Амеде Ашар - В огонь и в воду
В одну минуту слуги привели все в порядок, накрыли на стол и сбегали в погреб за вином.
Поступок графа де Шиври тронул великана. Он снял шляпу, вложил шпагу в ножны и уже подходил к Цезарю, чтобы поблагодарить, но Лудеак опередил его.
— Любезный граф, — сказал он, взяв Цезаря под руку, — позволь представить тебе капитана Балдуина д’Арпальера, одного из самых храбрейших дворян во Франции. Я бы сказал — самого храбрейшего, если бы не было моего друга, графа Цезаря де Шиври.
— Не для вашей ли милости я должен был сегодня ночью победить нерешительность одной молодой дамы, которая все никак не отдаст справедливость вашим достоинствам?
— Так точно, капитан, и признаюсь, ваш неожиданный уход меня очень опечалил.
— Дьявол вмешался в наши дела в образе маленькой белой ручки — вот почему я изменил вам; но есть такие вещи, о которых я поклялся никогда не забывать и не забуду. Вы же, граф, — прибавил он, взяв руку Цезаря в свою огромную ручищу, — приобрели сейчас право на мою вечную благодарность. Шпага и рука капитана д’Арпальера в вашем полном распоряжении.
— И вы согласитесь, не правда ли, разделить ужин со мной и моим другом Лудеаком?
— Тем охотней, что работа, за которой вы меня застали, порядочно возбудила во мне аппетит!
— Подать кушанье, да живей! — крикнул Лудеак.
XVII
Подготовленная дуэль
Человек, стоявший перед Цезарем, был большого роста, сухой как тростник, мускулистый, с широкими плечами, жилистыми руками, небольшой круглой головой, покрытой густыми курчавыми волосами, как у Геркулеса, с плотной шеей, широкой грудью и с рубцом на щеке, который терялся в густых усах; кожа у него была кирпичного цвета. Все в нем обличало животные страсти и богатырскую силу.
Иногда, впрочем, какое-нибудь слово, поза, жест выдавали дворянина, как выступает вдруг чудный пейзаж из разорванного ветром тумана; но затем на передний план снова выходил старый рубака, и граф Орфано исчезал в капитане д’Арпальере.
— Ах, граф, — говорил он, — трудно жить в такие времена, когда министры короля не признают заслуг порядочного человека!.. Заставляют бегать за жалованьем капитана, который командовал жандармским эскадроном в Милане и гренадерской ротой во Фландрии; заставляют дежурить в передних человека, бравшего Дюнкирхен с Тюренном и ходившего на приступ Лериды с принцем Конде. Если бы храбрости отдавали должную справедливость, я давно уже был бы полковником.
— Скажите лучше — генералом! — ввернул Людеак. — К чему такая скромность?
— Не беспокойтесь, — сказал Цезарь, — я беру на себя ваше дело, а пока я не добьюсь для вас справедливости, мой кошелек к вашим услугам…
На рассвете десять пустых бутылок свидетельствовали о жажде капитана, а обглоданные кости жаркого — о его аппетите.
— Если когда-нибудь вам понадобится капитан д’Арпальер, — сказал он, — обратитесь на улицу Тиктонн, дверь под вывеской «Красная щука»… Я там обычно до полудня.
— Понял? — спросил Лудеак Цезаря, когда капитан ушел. — Мы пригласим графа де Монтестрюка ужинать… поговорим, поедим, осушим побольше кружек… головы разгорячатся… случайно завяжется спор, и мы неловко раздуем его, будто бы желая успокоить… Оба рассердятся, и ссора кончится дуэлью!..
— А потом?
— Потом Гуго де Монтестрюк, граф де Шаржполь, будет убит. Не знаю, правда ли, что капитан д’Арпальер командовал жандармским эскадроном в сражении при Дюнкирхене или ходил на приступ Лериды с принцем Конде, но знаю очень хорошо, что во всей Европе нет лучшего бойца на шпагах.
— Одно беспокоит меня немного, — сказал Цезарь, покручивая усы. — Ты уверен, что это будет не убийство?
— Э, нет! Ведь это будет дуэль.
Все устроилось так, как предвидел шевалье: подготовленная и рассчитанная заранее встреча свела Гуго и Цезаря на маскараде у герцогини д’Авранш, граф де Шиври проиграл какое-то пари Монтестрюку, назначили день для ужина.
— И мне очень хочется, чтобы вы надолго сохранили память об ужине и о собеседнике, с которым я вас познакомлю! — сказал он Гуго. — Это молодец, встречавшийся с врагами короля лицом к лицу в Каталонии, во Фландрии и в Милане!
Но Лудеак вовсе не желал, чтобы Монтестрюк встретился с капитаном д’Арпальером прежде, чем он сам переговорит с бывшим командиром гренадерской роты в битве при Нордлингене.
— Любезный капитан, — сказал он ему, войдя в его чулан на улице Тиктонн, — вам уже говорили, что вы встретитесь на днях с новой личностью. Я знаю, что вы человек из порядочного общества, настолько же осторожный, насколько и смелый; но умоляю вас при этой встрече удвоить осторожность.
— Это зачем?
— Как бы вам сказать… Дело очень щекотливое!
— Продолжайте.
— Представьте себе, что люди, видевшие, как вы деретесь на шпагах, и знающие, как силен в этом деле собеседник, которого граф де Шиври хочет вам представить, уверяют, что в благородном искусстве фехтования он вам не уступит… «Делать нечего, — заявил кто-то из них, — а храброму капитану д’Арпальеру придется помериться с ним силами и отказаться от славы первого бойца…»
— Ах, вот что говорят!..
— Да, и еще множество других глупых толков, которые я не хочу передавать вам… Вот почему ради вашей же собственной пользы я умоляю вас не говорить ничего такого, что могло бы рассердить вашего соперника. Он слывет не только страстным любителем биться на шпагах, но еще и очень щекотливым в вопросах чести… Не заводите глупой ссоры, прошу вас!
— А что вы называете глупой ссорой, позвольте узнать?
— О, боже мой! Не горячитесь, пожалуйста! Я называю глупой ссорой такую, в которой нет достаточного повода для того, чтобы два честных человека выходили на дуэль… Если у него громкий голос — ну пусть себе кричит…
— Но пусть же он не слишком громко кричит, а то ему заткнут глотку!.. Я и не с такими петухами справлялся!..
— Я в этом совершенно уверен, — сказал Лудеак, пожимая ему руку, — но теперь я вас предупредил, и вы сами знаете пословицу…
Затем Лудеак пошел к Гуго и заявил ему:
— Я должен дать вам добрый совет. Вы будете ужинать с человеком, которого мой друг Цезарь так расхвалил вам; он заслуживает этих похвал, но у него есть один недостаток. Он чертовски щекотлив, обижается на слово, улыбку и тотчас готов в таких случаях выхватить из ножен шпагу.
— А!..
— И притом любит острить и насмехаться. Будьте же осторожны и делайте лучше вид, что не обращаете на это внимания.
— Однако же если он перейдет границы?
— Ну что же будет хорошего, если вы получите рану за то только, что у вас недостало терпения!
