Тайна Моря - Стокер Брэм
Мы медленно и опасливо шли рука об руку, едва смея вдохнуть, и как будто спустя вечность наконец достигли часовни. Затем на цыпочках прокрались вдоль южной стены. Минуя первое окно, Марджори, шедшая впереди, остановилась и так сжала мою руку, что я понял: ее волнению есть серьезная причина. Она подалась назад, чтобы мы оба отодвинулись от оконного проема, тусклые очертания которого в гранитной стене едва-едва виднелись — черный провал в заросшем лишайником камне.
Приложив губы к моему уху, она прошептала:
— Там люди. Я слышу речь!
В жилах застыла кровь. Вмиг в голову хлынули все опасности, грозившие Марджори. В последнее время мы чувствовали себя неуязвимыми, неизвестная опасность казалась отдаленной, но теперь время и место, сама репутация старой часовни обрушили поток жутких образов, мучивших меня с того самого момента, как я узнал о заговоре против Марджори. Первым порывом было прижать к себе и крепко обнять жену. Даже в такой ситуации я почувствовал радость от того, с какой готовностью она подалась навстречу. Несколько мгновений мы стояли молча — лишь бились вместе наши сердца.
Затем она снова зашептала:
— Нужно подслушать. Быть может, мы узнаем, кто они и что замыслили.
Так мы снова приблизились к проему. Марджори встала под ним, а я — рядом, обнаружив, что так слышу лучше: когда я нагибался, в ушах шумела кровь. Голос, раздавшийся первым, был могучим — даже шепотом он звучал гулко, хрипло и раскатисто:
— Значит, решено: ждем весточки от Виски-Томми. И сколько придется ждать?
Отвечавший голос тоже шептал, плавный и елейный, но отчетливый:
— Как знать. Ему надо договориться с Голландцем, а с его братией это не так-то просто. В хорошем настроении они народ набожный, но господи! В дурном — чистый ужас. Тот еще тип. Но он умен — это я признаю, и он сам это знает. Теперь я почти жалею, что мы приняли его, хоть он и умен. Впрочем, ему лучше поостеречься, ведь никто из нас большой любви к нему не питает, и коль он предаст или подведет… — Голос затих, завершив фразу щелчком, в котором я узнал раскрывшуюся пружину ножа боуи.
— И правильно. Если потребуется, я в деле!
Раздался еще один щелчок. Этот первый голос звучал сильно и решительно, но почему-то, несмотря на зловещие речи, не так безжалостно, как второй. Я посмотрел на Марджори и увидел, как пылают ее глаза в темноте. У меня снова екнуло сердце: в ней пробудился старый дух первопоселенца, и вот уже мой страх стал не тот, что прежде.
Она прижалась ко мне и, как прежде, зашептала:
— Будь готов спрятаться за деревьями: я слышу, как они встают.
Очевидно, она не ошиблась: теперь голоса стали отчетливей благодаря тому, что уста говоривших оказались на одном уровне с окном.
Вступил третий голос:
— Пора сматывать удочки. Скоро пойдут в обход парни Мака.
Марджори ловко поднырнула под окном и снова зашептала:
— Встанем за деревьями перед дверью. Оттуда мы сможем увидеть их, когда они выйдут, — нам не помешает знать их в лицо.
Знаком предложив ей идти вдоль стены, у которой мы находились, сам я обошел часовню позади и, пригибаясь под окнами, наконец зашел за неохватные дубы перед фасадом, к северу от бывшей здесь когда-то росчисти. Со своего места я видел Марджори за стволом напротив. Так мимо нас никто бы не проскользнул, поскольку мы видели и окна с каждой стороны, и разрушенный дверной проем. Мы ждали, и ждали, и ждали, боясь шевельнуть рукой или ногой, чтобы не насторожить врага. Время тянулось бесконечно, но никто не выходил, а мы всё стояли, затаив дыхание.
Наконец я заметил два силуэта, крадущихся между деревьями к часовне. Я скользнул за свой ствол и, бросив тревожный взгляд в сторону Марджори, с облегчением увидел, что она сделала то же. Все ближе и ближе подходили те фигуры. От них не исходило ни малейшего звука. Подойдя к проему с обеих сторон, они заглянули внутрь, прислушались, а затем прокрались во тьму меж деревьев, обрамлявших вход. Я рискнул подобраться еще, скрываясь за огромным стволом; Марджори последовала моему примеру. Изнутри послышались перешептывания. Отчего-то я ожидал услышать пистолетный выстрел или увидеть, как из зазубренного пролома бросятся врассыпную люди. Но ничего не происходило. Затем внутри чиркнули спичкой. Благодаря вспышке я успел разглядеть лицо того, кто ее зажег, — остроглазого посланца Сэма Адамса. Он поднял огонь, и мы, к нашему удивлению, увидели, что, не считая ныне вошедшей двоицы, в часовне пусто.
