Амеде Ашар - В огонь и в воду
— Однако же если он перейдет границы?
— Ну что же будет хорошего, если вы получите рану за то только, что у вас недостало терпения!
— Ну! Раны-то я пока еще не получил!
— Я знаю, что вы можете с ним потягаться… Но подумайте — нет лошади, которая хоть раз бы не споткнулась.
Лудеак ушел от Гуго.
— Спи спокойно, — сказал он Цезарю, — я подложил трут и раздул уголья.
Два или три дня спустя четверо собеседников собрались у того же самого трактирщика на улице Сент-Оноре, где граф де Шиври познакомился с капитаном д’Арпальером. Гуго и капитан, кланяясь друг другу, обменялись грозными взглядами, гордым и высокомерным со стороны графа де Монтестрюка, нахальным со стороны капитана.
Хозяин «Поросенка» превзошел самого себя. Тонкие вина не оставляли желать ничего лучшего.
Как только они уселись за стол, Монтестрюк стал внимательно всматриваться в лицо капитана. Где же он видел этот квадратный лоб, эти красные мясистые уши, этот короткий нос с раздутыми ноздрями, жирные губы, серые, будто пробуравленные глаза с металлическим блеском, брови, похожие на кусты и как-то особенно свирепо сросшиеся над носом, что придавало такую суровость этой разбойничьей роже? Гуго был почти уверен, что уже встречался с этим человеком, хотя и не мог еще вспомнить где и когда.
Капитан со своей стороны не сводил глаз с Гуго, глядя на него как будто с беспокойством и с любопытством одновременно. И ему тоже смутно казалось, что он уже встречался где-то с графом де Монтестрюком. Но когда именно и в каком краю?
Недовольный, однако же, тем, что молодой человек рассматривает его с таким упорством, капитан вдруг сказал ему:
— Послушайте! Должно быть, вы находите много интересного в моем лице, что так пристально на него смотрите?
— Черты ваши, капитан, невозможно забыть тому, кто хоть раз имел счастье созерцать их, а я уверен, что уже имел это счастье… Но когда именно, где и при каких обстоятельствах — этого моя неблагодарная память никак не может подсказать мне.
— Что это, насмешка, кажется? — вскричал д’Арпальер.
— Сдержитесь, ради бога! — сказал тихо Лудеак, обращаясь к Монтестрюку.
— Я-то? Боже меня сохрани! — весело возразил Гуго, продолжая смотреть на капитана. — Я только пытаюсь вспомнить! Вот у вас между бровями, над носом, пучок волос… Я просто не в силах оторвать от него глаз… Он напоминает мне одну историю, герой которой в настоящую минуту, должно быть, давно уже качается где-нибудь на веревке…
— И вы осмеливаетесь находить, что этот герой похож на меня?
— С искренним сожалением, но — да!
— Будьте осторожней, — шепнул Лудеак на ухо капитану, который изменился в лице.
Гуго и капитан вскочили разом.
— И послушайте! — продолжал Монтестрюк. — Чем больше я смотрю на вас, тем отчетливее становятся мои воспоминания. С глаз моих спадает наконец пелена… разве родные браться могут быть так похожи друг на друга, как похожи вы на этого героя… Тот же вид, та же фигура, тот же голос!.. Тот был наполовину плут, а наполовину разбойник.
Дикий рев вырвался из груди капитана.
— Кажется, уже нечего больше вмешиваться, — прошептал Лудеак, наклонившись к Цезарю.
Граф де Монтестрюк сложил руки на груди.
— Точно ли вы уверены, что вас зовут Балдуин д’Арпальер? — спросил он. — Подумайте немножко, прошу вас… У вас должно быть еще другое имя… прозвище, под которым вы странствуете по большим дорогам.
— Гром и молния! — крикнул капитан и ударил со всей силой кулаком по столу.
— Бриктайль! Я был уверен!
И хладнокровно, показывая великану перстень на своем пальце, Гуго спросил:
— Узнаешь этот перстень, что ты у меня украл?.. Одно меня удивляет: как у тебя до сих пор еще голова держится на плечах!..
Кровь бросилась в лицо Бриктайлю; он уже хотел было броситься через разделявший их стол и схватить врага за горло, но сдержался невероятным усилием воли и ответил:
— А! Так ты волчонок из Тестеры, тот самый, что оставил следы своих зубов у меня на руке?.. Посмотрите, господа!
Он отвернул рукав и показал белый рубец на волосатой руке; потом с тем же страшным хладнокровием, обмакнув пальцы в стакан, из которого только что пил, он бросил две или три капли вина в лицо Гуго де Монтестрюку.
— О! Умоляю вас! — вскричал Лудеак, бросаясь к Гуго, чтобы удержать его.
Шиври вмешался в свою очередь.
— Вы друг мне, любезный граф, — сказал он Гуго, — поэтому я имею право спросить вас, до каких пор вы намерены оставлять эти капли вина на своих щеках?
— Пока не убью этого человека!
— А когда же вы его убьете?
— Сейчас же, если он не боится ночной темноты.
— Пойдем! — ответил Бриктайль.
— Ты, Лудеак, будешь секундантом у капитана, — сказал Цезарь, — а я у Монтестрюка.
Все вместе вышли на улицу; Шиври пропустил вперед Бриктайля и сам пошел перед Гуго, Лудеак был последним. Спускаясь по узкой лестнице на нижний этаж трактира, Лудеак нагнулся к уху Монтестрюка и шепнул:
— Ведь я же вас предупреждал… Надо было промолчать!..
Скоро пришли к лампаде, горевшей перед образом Богоматери, рядом с кладбищем Невинных Младенцев. Местность была совершенно пустынная.
— Вот, кажется, хорошее место, — сказал Гуго, топнув ногой по мостовой, где она казалась суше и ровнее, — а тут, кстати, и кладбище, куда отнесут того из нас, кто будет убит.
Он обнажил шпагу; его примеру последовал и Бриктайль со словами:
— Поручите же вашу душу Богу!..
— Ну! Тебе, бедный Бриктайль, об этом заботиться нечего: твою душу давно уже ждет дьявол!
Бриктайль вспыхнул и стал в позицию. Началась дуэль; оба бойца первое время только щупали друг друга. Гуго вспомнил полученные когда-то удары, Бриктайль — тот прямой удар, которым молодой граф отпарировал все его хитрости.
Рука Гуго, хотя и казалась слабей, не уступала в твердости руке противника. Удивленный Бриктайль провел ладонью по лбу и уже начал немного горячиться, но еще сдерживал себя. Вдруг он пригнулся, съежился и вытянул вперед руку.
— А! Неаполитанская штука! — сказал Гуго, улыбаясь.
Бриктайль прикусил губу и, не находя нигде открытого местечка, куда можно было бы кольнуть острием, вдруг вскочил, выпрямился во весь свой огромный рост, зачастил ударами со всех сторон разом, как волк, кружащийся вокруг сторожевой собаки.
— А! Теперь испанская! — заметил Гуго, и та же улыбка мелькнула у него на губах.
— Черт возьми! Да это мастер! — проворчал Лудеак, переглянувшись с Цезарем.
Бриктайль быстро остановился, весь сжался, укоротил руку и прижал локоть.
