Тайна Моря - Стокер Брэм

Я вновь поднялся к источнику и поискал какие-либо проемы или их признаки, взяв его в качестве ориентира. Я ходил кругами во всех направлениях, как ретривер, когда тот ищет подбитую куропатку в сухой траве, если ее запах убит жарой.

Наконец я на что-то наткнулся, хотя и не сразу смог понять, это ли я ищу. То был некий грубый монумент — валун, поставленный стоймя на скальную плиту, вытесанную в виде квадратного постамента. Все это находилось внутри нескольких колец камней, на самом краю крутого утеса. Камни были грубо обработаны и сложены без известки — или, если известка либо цемент когда-то и были, их уже смыли время и погода. В одном это сооружение радикально отличалось от камней над водохранилищем: на нем не было ни следа лишайника или мха. Деревья близко обступали монумент; с одной стороны его скрывали ветки кривых сосен, зависших на узких скальных карнизах под нами. Встав на краю, я не мог разглядеть прямо под собой ничего; впрочем, с трудом спустившись на карниз несколькими футами ниже, я увидел задний фасад старой часовни, хотя и частично закрытый стволами и ветвями. Я осмотрел памятник со всех сторон в поисках надписей, но ничего не нашел. Затем встал на постамент, чтобы взглянуть на верхнюю грань камня. Так, глядя поверх него, я увидел сквозь естественный просвет между верхушками деревьев один угол замка, дальний от старой часовни. Тут меня осенила светлая мысль. Отсюда можно сообщаться с замком, оставаясь незамеченным. Я решил, что мы с Марджори придумаем какой-либо метод сигнализации.

Почему-то это место меня не отпускало — возможно, оттого, что оно единственное на вершине холма, кроме водохранилища, было сделано с некой целью. А где есть труд и зримое предназначение, должна быть и связь. Я скрупулезно обшарил все вокруг, карабкаясь по скалистым склонам, но всегда держась начеку на случай шпионов. Единственное, что я заметил, — следы тропинки через лес. Недостаточно явной, чтобы с уверенностью назвать ее тропинкой, но что-то в ней выдавало хоженность, отличавшую ее от девственно чистой округи. Я не нашел конца или начала тропинки. Она словно вырастала из монумента, но там под ногами были камень да гравий: на крутом склоне ветер уносил опавшие иглы под укрытие деревьев. Через сотню ярдов пропадал даже намек на путь: тропинка терялась в проходах между сосен, росших со всех сторон. На открытом месте потребности в тропинке не было. Я раз или два все обошел, прежде чем мне пришла в голову мысль, что здесь может быть какой-то секретный проход или тайник, но, как я ни искал, не смог найти ни малейшего следа. В конце концов пришлось смириться, что это сооружение — просто какой-то памятник или веха, чье предназначение, видимо, затерялось во времени.

В итоге уже в разгар дня, по-прежнему скрываясь от наблюдателей, я вернулся туда, где спрятал велосипед. Выехав на дорогу, я, как обычно, направился в старые разрушенные ворота и по длинной дороге — к замку.

Марджори встретила меня со следами тревоги на лице и, ласково сжав мою руку, сказала:

— О, как ты поздно! Я нервничала все утро: вдруг с тобой что-то случилось!

Миссис Джек после приветствия тактично оставила нас наедине, и я рассказал жене обо всем, что надумал с нашего расставания, и о том, что видел на верхушке холма. Ее обрадовала идея языка сигналов, и она предложила немедленно подняться на крышу для дальнейшего исследования и планирования.

Мы выяснили, что указанное мной место прекрасно подходит для нашей цели. Один из нас мог сидеть на каменной крыше, поодаль от стены, и видеть между зубцами верхушку монумента средь крон, при этом оставаясь незамеченным. Зубцы скрывались за другими холмами или пригорками со всех сторон. Поскольку мы уже разработали свой код, надо было только придумать, как подавать сигналы «a» и «b». Для этого мы решили, что днем «a» будет обозначаться красным, «b» — белым, а ночью «a» — красным и «b» — зеленым. Таким образом при свете дня годились красный и белые платки или цветы — хватило бы и бумажки, и листка или цветка. Мы остановили выбор именно на цветовых сигналах, поскольку расстояние требовало простоты. Ночью можно было пользоваться обычным велосипедным фонарем, прикрывая или оставляя на виду красные и зеленые огни. Мы решили, что тем же днем, покинув замок, я украдкой вернусь к монументу и мы испытаем нашу систему.

