Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав
— Каждая из нас принесет при этом жертву Покровительнице Города! Да примет она милостиво наш дар! — прошептала Кериза, а жрица, не без усилия воли подавив выработанную годами привычку, вместо того чтобы заверить, что милость богини после жертв будет еще действеннее, ответила почти гневно:
— Нет! Больше ничего не нужно! Вы и так приносите великий дар!
А потом спросила уже другим тоном, словно невзначай:
— Кериза, ты ведь причесываешь знатных дам? Тебя случайно не звали к неким римлянкам, что гостят в доме Бомилькара?
Кериза не поняла вопроса. Но Кадмос, который ждал любимую у храма и которому она в точности пересказала весь разговор, понял и рассмеялся.
— О, вот это поистине мудрая жрица! Я всегда слышал, что она знает обо всем, что творится в городе! И умеет этим пользоваться! Какое счастье, что она поддерживает нашу борьбу!
В ту же ночь, пока Лабиту организовывала стрижку волос, уверенная, что сумеет превратить это в торжество, которое поднимет значение ее храма и привлечет к нему большинство верующих, — жрец Сихакар тоже не спал. Но он был не в радостном настроении.
Он ворвался в спальню Бомилькара, изрыгая самые гнусные проклятия на перепуганного раба, который робко преграждал ему путь. В спальне, освещенной лишь одной скромной лампадой, пламя которой было прикрыто цветным александрийским стеклом, нежданного гостя встретил женский визг и гневный рык Бомилькара:
— Кто смеет? Прочь отсюда!
Жрец Молоха не обратил на это внимания, задернул за собой полог и, задыхаясь, рухнул на ближайший стул. Гневным жестом он указал на прекрасное, нагое тело женщины, тщетно пытавшейся укрыться под сбитыми простынями.
— Немедленно выгони эту девку!
— Это не девка! Это знатная дама! Понимаешь? Из любви ко мне…
— По голой заднице не разберешь! Впрочем, мне все равно! Только выпроводи ее поскорее! Ну, хорошо, хорошо, я не смотрю!
Он гневно отвернулся к стене, но тут же резко повернулся обратно, ибо Бомилькар обратился к любовнице — по-латыни:
— Да простит меня домина! Но это дела государственные! Не терпящие отлагательства! А этого жреца можешь не стыдиться! Он не мужчина! Наши жрецы… ну, они скопцы!
— Кто это? — гневно набросился на приятеля Сихакар. — Одна из этих римлянок? Вот как? Много ты болтаешь, а сам сделал их своими любовницами? Ну, конец нашей дружбе! Когда римляне займут Карт Хадашт и они тебя обвинят, спасайся сам! Как ты посмел сказать ей, что я скопец? Ты, подлый лжец! Пришли ко мне домой свою дочь, а то и двух, они тебе потом расскажут! О, погоди! Я принесу жертву Молоху и буду молить его отнять у тебя мужскую силу, чтобы ты больше никогда…
— К чему столько крика? — Бомилькар прикрыл свою наготу плащом и гневно прервал его. — Ты же знаешь, что делами любви ведает Астарта, а не Молох! А к ней ты с дарами, я полагаю, не пойдешь? Хе-хе! А что до этих римлянок, то это мое дело! Я рискнул деньгами, чтобы выкупить их у пиратов, так что теперь я их и содержу! И не боюсь их жалоб! Хе-хе, не боюсь! Как раз наоборот!
— Вот как? Ну, правда, это твое дело! Но раз так, то и выпутывайся сам. Я кое-что знаю, но говорить тебе не обязан! Такой хитрец, как ты, и так все знает лучше всех!
— Что я хитер, это точно! Ты что-то знаешь? Ай, тоже мне новость! Что Лабиту объявит священную ночь!
— Нет! Не это!
— Что сумасшедшие бабы хотят стричь волосы, чтобы плести из них канаты?
Сихакар невольно подумал: «Уже знает! А он хитер, этот сын пса и гиены!» — но не подал виду и нарочито зевнул.
— Я думаю о вещах важных, а не о глупостях!
— О вещах важных? Неужели ты думаешь, что есть важные вещи, о которых я бы не знал! Что показался римский флот?
— Об этом знает уже даже наш рошеш шалишим!
— Что римляне отослали три манипула из главного лагеря, потому что не были уверены в их верности?
— Не это!
— Что Гимилькар ищет соглашения с Гасдрубалом и предлагает организовать постоянные поставки продовольствия из Нумидии?
