Тайна Моря - Стокер Брэм

Он не склонялся, не чувствовалось в его голосе, интонации или манере настойчивости мольбы. Не было ощущения торга. Только предложение, основанное на его собственном желании; данное с таким размахом, что обидеться было невозможно. Он с такой точностью распознал мое положение, что от низменного элемента сделки не осталось и следа: то был договор между джентльменами. По крайней мере, так я воспринял его точку зрения. Моя же оставалась прежней: как я или любой другой мог воспользоваться таким предложением?

После секундного раздумья я ответил:

— Сэр, для меня честь то, что вы относите нас к людям чести. Как бы вы поступили на моем месте?

Его взгляд просветлел, дыхание участилось, и он ответил:

— На вашем месте я бы сказал: «Сеньор, ваш долг — долг чести, мой — долг выгоды. Сравнений тут быть не может. Исполните свой долг перед предками! Оправдайте доверие, оказанное вашей фамилии! Найдите свое сокровище — и будьте свободны!»

В его голосе и манерах чувствовалась бесконечная гордость; думаю, он и в самом деле в это верил. Я же продолжил расспросы:

— А как же ваше наследие в награду?

Он пожал плечами:

— Это не имеет значения.

— Ах, вы имеете в виду, для вас — отдать?

Он кивнул.

— Но для меня — принять? Что бы вы сделали на моем месте?

Он явно встал перед тяжелым выбором. Я видел на его лице работу разума. Если бы он сказал, что согласился бы, явно упал бы в собственных глазах; а для такой гордыни, как у него, самоуважение значит больше уважения других. Если бы он отказался, поставил бы под угрозу свои шансы на желаемое. Жестокое искушение — и я всем сердцем проникся уважением, когда испанец горделиво дал ответ:

— Сеньор, я могу умереть, но не могу пасть! Но что вам мои мысли? Не мне давать этот ответ! Я предложил вам все, что имею. Вдобавок обязуюсь положить на службу вам свою жизнь, коли великое поручение будет исполнено. За то ручаюсь своей честью, вам незачем бояться, что я нарушу слово! Вот, сеньор, вам мой ответ! Чтобы оправдать доверие пращуров, я отдаю все, что имею, кроме своей чести! Ответ — за вами!

Глава XLI. Найденный клад

Никаких сомнений — преданность испанца своему делу ставила меня в весьма затруднительное положение. Я не мог скрывать от себя, что он предъявил весьма сильный довод как один джентльмен — другому. Уязвимость этого аргумента проявилась лишь по недолгому размышлению. Будь это вопрос личного или конфиденциального характера, принадлежи сокровище его предкам, я бы не нашел в себе сил отказать со спокойной душой. Однако я вспомнил, что вопрос этот общественный. Те сокровища были собраны врагами Англии ради уничтожения ее свободы, а значит, и свободы всего рода человеческого. По приказу заклятых врагов сокровище отправили на военном корабле — одном из многих, спущенных на воду для вторжения в Англию и ее покорения. Во времена национального бедствия, когда пушки грохотали вдоль нашего побережья от Темзы до Тайна, сокровища припрятали для будущего употребления по назначению. Пусть минули века, то назначение никуда не делось; и те самые люди, что охраняли сокровища, являлись, пусть и назывались британцами, тайными врагами страны, преданными делу ее гибели. Кроме того, существовала и другая причина не выдавать клад, для меня — сильнее моего естественного долга, поскольку она перешла ко мне от Марджори. Испания находилась в мире с моей страной, но воевала — с ее; сокровища, собранные во вред Англии, могли быть использованы — нет, были бы использованы несомненно — во вред Америке. Испания обнищала до крайней степени. Ее казна была пуста, солдаты роптали из-за невыплат. Ввиду бедности в самой стране местами царила анархия; за рубежом была такая нехватка всего — кораблей, людей, припасов, пушек, амуниции [52], — что нужда преодолела море и осаждала чиновников Квиринала с душераздирающим постоянством. Америка, на первых порах не готовая к войне, крепла день ото дня. Утихла паника, охватившая прибрежные города от Мэна до Калифорнии, когда они остались на милость испанского флота и никто не знал, куда тот нанесет удар. Сейчас как никогда средства важны для обедневшей Испании. Великое сокровище, накопленное для покорения англосаксов и спасенное из трехвекового погребения, в последний момент исполнит свое предназначение, пусть и против новой ветви древнего врага Испании, что только пускала корни, когда Великая армада выходила во всей славе на войну. Мне не нужен был совет ангела, чтобы знать ответ Марджори, если бы это предложение сделали ей. Я так и видел перед мысленным взором, как ее высокая фигура взовьется во всей гордости и красе, как вспыхнет в ее очах то патриотическое пламя, что я так хорошо знал, как подожмутся губы, как расширятся ноздри, как наморщится снежно-белый лоб, когда возденутся в презрении брови…

