Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода
Германский посол:
— Все так. Царевич Алексей понимает это. Он также понимает, что вашей армии нужны богатства, чтобы осуществить предначертанное судьбой. Он полноправный монарх очень богатой империи, но ему нужна армия, чтобы осуществить предписанное его судьбой.
Думаю, Балдуин и остальные графы ожидали услышать нечто подобное, потому что лишь слегка поморщились; Дандоло же был изумлен не меньше меня. Я даже открыл рот, но мессир Бонифаций крепко сжал мой локоть и пришлось взять себя в руки. Мне показалось, будто мы внезапно переместились в какую-то абсурдную сказку.
Германский посланник продолжал свою отрепетированную речь:
— Это логичное, выгодное и правомерное соглашение, мессиры: помогите царевичу достигнуть того, что угодно Богу, и царевич поможет вам достигнуть того, что опять же угодно Богу. Он даст вам не только денег на оплату долгов и вознаграждение воинам, чтобы продолжить путь к Святой земле, но и повод порадовать Святого отца в Риме.
Граф Балдуин недовольно заметил:
— Как я уже говорил маркизу, мне непонятно, каким образом новое отклонение от курса, чтобы разграбить очередной христианский город, может доставить удовольствие Святому отцу.
— Речь идет не о грабеже, — сказал посланник. — Мы вернем Константинополь — а на самом деле всю Византию — в лоно папской церкви. Римская церковь станет править всем христианским миром. Вы убедитесь, что для Папы не будет ничего приятнее, чем эта перспектива. Если же говорить о практической стороне дела, то царевич Алексей предлагает двести тысяч серебряных марок за вашу помощь. И это далеко не все. Я официально уполномочен предложить вам все, что угодно, если вы только согласитесь принять это и помочь ему вернуть трон.
Графы никак не отреагировали на такие непомерные цифры, но мессир Дандоло издал какой-то непонятный возглас. Бонифаций подал знак послу, и тот сразу передал письмо одному из охранников мессира Дандоло, который тихо зачитал послание вслух. Стало ясно, что французские графы уже знакомы с его содержанием и никому из них оно не понравилось.
Пока Дандоло слушал своего охранника, мессир маркиз повернулся ко мне и сказал с чрезвычайно серьезным видом:
— Грегор, сынок, тебе сейчас выпадает шанс быть услышанным своими вожаками. Помни о том вреде, что ты учинил, пустив неоправданный слух, когда я только сюда прибыл. Ты должен ограничить свои высказывания этим залом. Но я призываю тебя к откровенности. Каков твой ответ на это предложение?
Я изумился, услышав вопрос. Но еще больше меня поразило, что бароны ждали моего ответа. И как тогда, с Симоном де Монфором, я почувствовал, будто меня затягивают в политику, а ведь это не мое дело. Высокочтимый тесть словно прочел мои мысли и примирительно сказал:
— Я не прошу тебя принять важное решение, как поступить, прошу только поделиться своим личным мнением.
Я ответил, что считаю любые отклонения от маршрута непозволительными. Услышав мой голос, мессир Дандоло дал знать охраннику, чтобы тот перестал читать письмо и дал ему возможность послушать меня. Я совсем струхнул, даже начал заикаться, если придерживаться правды, и только через несколько секунд сумел продолжить:
— Из-за того, что мы свернули сюда, в Задар, мы стали единственной во всей истории армией пилигримов, отлученной от церкви тем самым Папой, от имени которого мы выступили в поход. Большинство моих соратников пока об этом не знают, и я не собираюсь им об этом рассказывать, иначе возникнут волнения и армия расколется еще больше.
— Армия расколота из-за денег, Грегор. Если мы примем предложение, о деньгах можно больше не думать, — сказал Бонифаций.
— Когда впервые заговорили о Задаре, моя душа болела оттого, что приходилось раздумывать — идти в атаку на христиан или нет. Не могу еще раз заставить себя решать такую же проблему, — стоял на своем я.
— А тебе и не надо, — вкрадчиво сказал Бонифаций. — Никакой настоящей атаки не будет, разве что придется сразиться с варягами, наемниками узурпатора. Но можешь быть уверен, это не будет нападение на город или его жителей, как произошло в Задаре. Этот поход не затронет добропорядочных горожан. Константинополь достаточно настрадался с переменами режима, чтобы пресытиться ими, и его народ не любит узурпатора. Мы пойдем войной на одного человека, согрешившего против своего брата и повелителя, человека, обманувшего весь народ своей империи. Ты как рыцарь-христианин вряд ли отыщешь другого такого злодея. Даже если бы не было никакой компенсации, тебе все равно следовало бы предпринять поход, чтобы воцарилась справедливость. Верный сын хочет свергнуть тирана, от которого пострадал его отец. Ему нужна наша помощь. Так неужели этот долг для тебя отвратителен?