Затем мы обсудили остальное. В одиночестве на крыше мы могли говорить свободно, и мгновения в прелестной компании летели незаметно. Пусть темы нашей беседы были мрачными и касались угроз и интриг, тайных проходов и зловещих врагов, шпионов и возможного вреда кому-то из нас или обоим — общность неприятностей делала даже их приятными. Мы оба дорого ценили, что разделяем и это. Я не мог не видеть растущей любви Марджори, и, хоть мне приходилось порою сдерживаться, чтобы немедленно не обвить ее руками, не прижать к себе ее красивое тело и не осыпать лицо поцелуями, я был вознагражден, когда, пока мы спускались обратно, она вложила обе ладони в мои и сказала:

— О, Арчи! Как ты ко мне добр! И… и… как я тебя люблю! — А затем пала в мои объятья, и наши уста встретились в долгом и страстном поцелуе.

Решив, что в старой часовне не может не быть скрытого прохода, мы условились поискать его на следующий день. Я должен был прийти после рассвета — в этот час, по нашему предположению, шпионы обеих сторон меньше всего ожидают передвижений возле замка. Я должен был прийти заросшей тропинкой между деревьев в старую часовню, где Марджори меня встретила бы и мы вместе приступили бы к поискам.

После чая я ушел. Марджори, провожая, вышла со мной на ступени. Прощаясь, она сказала вслух на случай, если кто-то подслушивает:

— Не забывай, приходи завтра к чаю и принеси мне книгу. Сгораю от нетерпения узнать, чем она заканчивается. Отчего же библиотекарь не может послать нам все тома сразу!

Вернувшись на дорогу, я спрятал велосипед в прежнем укрытии и тайком проследовал к памятнику. Марджори захватила мысль о возможной тропинке, и она сразу же, по-женски, пришла к решению. Она предложила проверить, ходит ли там кто-нибудь, и для этого дала мне катушку тончайшей нити, чтобы растянуть над тропой. Перед уходом я должен был привязать нить в нескольких местах между стволами. Если в следующий раз я найду ее разорванной, можно сделать вывод, что там кто-то был.

Затем я подал сигнал с вершины валуна и немедленно получил ответ. Мой сигнал был просто выражением моих сокровенных чувств:

«Я люблю тебя, жена моя!»

Ответ последовал быстро и преисполнил меня радостью:

«Я люблю тебя, муж мой! Не забывай меня! Думай обо мне!»

Глава XXX. Тайный проход

Та ночь была ночью отдыха. Я физически вымотался и, послав несколько писем торговцам в Абердин с распоряжениями немедленно отправить кое-что в Уиннифолд, упал в постель и проспал до раннего утра. Встав с первыми лучами, после утреннего заплыва я поехал в Кром. Там я снова оставил велосипед в лесу и пустился кругом к основанию холма, а затем — на вершину, к монументу за колодцем. Стоял час, в городах еще считающийся ранним, хотя солнце уже поднялось высоко. Я двигался с чрезвычайной опаской, перебежками от дерева к дереву, поскольку ничего не знал о расположении дозорных в это время дня. Я не видел никаких следов. Наконец поднявшись к рудиментарной тропинке, я внимательно осмотрел место, где протянул первую нить. Затем тут же выпрямился, настороженно озираясь. Нить была порвана, хотя два конца так и остались там, где я их привязал!

С бьющимся сердцем я осмотрел остальные — результат тот же. Вполне очевидно, кто-то — или что-то — прошел по тропе. Вопреки тревоге, я был рад, что мне удалось пролить свет на что-то новое. Все указывало на то, что поблизости кто-то проложил себе маршрут. В связи с этим я заново подготовил свои ловушки, на сей раз в разных направлениях и на разном расстоянии — как вдоль тропинки, так и вокруг монумента. Таким образом я бы определил точный путь того, кто их потревожит. Закончив — а это заняло сколько-то времени, — я вернулся в лес и оттуда поехал в замок.