Марджори мигом порхнула ко мне и зашептала:
— Не бойся. Те, кто так зажигает огонь, не найдут нас, если мы сами себя не обнаружим.
И она была права. Двое сыщиков, увидев, что внутри никого нет, отбросили осторожность. Они вышли, почти не прислушиваясь, обогнули часовню, двинулись по узкой тропинке в лес — и были таковы.
Марджори прошептала:
— Теперь мой шанс попасть домой, пока они не вернулись. Можешь дойти со мной до опушки. Но, когда я зайду, дорогой, спеши к себе во весь дух. Ты, должно быть, устал и хочешь отдохнуть. Приходи завтра как можно раньше. С такой загадкой мы еще не сталкивались. Без толку идти в часовню сейчас — нужно время, чтобы все обдумать!
Мы перешептывались на ходу, все еще сторожко держась в тени деревьев. Перед самым последним Марджори поцеловала меня, по своему почину, и я машинально крепко стиснул ее, а она прильнула к моей груди, как будто там и было ее место. После взаимного прощания и тихого благословения она растворилась в тени. Я видел, как она скрылась за дверью.
В Круден я вернулся в вихре мыслей и эмоций. Первым среди них была любовь — со всей той невыразимой радостью, что сопровождает любовь взаимную.
Теперь я чувствовал себя в полном праве называть Марджори своей. Словно опасности, надежды и симпатия выковали узы прочнее тех, что соединили нас в церкви Карлайла.
Глава XXIX. Монумент
Весь остаток той ночи — и когда я сломя голову несся домой на велосипеде, и когда отправлялся в постель, и когда лежал без сна, и даже когда спал — я бился над таинственным исчезновением говоривших в старой часовне. Можно с полным правом сказать, что с этой мыслью я заснул и с нею же встал. Она не оставила меня даже после завтрака, когда я ехал в Кром. Очевидно, в часовне крылась какая-то секретная крипта или убежище, а то и целый подземный проход. Если так, то куда он ведет? Куда же, как не в замок — этот вывод напрашивался сам собой. От самой мысли у меня холодела кровь, и ничего удивительного, что тревога разрасталась, пока не вытеснила из разума все прочее. В таком случае враги Марджори и вправду опасны, ведь они всегда имеют к ней тайный доступ: внутри замка причинить ей зло проще простого.
Тем утром я решил провести самостоятельную разведку. Я оставил велосипед в лесу и сделал широкий круг, по возможности держась в тени чащи, прежде чем наконец добрался до противоположного конца холма, или отрога, подходившего к старой часовне ближе всех. На его склонах, после волнообразного края леса, начинался голый пояс — скала, окаймленная зеленой травой. Вершина, как и у большинства холмов и курганов кругом замка, заросла деревьями — соснами, стоящими так тесно, что они создавали сумерки даже в полдень.
Я поднялся с обратного склона и прошел через рощу, бдительно оглядываясь по сторонам, опасаясь присутствия тех или иных шпионов. На самой верхушке я вышел на немалого размера каменный круг, низкий, сложенный из массивных камней, полностью заросших ярко-зеленым лишайником. Круг был футов пятнадцать в диаметре, а его верхушка посередине выгибалась, словно образуя крышу. Подойдя, я услышал снизу слабое журчание — очевидно, это был источник воды для замка.
Я обошел его, внимательно осмотрев: теперь все, имеющее касательство к замку, могло представлять наивысшую важность. Я нигде не видел изъяна или бреши, а по непрерывному покрову лишайника понял, что его не трогали много лет.
Сев на краю каменной кладки, я долго обдумывал разные вероятности. Если подо мной, как уже можно сказать без сомнения, находится колодец замка, он построен одновременно с самим Кромом — а то и с древним замком, на руинах которого Кром возвели. По всей видимости, его питают ключи в скале в основании холма, и, если к нему не попасть снаружи, должен быть какой-то способ выйти к воде изнутри Крома. Возможно, в пещеру с водой ведет какой-то другой проход с вершины холма или от его подножия. Тогда я направился напрямую к замку и шел, пока не спустился с холма, поскольку знал, что для водопровода всегда выбирается прямой маршрут. По пути я внимательно разглядывал почву — не только поверхность, единообразно покрытую толстым ковром бурых сосновых игл, но и общее строение. Где прокладывали канал, какой-либо след да останется. Даже если в прошлом рабочие зарыли его без изъяна, со временем дождь выявил бы изменения на мягкой перекопанной земле. Однако здесь не было ни следа — почву, насколько можно было судить, никогда не разрывали. Деревья росли неравномерно, без промежутков, которые неминуемо возникли бы, если бы их когда-то вырубали. Тут и там, как и везде, из ковра сосновых игл торчали валуны. Если проход и существовал, то не на прямой линии между водохранилищем и замком.