Я:
— Не такую клятву я давал Папе. Возможно, есть и другие достойные дела, но наши клятвы Святому отцу должны быть исполнены в первую очередь.
Мессир Бонифаций:
— Разумеется. И для этого мы должны сделать все, что в наших силах. В настоящий момент мы не в состоянии их исполнить. Но если мы поможем царевичу Алексею, то сумеем не нарушить клятв.
Наступила недолгая тишина, пока я обдумывал все это, а мои высокочтимые вожди смотрели на меня и ждали. Мне стало не по себе. Как-то странно, что графам не все равно, о чем думает простой рыцарь.
Наконец я сказал:
— Папа не одобрил нападение на Задар, хотя оно тоже было необходимо. Так одобрит ли он этот шаг?
Мессир Бонифаций:
— Он пока ничего не запретил.
Я:
— А разве его спрашивали? Епископов не позвали на данную встречу. Невольно напрашивается вывод, что мы принимаем решение, не поставив в известность церковь.
Мессир Бонифаций:
— Его святейшество был предупрежден.
При этих словах мессир Балдуин тихо покашлял, словно подсказывая ребенку, забывшему слова.
Мессир Бонифаций:
— Если его святейшество запрещает, то совершенно ясно, мы не должны идти против его запрета. При условии, что он не запрещает поход, что ты скажешь? Повторю, это твой единственный шанс высказаться открыто, и я попрошу быть верным своему слову, каким бы оно ни было.
Я:
— Мессир, скажу откровенно, мне не нравится замысел, и надеюсь, что вы решите от него отказаться. Если решение пока не принято, умоляю вас отклонить предложение.
Мессир Бонифаций:
— А если мы все-таки его примем? Подумай, какие у тебя здесь свидетели. Что бы ты сейчас ни сказал, ты отвечаешь за свои слова перед всеми предводителями армии.
Тут я очень пожалел, что не могу спросить совета у бритта. В голове разом зазвучали голоса, высказывавшие свое мнение по любому поводу в последние три месяца. Они так громко галдели, что у меня все поплыло перед глазами. Наконец я услышал среди гвалта тот единственный голос, что отпечатался в моей памяти давным-давно.
— Мессир, я воин. И подчинюсь приказам предводителя. Если вы решите, что мы должны выступить в поход, значит, мы так и сделаем.
Мессир Бонифаций остался доволен, у него словно камень с души свалился.
— Даешь слово чести?
— Даю, если его святейшество не запрещает этот поход. Я не пойду против приказа Папы.
Мессир Бонифаций улыбнулся.
— Спасибо, сынок, — сказал он. — Уверен, делать этого тебе не придется.
Он бросил на Балдуина многозначительный взгляд. Мессир Балдуин задумчиво поморщился в ответ, и тут до меня внезапно дошло, что все это была шахматная партия: мессир Бонифаций показывал мессиру Балдуину, что может заставить повиноваться даже Грегора Майнцского, а значит, и всех других пешек тоже. Хотя мой авторитет среди воинов порядком пострадал после случая с дележом трофеев, многие до сих пор считали меня достойным подражания.
— Мы можем принять предложение, мессир, — сказал Балдуин, словно все, что подразумевалось, уже было высказано. — Но то, что мы его примем, не означает, что мы поступим правильно.
— Если мы не примем предложения, до Иерусалима нам не добраться, — сказал Бонифаций. (Думаю, этот спор у них начался давно.) — Мы должны достичь Иерусалима, мы должны найти выход даже из самой трудной ситуации. — Он поднялся и принялся взволнованно вышагивать по залу. — Людям самим этого не понять. Мы должны, причем все, помочь им разобраться в ситуации. Представить ее в привлекательном виде. Скорее всего, они встретят новость с недовольством. Решат, что это какой-то новый замысел венецианцев…
— Ничего подобного. Я пока не дал согласия, — прервал его Дандоло.
Вожди удивленно переглянулись.
Мессир Бонифаций:
— А я решил, что вы с радостью согласитесь.
Дандоло:
— С какой стати? Большую часть жизни я занимался тем, что налаживал торговые связи между Венецией и Византией.
Мессир Бонифаций:
