Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода
— А тебе не все равно, куда мы отправимся? — спросил Грегор, словно я проявил неблагоразумие.
— Не хотелось бы, чтобы корабль повернул на Византию, поскольку мне нужно доставить Джамилю в Египет, — сказал я как благоразумный человек. — Есть у меня одна особенность — держать слово.
Рыцарь присел на постель, и молодой Ричард поспешил стянуть с него сапоги.
— Бонифаций считает Джамилю принцессой, — сказал Грегор. — Неужели мы не удосужились поведать епископу Конраду правду о ней?
— Что-то не припомню такого, — буркнул я. — Меня больше занимал тот факт, что Бонифаций шантажировал тебя ее благополучием, а ты был настолько напряжен, что даже не понял этого.
— Что?
— Братишка, прошу тебя, не будь таким тупым, — потерял терпение Отто. — Бонифаций официально дал тебе понять, что знает о ее существовании. Он может прийти и забрать ее в любое время. Какая там свобода, ради всего святого, если она застряла посреди зимы в обнесенном стенами городе в компании воинов? Ну ты и наивный простак! Бонифаций на самом деле говорил: делай, как я хочу, иначе заберу у тебя принцессу.
Джамиля устало охнула и прислонилась затылком к стене.
— Они правы, господин. Бонифаций переоценил мою пользу для вас и для всех.
— Только не для меня, — возразил Грегор и похлопал себя по правой руке, перевязанной теперь только одним слоем бинтов. — Я обязан тебе, Джамиля, жизнью и благополучием и тоже привык держать свое слово.
Последнее он добавил, бросив взгляд в мою сторону.
24
За следующие три дня состоялось три совещания, одно представительнее другого, но все они были проведены секретно (под музыкальное сопровождение). По городу поползли слухи, что готовится нечто грандиозное, но у простого смертного нет ни малейшего шанса разузнать подробности. Из сотен баронов, к которым Бонифаций обратился за помощью в деле восстановления Алексея на троне, согласилось не больше десятка. Остальные (включая, если верить слухам, его заместителя, Балдуина Фландрского) отказались. Из этого вроде бы следовало, что мы отправимся прямиком в Египет.
И тем не менее какими-то окольными путями, как обычно и бывает, на армейских вожаков надавили, и те с неохотой, но все-таки пришли к соглашению, что весной, покинув Задар, флот отправится не в Египет, а сначала зайдет в Константинополь, чтобы восстановить там правление Алексея. Если у Папы и было возражение, он явно не торопился донести его до нас, хотя здесь могло сыграть роль и то, что на Адриатике наступила глубокая зима. Или, возможно, тот факт (как мы узнали позже), что его святейшество спасался бегством от Римского сената.
Вскоре после того, как германские послы отбыли с радостной вестью, у бокового входа во дворец Бонифация появилась привлекательная, хотя и не очень молодая женщина. Другие женщины во дворце сердито поглядывали на нее и не хотели пускать в хозяйские покои. Не обращая на них внимания, незнакомка заговорила с Клаудио, охранником Бонифация.
— Я от Грегор фон Майнц, принести послание к маркиз, — сказала она с сильным германским акцентом.
Разумеется, она лгала. Грегор не просил ее прийти сюда. Это была моя просьба.
Но, чувствуя за нее ответственность, я был здесь же и приглядывал, как пройдет первый визит.
Лилиана ни разу не видела Бонифация, до того как ее ввели в тот день в его покои. Слуга ушел, но в приемной остались два охранника и трио музыкантов (один с перевязанной рукой), игравших на виолах «Календу мая», любимую песню Бонифация. Приход незнакомки прервал шахматную партию между маркизом и охранником.
Бонифаций слегка удивленно улыбнулся женщине. Его взгляд — как взгляд любого мужчины, который попадался ей на пути, — устремился прямо на ее рот с пухлыми губами, словно жаждавшими озорных проказ.
— Мне сказали, что от Грегора пришла женщина, и я подумал, уж не его ли драгоценная принцесса. Но ты не той масти.
Женщина посмотрела на него так, как смотрит собака, услышавшая незнакомый звук.
— Принцесса? Нет, — неуверенно произнесла она с сильным акцентом. — Женщина брата. Светлость знать германский?
— Знаю, и довольно неплохо, — сказал Бонифаций и заговорил на чужом языке. С этой секунды я перестал понимать беседу, схватывал лишь самое основное, а подробности Лилиана рассказала мне позже. — Так ты, значит, при его брате?
— При сводном брате, Отто из Франкфурта, красивом блондине, который повсюду ходит с Грегором и так хорошо обращается с лошадьми, — выпалила Лилиана, внезапно обретя красноречие на якобы родном языке. — Если честно, мессир маркиз, я пришла сюда ради него, а не ради Грегора. — Она упала на колени перед ним, выставив напоказ вырез на груди; охранник, сидевший за шахматной доской, подскочил, готовый оттянуть в сторону истеричную женщину, но Лилиана оставалась спокойной. — Отто замечательный воин, но он всегда в тени брата, и я опасаюсь, что взлеты и падения Грегора несправедливо скажутся на Отто. Прошу вас, мессир, рассматривайте возвышение Отто независимо от его брата.
— Не понимаю, о чем ты просишь, женщина, — опешил Бонифаций.
Она умоляюще взглянула на него снизу вверх.
— Прошу, обратите внимание, какой необыкновенный воин Отто из Франкфурта, и подумайте о его будущем без связи с братом.
— Разве Грегор планирует что-то бесчестное, раз ты считаешь необходимым прочертить границу между ним и Отто? — Бонифаций нахмурился.
— О нет, мессир, ничего подобного. Я не понимаю, чем занят Грегор, да, собственно, и не хочу понимать. Только знаю, что он ходит к вам на встречи и возвращается каждый раз хмурый. Он велит пехотинцам и рыцарям исполнять ваши приказы, но вечно пребывает в дурном расположении духа. Думаю, так в этой жизни не продвинуться. Меня заботит только будущее Отто. Прошу вас, позвольте ему самому решать свою судьбу, а не только быть тенью брата. Вот и все. Он слишком скромен, чтобы самому обратиться с подобной просьбой, поэтому за него прошу я.
Бонифаций расслабился и ехидно заулыбался.
— В самом деле? Только для этого ты сюда и пришла? Попросить меня о маленьком одолжении? И я должен тебе поверить?
Лилиана простодушно закивала, почти как слабоумная. Если бы я ее не знал, то решил бы, что у этой женщины в голове одна труха.
— Мое будущее зависит от Отто, мессир, — сказала она и захихикала, — и я забочусь о нем, не зная покоя.
— И это единственная причина твоего прихода? — настаивал Бонифаций, по-прежнему не веря ей до конца.
Лилиана надула губки, состроив соблазнительную, а вовсе не обиженную гримасу.
— Разве есть другая причина, по которой мне следовало прийти? — сказала она и, словно не удержавшись, мельком оглядела атлетическую фигуру маркиза, после чего поспешно отвела глаза в сторону и слегка покраснела.
Этот же приемчик она применяла ко мне при первой нашей встрече; действовал он безотказно.
Бонифаций обвел широким жестом роскошный дворец.
— Большинство шлюх из тех, кому удается пробраться в подобный зал, приходят с единственной целью — остаться здесь. Тем более в зимнее время.
Лилиана обворожительно улыбнулась.
— А-а, так вот почему у тех женщин, что стоят перед дворцом, был такой враждебный вид! — сказала она, словно только сейчас додумалась до этого. — Нет, мессир, я здесь не для того, чтобы предложить себя. — Она буквально излучала простодушие. — Только ради Отто.
Бонифаций оглядел ее с ног до головы и жестом велел покрутиться на месте. Лилиана изобразила удивление и медленно начала вращаться, словно не понимая, зачем это нужно. Бонифаций махнул рукой, подзывая ее подойти ближе, что она и сделала со смущенным видом. Он наклонился к ее ключице, закрыл глаза и втянул носом воздух.
— Очень мило, — сказал он, открывая глаза. — У тебя достаточно крепкая грудь? Стоит того, чтобы разоблачаться, или просто ограничимся тем, что задерем тебе юбки?
Лилиана потрясающе изобразила, как она польщена и старается это скрыть. Охнув, она зашлась робким смехом.
— Неужели мессиру нужна старая корова вроде меня? Я видела, какие красотки ждут там, у двери, они гораздо моложе и свежее.
— Но в них не хватает перца, — ответил Бонифаций сладким голосом. — Иногда хочется чего-то остренького. — Он посмотрел на нее изучающим взглядом. — Но если ты думала, что я тебя не захочу, чем же тогда ты собиралась отплатить мне за возвышение Отто?
Лилиана пожала плечами, выглядя при этом полной тупицей.
— Говорят, вы добры к женщинам и всегда готовы им помочь в трудную минуту. Я надеялась, что присущее вам сострадание…
Она умолкла и очень убедительно изобразила недалекость ума, мешавшую ей даже закончить мысль.
Мне хотелось ее обнять.
Бонифаций пришел в восторг, к моему облегчению.