— Сэр, — сказал я как можно достойнее, — это решать не мне и не вам. Не нам обоим! Это дело двух стран — или даже трех: папства, испанцев, британцев. Нет, это касается и четвертой, ведь дама, разделившая со мной секрет, представляет ту страну, с которой воюет ваш народ!

Такого испанец явно не ожидал — в его глазах снова затлел красный свет преисподней. Его гнев нашел выход в издевке:

— Ах! Так, значит, вы не предполагаете распоряжаться сокровищем, когда оно будет найдено, в личных интересах, а передадите его своему правительству!

Лучшим ответом на его презрение было спокойствие, и я тихо сказал:

— И снова мы в затруднении. Понимаете ли, сударь, наше положение никто толком не объяснит. «Закон найденного клада», как мы зовем его в этой стране, пребывает в самом что ни на есть сумбурном состоянии. Я изучал его с тех пор, как мы взялись за поиски, и удивлен, что за все годы с начала нашего законотворчества его не довели до точности. Закон как он есть основывается на королевской прерогативе, но на чем основывается эта самая прерогатива — того как будто никто не знает. И вдобавок из-за множества конституционных изменений и обычаев разных династий есть — или наверняка могут быть — преграды и для права Короны, и уже тем более для его воплощения!

Он выглядел потрясенным. Ему явно и в голову не приходило считать это чем-то иным, нежели возвращением имущества, доверенного предками. Я воспользовался его замешательством, чтобы выиграть время для собственных размышлений и определения курса действий, который бы отвечал как моим пожеланиям, так и пожеланиям Марджори, и взялся излагать свое представление о «законе найденного клада». Порой я цитировал по заметкам из своего блокнота:

— Шотландский закон почти не отличается от английского, а раз мы в Шотландии, то, разумеется, подчиняемся ее законам. В глазах нашедшего главное различие в том, что в Шотландии укрывательство найденного клада не считается преступлением, как в Англии. Посему, как я погляжу, мне бояться нечего: ведь, хоть по общему закону о полиции нашедший обязан сообщить о своей находке старшему констеблю, закон касается лишь найденного на дорогах или в общественных местах. Что до клада, то он в каком-то смысле может вовсе и не считаться кладом… По Блэкстону [53], найденный клад — это деньги или монеты, золото, серебро, посуда или слитки, найденные в земле или в другом укромном месте, чей владелец неизвестен. При находке же на земле или в море клад принадлежит не короне, а нашедшему, если владелец не объявится. Имущество переходит короне из-за укрывательства, а не оставления… Монеты или слитки, найденные на дне озера или реки, не считаются кладом. Поскольку они спрятаны не в земле… Право короны… ограничивается золотом или серебром, слитками или монетами. Больше оно ни на что не простирается…

На этом испанец прервал меня:

— Но, сэр, из всего, что вы говорите, выходит, что даже ваш закон признает право владельца.

— А, но тут возникает новое затруднение — или, вернее, целая череда затруднений, начиная с того, что такое «владелец» в глазах закона. Возьмем хоть ваш случай. Вы заявляете, что это сокровище — если его возможно найти — передано вам его первым хозяином. Первый хозяин, как я понимаю, — это папа, отправивший его с Армадой для обращения или покорения Англии. Цель рассмотрим потом, а тем временем сойдемся на том, что первый владелец — папа Сикст V. Итак, папство — это должность, и при смерти одного папы все права, полномочия и привилегии, какие бы то ни было, отходят преемнику. Таким образом, сегодняшний папа — ровно в том же положении, что и папа Сикст V, когда тот отправлял вышеупомянутое сокровище через короля Филиппа, под опекой Бернардино де Эскобана.