Тайна Моря - Стокер Брэм

Марджори, светившая на ходу во все стороны, вдруг окликнула меня:

— Гляди! Гляди! Справа фигура Сан-Кристобаля со златым Христом на плече!

Я повернул фонарь к изгибу пещеры справа, к которому мы теперь приблизились. Света двух фонарей хватило, чтобы все разглядеть в подробностях.

Из воды, под каменным карнизом поднималась фигура, отлитая Бенвенуто и оставленная здесь доном Бернардино три века назад. Подавшись к ней, я споткнулся; пытаясь удержать равновесие, выпустил фонарь, и тот с шипением упал в темную воду. В проблеске я заметил под Сан-Кристобалем белые кости скелета.

Я инстинктивно крикнул Марджори:

— Стой на месте и береги фонарь: я уронил свой!

— Хорошо, — раздался спокойный ответ. Ее самообладанию можно было позавидовать.

Марджори направила свет фонаря вниз, чтобы мы видели дно, и тогда я обнаружил, что запнулся о железный ящик, подле которого на глубине двух футов лежал теперь мой фонарь. Первым делом я поднял его, стряхнул воду и положил на каменный карниз.

— Погоди, — сказал я. — Сбегаю назад, за факелом!

Жестяной ящик я оставил на вершине груды обломков, когда мы пролезали в отверстие. Я уже повернул назад, когда Марджори окликнула меня, и ее голос, разнесшийся по пещере, был «монотонным и гулким, как у призрака» [46]:

— Возьми с собой мой фонарь, дорогой. Как ты найдешь ящик или даже дорогу к нему в темноте?

— Но не могу же я бросить тебя здесь одну в той же самой темноте.

— О, со мной ничего не случится, — бодро ответила она. — Меня это ничуть не смущает! А кроме того, остаться наедине с Олгарефом и сокровищами — такой опыт мне в новинку. Ты же скоро вернешься, дорогой?

Я почувствовал, что последний вопрос почти перечеркнул ее отважные слова, но знал, что не могу оскорбить ее гордость, и потому взял протянутый фонарь и поспешил обратно. Через несколько минут я нашел ящик и принес его с собой, но видел, что даже эти минуты стали испытанием для Марджори, которая смертельно побелела.

Когда я приблизился, она прижалась ко мне и спустя секунду-другую сказала, отстранившись и глядя на меня стыдливо, словно в свое оправдание — или, вернее, в объяснение своего волнения:

— Стоило тебе скрыться и оставить меня одну во тьме с сокровищем, ко мне разом вернулось странное пророчество Гормалы. В самой темноте проявились светлые пятна, и я так и видела, как повсюду парят саваны. Но теперь, когда ты здесь, все хорошо. Зажги факел, и мы оглядим сокровища папы.

Я зажег факел из ящика; она положила его так, чтобы горящий конец выступал над каменным карнизом, отбрасывая вокруг яркое, хоть и судорожное сияние. Мы обнаружили, что глубина самое большее — три фута, а в свете факела и благодаря кристальной прозрачности воды и столько было не дать. Мы наклонились к ящику — одному из нескольких, лежавших перед какой-то большой и темной от ржавчины и времени кучей, занимавшей целый угол пещеры.

Щеколду проела ржавчина, чего и следовало ожидать после трех веков в воде, — она лишь сохранила свою форму. И то, несомненно, из-за неподвижности воды, поскольку замок развалился от первого же моего пинка. Когда я потянул, он раскрошился прямо в пальцах. Проржавело насквозь и железо самого сундука, и, когда я попытался поднять крышку, сросшуюся с боками, она сломалась под нажатием. Я разворотил весь сундук с легкостью. А его содержимое не проржавело, но почернело от воздействия моря. Все это были деньги, но серебряные или золотые, того мы не поняли и не задержались, чтобы разглядеть. Точно так же мы открывали сундук за сундуком и в каждом, кроме одного, находили монеты. Это заняло немало времени, но от азарта мы не замечали, как оно летит. Куча в углу состояла из больших слитков, — чтобы поднять любой, требовались заметные усилия. А тот сундук, что не был полон монетами, хранил шкатулки и ящички, не тронутые ржавчиной, а значит, решили мы, сделанные из какого-либо драгоценного металла — серебра или золота. Все шкатулки были заперты; я поднял одну и отложил на каменный карниз, чтобы поискать ключ. Но найти что-либо по пояс в воде было не так-то просто, и тогда я достал нож и попытался поддеть крышку лезвием. Должно быть, сам замок был железным и проржавел: под нажимом он мгновенно поддался, обнажив поблескивающую горку самоцветов, отбрасывавших всюду красные блики, хоть камни и были затуманены налетом соли.

