Бернард Корнуэлл - 1356
— Я никогда этих названий не помню. Южнее Реймса, да?
Филипп хохотнул:
— Англичане на одном берегу, а их бабы — на другом. Я четверых раздел донага и к хвосту коня привязал! Иисусе, хорошее времечко было!
— Он сдавал их желающим, — подмигнул Роланду Жак, — За деньги.
— Кроме графа, конечно. Ему, само собой, бесплатно.
— Графьям везде льготы, — криво ухмыльнулся Жак.
— И в драках тоже, — фыркнул Филипп.
— Что поделаешь, толстоват он для драк, — вступился Жак за хозяина, — Но когда дерётся, так уж дерётся, как сатана! У меня на глазах он однажды одним взмахом моргенштерна смял олуху башку вместе с шлемом, как сырое яйцо. Мозги аж брызнули!
— Ага, пленному. Помню. Схватка тогда уже закончилась, — Филипп скривился и повернулся к Роланду, — Вы к нам присоединитесь?
— В чём?
— В истреблении англичан.
— Когда я завершу своё… — он хотел сказать «деяние», но побоялся насмешек, — …задание.
И теперь, сидя на жёстких каменных ступенях, Роланд предавался невесёлым думам. Перед глазами стояла пылающая осадная башня у Бретейля, в ушах звучали вопли заживо сгорающих людей. Хотя Роланд и утешался тем, что он-то сохранил присутствие духа и даже спас из огня раненого, но всё равно это было поражение.
Поутру объединённый отряд продолжил путь на север. Латников стало больше, Роланд расслабился, а Женевьева притихла. Она украдкой поглядывала на восток, надеясь узреть там конных лучников, но тщетно. Солнце пекло немилосердно, лошади изнемогали, бойцы парились в кольчугах. Отряд вёл Филипп, хорошо знавший местные просёлки. Проехали вымершую в чуму деревню с заросшими бурьяном огородами и пустыми хижинами. Попадавшиеся иногда на полях крестьяне, завидя издалека вооружённых всадников, бросали работу и прятались.
— Далеко ещё? — поинтересовался Роланд во время водопоя на броде.
Филипп неопределённо дёрнул плечом:
— Часа два езды.
Роланд отвлёкся, чтобы приказать оруженосцу напоить его лошадь:
— Только не давай ему пить много… — повернулся опять к Филиппу, — В Бурж когда отправитесь?
— Через денёк-другой.
— И пойдёте на англичан?
— Если король позовёт, пойдём. Не позовёт, будем резать их фуражиров и отставших, — Филипп задрал кольчугу и принялся шумно мочиться на дерево, — При некотором везении захватим знатных пленников: глядишь, разбогатеем.
И тогда свистнула первая стрела.
Томас и его эллекины на еле волочащих копыта от усталости лошадях въехали в крохотный городишко. Как он назывался, Томас не знал и не желал знать. Имейся объездная дорога, Хуктон и не заглянул бы сюда. Увы, обогнуть город не представлялось возможным, а потому Томас решился углубиться в переплетение узких улочек, предварительно озаботившись связать запястья молодому Питу и заткнуть ему рот кляпом из тряпок.
— Жратвы бы прикупить, — произнёс Карл.
— Только быстро, — не стал возражать Томас.
Они выехали на площадь в центре города, который городом-то можно было поименовать с большой натяжкой, ибо он не имел ни замка, ни даже крепостных стен. На западном конце площалди стояли прилавки; с севера к пологому холму притулился постоялый двор. Томас выдал Карлу несколько монет:
— Вяленой рыбы возьми, хлеба, сыра.
— По-моему, брать не у кого. Никто не торгует, — буркнул Карл.
И продавцы, и покупатели толклись у церкви. На эллекинов оглядывались без интереса, хотя пара торговцев при виде чужаков вернулась за прилавки в надежде заработать грош-другой. Томас подъехал к толпе ближе и рассмотрел того, к кому были прикованы взоры горожан: ражего седобородого мужчину на верхней ступени церковного крыльца. Правая рука у детины отсутствовала, к культе была прикреплена деревянная спица с накрученным на неё свитком. На голове мужчина носил плотно сидящий шлем, а на потрёпанном синем жюпоне красовались золотые королевские лилии. Заметив Томаса, здоровяк опустил развёрнутый со спицы пергамент и громко спросил:
— Вы кто такие?
— Мы служим графу Бера, — соврал Томас.
— Значит, возвращайтесь к нему поскорее.
— Почему это?
Детина махнул свитком:
— Это — арьер-бан[12]. Бера и остальных господ король призвал на службу. Англичане выползли из норы.
Горожане глухо загомонили после этих слов; кое-кто бросал на запад опасливые взгляды, будто ожидая, что там сейчас покажутся англичане.
— Они что, сюда идут? — удивился Томас.
— Хвала Господу, нет. Вроде бы, они на севере, но кто их разберёт? Лукавый может направить безбожников на юг в любой момент.
Жеребец Томаса беспокойно переступил с ноги на ногу. Лучник похлопал его по шее:
— А что же король?
— Господь ниспошлёт ему победу, — уклонился от ответа вестник, очевидно, не располагая никакими новостями о планах и действиях монарха, — а мой господин собирает вассалов в Бурже.
— И кто же твой господин?
— Герцог Бери́, — гордо возвестил седобородый.
Томас кивнул. Это объясняло королевский герб на жюпоне детины. Титул герцога Бери, дававший право владения бесчисленными имениями, носил сын короля Иоанна Французского.
— Герцог намерен драться с англичанами один на один?
Вестник поморщился:
— Видимо. Все владетельные господа с юга Франции обязаны собраться со своими бойцами в Бурже.
— Где это?
— Где-то на севере. Точно не скажу. Знаю лишь, что от Невера туда проложена хорошая дорога.
— Ха! Знать бы ещё, где этот Невер! — усмехнулся Томас, — А Лабрюиллада призыв твоего господина тоже касается?
— А как же. Всех до единого владетельных господ касается. С Божьей помощью соберём все силы в кулак и сотрём чёртовых островитян в порошок.
— От этих добрых людей тебе что надо? — Томас обвёл рукой толпу из шести-семи десятков человек, среди которых не было ни одного, похожего на солдата.
— Подати, что же ещё? — недовольно крикнул бородач в окровавленном мясницком переднике.
— Подати до́лжно платить, — твёрдо сказал вестник, — Побьём англичан, с войском надо будет рассчитаться.
— Мы заплатили подати! — рявкнул мясник, и горожане поддержали его гулом.
Седобородый заметил связанного Питу:
— Преступник? Что натворил?
— Обокрал графа, — на голубом глазу солгал Томас.
— Здесь его повесите? — спросил вестник с надеждой в голосе, уповая на то, что зрелище казни развлечёт горожан и несколько успокоит страсти.
— Нет, в Бера, — разочаровал его Томас, — Граф хочет повесить его лично.
— Жаль.
