать боль, и какие-то смутные видения стали возникать перед ним, иногда пугая мыслью, что у него мутится рассудок. Он то и дело видел громадную черную волну, ту, что накрыла их корабль и раздавила его о камни, но вместо холода эта волна несла огненный жар и нестерпимо обжигала тело. Он падал куда-то в бездонную пропасть и, падая, видел, как сверху кто-то протягивает ему руку, но он не мог до этой руки дотянуться. Кажется, то была Пентесилея… Лицо Гектора возникало из клубов красного тумана, брат что-то говорил ему, но что? Сквозь гул в ушах он не различал слов. И вдруг, яснее всего, проступило лицо женщины, окруженное пышными волосами, темными с проседью. Покрытое рисунком морщинок, прекрасное, единственное на свете лицо. «Все будет хорошо, мой маленький! Ты же такой сильный! Самый сильный из моих сыновей! Ты должен вернуться домой… Я жду вас с Гектором!».
— Мама! — прошептал герой и понял, что готов заплакать. — Мама… Как мало я видел тебя!
Ахиллу стало стыдно за свою слабость. «Что ж ты так размазался? — зло подумал он. — Соберись с силами и думай, думай! Надо что-то придумать. Вот уже вечереет, сейчас станет темнеть. В темноте нужно попробовать как-то освободиться. Но как? Если бы нож! Да и от него уже не было бы проку: пальцы совершенно онемели, я не смогу ими шевелить. Окликнуть этого египтянина, что дал мне воды, сказать, что сильно врезались ремни, попросить их ослабить? Чепуха, кто ему позволит! А ведь если их и в самом деле не ослабить, то к утру я могу остаться без рук и без ног. Где там этот, в ожерелье? Вроде бы он не глупец — надо сказать ему, что везти к номарху одно туловище — лишние хлопоты. Любым путем заставить их развязать ремни! Но на это мало надежды — у них большой опыт обращения с пленными. Надо самому. И ведь мое копье здесь же — вон оно лежит вдоль борта. В темноте можно бы попробовать подползти к нему и перетереть ремни об острый край наконечника. Ну да, как же! Тут-то они не сглупят — если я сдвинусь с места, заметят непременно.»
Сумерки быстро сменились темнотой, но на небе проступило зарево восходящей луны, и по-видимому, решено было не приставать к берегу. Воины поочередно сменялись на веслах, усиленно гребя против течения. На лодке, что плыла первой, зажгли факелы, и Яхмес приказал зажечь один факел и на носу их лодки. Он подошел к пленнику, вгляделся при неверном свете в его темное от боли лицо и негромко спросил:
— Ну что? Попросишь у меня прощения?
— Нет.
У Ахилла просто не было сил сказать еще что-нибудь и, возможно, египтянин это понял.
— Однако, если ты подохнешь, у меня будут неприятности… Эй, кто-нибудь, дайте ему воды, или он не доживет до утра.
Из шестнадцати воинов, находившихся в лодке, восемь легли отдыхать, остальные, сидя четырьмя парами вдоль бортов, мерно гребли, неуклонно толкая суденышко вперед. Они шли близко от берега, там, где течение Нила было слабее.
Сквозь мерный плеск весел Ахиллу показалось, как что-то легко царапнуло борт. Потом послышался тихий шорох, и вдруг влажная маленькая рука коснулась его плеча.
— Ахилл!
Он вздрогнул, поначалу решив, что ему почудилось. И тут же, повернув голову, увидел распластавшуюся рядом крохотную фигурку.
— Авлона…
— Тихо, тихо. Постарайся повернуться на бок. Только чтобы не было слышно.
Он с трудом сдвинул с места отяжелевшее тело и едва не закричал: повернуться пришлось на ту сторону, где были сломаны ребра.
— Пентесилея? — прохрипел он. — Где она?
— Она жива, и все хорошо! — шептала девочка, осторожно нащупывая ремни. — У нее начались роды, и она не смогла сама поплыть за лодкой. Но она невредима…
Ахилл ощутил, как тонкое лезвие ножа скользнуло по его руке. Ремни были толстые и необыкновенно прочные, и даже острейшим боевым ножом амазонки нелегко было разрезать их, тем более, что над ними трудилась десятилетняя девочка.
Вот один ремень лопнул, потом второй, их давление стало ослабевать, но невыносимая боль только усиливалась — кровь, вновь поступая в онемевшие члены, возвращала им чувствительность.
— Потерпи! — прошептала Авлона, ощущая мучительные конвульсии, сотрясающие тело героя. — Я сейчас…
И в этот момент один из гребцов обернулся, собираясь что-то сказать сидящему позади него, и его взгляд, невольно скользнувший в сторону пленника, уловил какое-то непонятное движение. Загадочный великан с его исполинской силой внушал египтянам трепет, и все, что было с ним связано, обостряло их внимание.
— Эй, что там такое?! Там будто кто-то есть! — воскликнул воин.
И тотчас обернулись все.
— Ныряй! — шепнул Ахилл. — Быстрее, ну! Я сам справлюсь!
К счастью, Авлона была приучена мгновенно исполнять приказания, обдумывая их уже после исполнения. Впрочем, она и соображала достаточно быстро и сразу поняла, что ей ни в коем случае нельзя оказаться в руках египтян, не то она уже никак не поможет ни Ахиллу, ни своей царице. В мгновение ока девочка перекинулась через борт лодки и исчезла в воде. Однако она не отплыла в сторону, а использовала давний прием амазонок: неглубоко, но прочно вонзила свой нож в борт ниже уровня воды и ухватилась за него, выставив на поверхность лишь кончик носа для дыхания. В таком положении она, кроме того, отлично слышала все, что происходило в лодке.