— Рубины! — вскрикнула стоявшая рядом Марджори, хлопая в ладоши. — О! Какая красота, дорогой! — прибавила она с поцелуем, поскольку ее радость требовала какого-то выхода.

— Дальше! — сказал я, склонившись к железному сундуку за новой шкатулкой.

Тут я отшатнулся с содроганием; Марджори тревожно всмотрелась в мое лицо и, угадав причину, вскрикнула с неподдельным испугом:

— Прилив! Начинается прилив — и запирает нас здесь!

Глава XXXVI. Прилив

Думаю, так заведено самой природой, что в моменты настоящей опасности люди забывают о личных страхах. Могу честно сказать, что у меня и мысли не было об угрозе мне, но я был вне себя от страха за Марджори. Впрочем, душевное волнение я направил в практическое русло, и в голове замелькали идея за идеей, как лучше послужить жене. Прежде всего мне предстало наше положение со всеми его плачевными последствиями, затем — череда возможных мер. Но сперва следовало понять, как обстоят дела. Я не знал этой пещеры и часа, когда прилив отрежет нас окончательно. Если бы оставался просвет, чтобы хотя бы поднять голову над водой, то плыть пришлось бы недалеко. Это я мог оценить быстро.

Взяв фонарь Марджори с карниза, я побежал по пещере, бросив на ходу:

— Обожди минутку, дорогая, хочу посмотреть, насколько высок прилив.

Из-за изгибов туннеля уровень воды трудно было сразу определить на глаз; оценить обстановку получилось, только когда я повернул на прямой участок до моря. С тех пор как я вышел из зала с сокровищами, вода поднималась все выше и выше, но опасений это не вызывало: я знал, что, пока остается просвет до потолка, смогу плыть сам и взять Марджори с собой. Но на прямом участке с моими надеждами было покончено. Здесь к уровню моря опускался не только пол, но и потолок. Я знал, что в одном месте даже при низкой воде мы прошли с трудом, но не был готов к увиденному. Вода поднялась уже так высоко, что этот отрезок — при взгляде с того места, где я стоял по пояс в воде, — совершенно скрылся из виду: каменный потолок попросту уходил в неподвижную, ровную гладь. На миг я задумался, не стоит ли здесь поднырнуть. Меня бы направляла веревка, а ближе к устью, я знал, пещерные своды снова поднимаются. Но нельзя было забывать о Марджори. Она не такой хороший пловец, как я. В худшем случае, конечно, можно было протащить ее по затопленному промежутку на той же веревке. Но оборвись она или случись что… Сама мысль была ужасна! Я поспешил обратно к Марджори, чтобы посмотреть, стоит ли совершать попытку, пусть даже опасную, чтобы не утонуть в затапливаемой на глазах пещере или не задохнуться, если оставшееся под потолком пространство будет слишком мало.

Я нашел Марджори на карнизе, куда она забралась при помощи носовой фигуры святого Кристобаля. Она высоко подняла факел и внимательно осматривала стены и свод. Услышав плеск, она обернулась — я увидел, что, хоть и побледнев, она сохраняла спокойствие и самообладание.

Она тихо произнесла:

— Я поискала высшую отметку воды, но не вижу ни следа. Полагаю, в этой темной пещере, где не существует ни водорослей, ни зоофитов, ее и нет. Если только, конечно, вода не заполняет всю пещеру полностью — в таком случае надо готовиться к худшему.

С этими словами она поднимала факел все выше, пока его свет не озарил, сколько возможно, куда-то уходивший склон стены. Я забрался к ней, взял факел и, пользуясь своим ростом, протянул его подальше, уперевшись рукой в камень. У меня еще оставалась тайная надежда найти какую-нибудь расщелину, которая если не пропустит наши тела, то хотя бы воздух. Эта надежда была пресечена на корню: стена упиралась в глухую скалу, и не было там ни проема, ни даже щелочки.