Поль Феваль - Странствия Лагардера
– У отважной, но неосторожной юной девицы, отправившейся подышать воздухом на смотровую площадку башни или погулять по горной тропе, может, избави Бог, закружиться голова или подвернуться нога… Вы же знаете – утес имеет в высоту не менее сотни футов, ступени башни наверняка стерты и полуразрушены…
Принц, обхватив голову руками, надолго задумался: похоже, лакей угадал намерения господина!
Выждав какое-то время, Пейроль снова склонился к уху Гонзага.
– Несчастье никогда не приходит одно, – прошептал он. – Флор может пригласить с собой подругу…
На этот раз, кажется, он зашел слишком далеко: принц вздрогнул и, поднявшись из-за стола, произнес:
– Нет, у меня иные намерения. Я решил оставить Аврору в живых: она станет нашей приманкой, своеобразным щитом, выкупом, который мы сможем отдать, дабы вернуть себе утраченное… Если она умрет, то между нами и французским двором навеки вырастет непреодолимая преграда.
– Однако она наверняка будет помехой в Мадриде. Ваши планы грандиозны, а она как гиря повиснет на вас и помешает идти вперед. Регент может потребовать у Филиппа V[43] ее выдачи, а принцесса Гонзага самолично прибудет за дочерью… Вам придется давать объяснения, и доверие к вам будет подорвано.
– Подумать только, что время делает с людьми! – воскликнул Гонзага, скрестив на груди руки. – Куда же девалась твоя былая сообразительность, мой бедный Пейроль? Страх остаться один на один с тенью Лагардера превратил тебя в алчущего крови хищника… а может, ты попросту боишься доньи Крус?
Не пройдет и недели, как между Францией и Испанией начнется война, и будь спокоен, я не останусь в стороне…
Если, вопреки вам и твоим заверениям, Лагардеру все-таки удалось избежать смерти в ущелье Панкорбо, то я добьюсь ареста этого наглеца и отправлю его гнить в старую башню, что стоит на Утесе Рыцарей в Наварре. Не исключено, впрочем, что его вздернут на виселицу, которая возвышается на площади возле обители Милосердных братьев…
– Я уверен, монсеньор, что нам больше нечего бояться Лагардера. Сейчас опасность исходит от принцессы Гонзага: она непременно будет разыскивать свою дочь, и регент поможет ей в этих поисках.
– Если она появится в Испании, я немедленно прикажу проводить ее до французской границы… Я не желаю видеть эту женщину, которая формально по-прежнему является моей супругой…
– …И, следовательно, обязана подчиниться вам. Действительно, об этом я не подумал.
– Но что бы ни случилось в дальнейшем, – продолжал Гонзага, – пока вам следует в точности придерживаться моих инструкций: поселите мадемуазель де Невер в башне и не пускайте к ней никого, за исключением врача… Двоих слуг вам будет вполне достаточно… Отыщите их среди местных крестьян. И горе тому, кто покусится на жизнь дочери моего покойного друга или же на жизнь доньи Крус! В нашей игре и так хватает трупов, а покойники, как мы с вами знаем, имеют обыкновение вставать из могилы, дабы свидетельствовать против живых!
– Повинуюсь, – кивнул Пейроль. – Девицы не умрут до тех пор, пока в том не будет нужды.
II. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Маленький маркиз де Шаверни сильно изменился.
Любитель оргий в садовом домике принца Гонзага стал непременным участником кутежей регента[44], никогда не забывавшего пригласить его на свои едва ли не еженощные бдения.
Однако маркиз откровенно скучал на этих сборищах, и никто больше не слышал его смеха, некогда столь звонкого и веселого.
Филипп Орлеанский успел давно забыть о Гонзага и его компании: у него хватало других забот!
Отношения между Мадридом и Парижем окончательно испортились. Двор герцога и герцогини Мэнских в Со напоминал тлеющий вулкан. Все, кто был недоволен регентом, находили там самый горячий прием. Пока в тени боскетов[45] Лагранж-Шастель декламировал свои «Филиппики», на улице Нев-де-Пти-Шан плелся заговор Селамара[46].
Двором в Со занимался аббат Дюбуа[47], усердно зарабатывавший митру[48].
Регент же ограничивался частыми встречами с девицей Фийон. Последняя с одинаковым рвением участвовала в ночных забавах Филиппа Орлеанского и занималась шпионажем. У Фийон был ключ, который позволял ей в любое время проникать в кабинет принца в Пале-Рояле, обходясь без посредничества лакеев. Ибанье, главный дворцовый привратник, и Бреон, камердинер регента, получили приказ не замечать ее визитов. Из этого следовало, что, в каком бы расположении духа ни находился принц, он всегда готов был выслушать свою шпионку.
Она-то и раскрыла заговор, организованный Селамаром.
Одна из ее пансионерок отправилась на свидание с секретарем испанского посланника, герцога Селамара. Молодой человек заставил себя ждать, потому что спешно готовил важные депеши, которые должен был доставить в Мадрид некий аббат.
Секретарь имел глупость объяснить причину своего опоздания, и Фийон посчастливилось услышать его рассказ. Спустя полчаса о мадридском вояже узнал аббат Дюбуа, который и поспешил послать вдогонку за курьером своих эмиссаров. Аббата задержали в Пуатье; найденные при нем бумаги компрометировали многих высокопоставленных особ. Среди документов был также обнаружен список имен шестидесяти заговорщиков.
План был грандиозным и предусматривал похищение юного короля и регента и провозглашение Филиппа V королем Франции. Но так как Филипп V не собирался покидать Мадрид, в Париже от его имени должен был править Альберони. Именно этот министр главным образом и выигрывал от соединения двух корон. Все было готово для осуществления коварных замыслов. Оставалось лишь поднести огонь к бочке с порохом.
За несколько дней до того, как был раскрыт заговор, Шаверни в который уже раз участвовал в кутеже регента. Ему изрядно наскучили шум и пьяные собутыльники, и он, умудрившись, кстати, остаться трезвым, незаметно покинул апартаменты Филиппа Орлеанского и вышел в город.
На небе сияла яркая луна, освещавшая улицы куда лучше, чем дымные фонари, бывшие, по милости господина д’Аржансона, в полном небрежении.
Юный дворянин беспечно брел по берегу Сены, совершенно не думая о тех подозрительных личностях, что с наступлением ночи наводняли Париж. Увы, господин д'Аржансон боролся с ними так же успешно, как заботился об освещении городских улиц.
Ох уж эта хваленая полиция былых времен! Впрочем, с тех пор мало что изменилось…
Маркиз шел и размышлял о том, что со дня отъезда Лагардера он не имел вестей ни о нем, ни о мадемуазель де Невер, ни о донье Крус. Единственное, что ему удалось узнать, так это то, что шевалье побывал в Шартре.