— Он лишь выдал, что у него там обширные связи. Нет, не это!
— Что Элиссар, жена Гасдрубала, часто молится в храме Эшмуна, и молитвы эти выглядят так, будто она напугана и полна сомнений?
Это была новая и поистине интересная весть, и Сихакар мысленно решил: «Проверить это!» — но изобразил равнодушие.
— Нет, не это!
— Тогда что? Что прекрасная Абигайль, сбросив панцирь, теперь слишком часто сбрасывает и столу?
— Ничего нового! Я могу перечислить тебе ее избранников!
— До утра будешь перечислять! Ну, больше я ничего не знаю! Говори, с чем пришел?
Сихакар прикрыл глаза, погладил бороду и несколько раз цокнул языком.
— Неприятный случай произошел сегодня в нашем храме. Разбился светильник. Знаешь, тот алебастровый, что стоил двенадцать шекелей.
Бомилькар тут же прервал его:
— Лжешь! Он стоил восемь и не разбился.
— Но мог разбиться! Ну, скажем так, храму нужен второй такой же!
— Так купи! Лабиту все распродает!
— Богам угодны лишь дары. Так что за мою новость…
— Сперва говори, в чем дело!
— Сперва выложи двенадцать шекелей на новый светильник!
— Он стоит восемь!
— Десять! Ну? Предупреждаю, потеряешь больше, если не послушаешь!
Он с безразличным видом встал, вышел в атриум и взглянул на звезды. Зевнул, силясь принять вид спокойный и скучающий.
— Близко полночь. Поздно! Надо очень спешить, чтобы до рассвета…
Было что-то в голосе жреца, что заставило Бомилькара поверить, что весть, принесенная в такой час, да еще лично, может быть и вправду важной. Сихакар не стал бы рисковать их постоянными, запутанными делами ради единовременной наживы в десять золотых. Что-то вынюхал этот шакал! Известно, что у него целая армия шпионов, которые из благочестия и страха перед гневом Того, чье имя лучше не произносить, доносят ему все вести. Хорошо такому!
Бомилькар молча потянулся к тайнику, вытащил кошель и отсчитал десять шекелей. Сихакар, однако, все еще держал руку протянутой.
— Теперь он стоит уже двенадцать! — резко бросил он.
— Ты вор!
— Через мгновение будет четырнадцать! Советую, поторопись!
— На! Держи свои двенадцать! Чтоб эти два принесли тебе проказу!
— Сначала ты их держал в руках! Ну, слушай внимательно: завтра, вероятно, к тебе явятся рабдухи с приказом властей выдать этих десять римлянок!
— Так они знают? Откуда?
— Надо быть глупцом, чтобы надеяться, что в этом городе что-то можно утаить! Зачем ты держал их так долго?
— Это мое дело! Как это? Значит, их нужно спрятать…
— Не спрячешь! Их нужно вывезти!
— Как? Ты с ума сошел? Порт охраняется!
— Ты серьезно? О, Молох, благодари, что тебе не принесли в жертву этого дурня, когда он был ребенком! Твое изваяние отравилось бы или треснуло! Скажу тебе лишь одно — если не можешь сам вывезти этих римлянок ночью, обратись к Сихарбу. Он тебе это устроит. Но это будет стоить! Хотя ты лжешь! Я точно знаю, что ты можешь выплывать когда и как хочешь!
— Вот как? Ага, вы уже сговорились! Я понимаю!
— Не понимаешь! Я тебя лишь предупредил. А остальное — твое дело! Ну, мы провернули вместе не одно дельце! Так что кое-что посоветую, и даром, так, пришла в голову мысль: эти римлянки должны исчезнуть, это понятно. Но страже рабдухов нужно что-то дать, когда они придут. Так что выбери из своего товара десять невольниц, одень их, причеши, переведи в те покои, и когда они придут, покажешь их рабдухам и выдашь! Пока они разберутся, пройдет немало времени, а для тебя это выгода!
Бомилькар рассмеялся.
— Так советуешь? Что ж, на сей раз послушаю! Хе-хе, кто знает, может, и храм Молоха получит новый светильник из алебастра…
— Из керания!
— Сихакар, ты ненасытен, как нильский крокодил! Ты сам говорил о светильнике из алебастра! Но это потом! Сейчас нужно спешить! Ты хоть знаешь, что было бы, если бы оказалось, что ты солгал? Уж я бы тебе этого не забыл!
— Клянусь Тем, чье имя лучше не произносить, что на этот раз…