Виктория Холт - Рожденная для славы
Обзор книги Виктория Холт - Рожденная для славы
Джин Плейди (Виктория Холт)
Рожденная для славы
СМЕРТЬ КОРОЛЯ
Когда я оглядываюсь на первые двадцать пять лет своей жизни и думаю, сколько раз я подвергалась опасности потерять ее, то вспоминаю: впервые мысль о том, что самой судьбой мне предназначено стать великой королевой, пришла в голову тем чудесным днем, когда я въезжала в столицу. На мне было пурпурное бархатное платье для верховой езды, рядом ехал Роберт Дадли — самый красивый мужчина Англии; грохот пушек Тауэра приветствовал меня, вся дорога была усыпана цветами. Я поклялась Господу, что никакая сила не сможет помешать исполнить мое предназначение. И я исполнила обет.
С особым чувством вспоминаю эти первые двадцать пять лет — и всегда сохраню их в своем сердце, ведь даже горькие уроки не прошли для меня даром. Я была молода, плохо разбиралась в людях, один неверный шаг, одно необдуманное слово, даже улыбка или нахмуренная бровь могли стоить жизни.
Мне трех лет не исполнилось, когда довелось впервые столкнуться с несчастьем, круто изменившим мою судьбу. Я не могу с уверенностью утверждать, что хорошо помню свою мать, хотя иногда мне кажется, будто она, как живая, стоит перед глазами. В моих воспоминаниях она запечатлелась как существо необыкновенно яркое и пленительное. Запомнились мягкое прикосновение бархата и шелест шелка, дивный запах темных волос и еще какая-то лихорадочная веселость, очевидно, порожденная отчаянием. Но ярче всего осталась в памяти сцена, которую я не забуду до самой смерти. Мы — во дворе перед дворцом, и моя мать держит меня на руках. В одном из окон появляется ослепительная фигура — огромная, внушительная, с рыжей бородой. Это король. Мать старается привлечь его внимание — берет мою ручку и машет ею — так умоляюще, так трогательно и в то же время безнадежно. Короткое мгновение он раздраженно смотрит на нас и… отворачивается. Детские воспоминания не обманули меня, позднее я установила, что все так и было — за три или четыре дня до того, как мать арестовали и бросили в Тауэр. Памятуя о ее отчаянии и его жестокости, я дала еще одну клятву: никогда ни один мужчина не возьмет надо мной власть.
До этого мама обладала силой и могуществом, и моя воспитательница леди Брайан, которая доводилась ей родственницей, всячески старалась услужить ей, так же как и мистер Шелтон — тоже состоявший в отдаленном родстве с семьей матери.
Личность отца занимала в моей жизни огромное место. Я верила, что он — самый могущественный человек в мире, и уж, конечно, в Англии. Мне было четырнадцать лет, когда он умер, поэтому я могу с уверенностью сказать, что довольно хорошо знала его. Король внушал окружающим страх и одновременно восхищение. Но несмотря на всю его жестокость и беспощадность, отец всегда пользовался любовью народа. И вот именно в этом я намерена подражать ему. Из уроков истории я узнала, что глуп тот монарх, который не сумел завоевать уважение простых людей.
Леди Брайан рассказывала, что отец гордился мной и любил гулять в садах Хэмптон-корта или Виндзора, держа меня на руках. В воображении я с удовольствием рисовала себе эту картину: в нарядном платьице я сижу на руках у моего великолепного отца, а придворные вокруг в один голос уверяют его в моих совершенствах.
Все оборвалось в то мгновение, когда голова моей матери легла на плаху.
Я очень хорошо помню, как поймала леди Брайан за юбку и требовательно спросила:
— Где моя мама? Почему больше не приходит?
Леди Брайан молча отвернулась и заплакала, но я не отставала и настаивала, чтобы мне ответили. Тогда она посадила меня к себе на колени и сказала:
— Миледи принцесса, у вас больше нет мамы.
— У всех есть мама, — возразила я, ибо была уже достаточно большая, чтобы разуметь очевидные вещи.
— Ваша мама теперь на небесах, — ответила моя воспитательница.
— А когда она вернется?
— Люди, ушедшие на небеса, не возвращаются.
— Она обязательно придет повидаться со мной.
Леди Брайан прижала меня к себе и горько заплакала, окончательно поставив меня в тупик.
Я поняла, что случилось нечто ужасное, но долго еще не расставалась с надеждой снова увидеть мать.
Мне нравилось говорить о ней, и я попросила леди Брайан рассказать о моем рождении.
— Это случилось в Гринвиче, — начала она, — в чудесном дворце, который очень любили король с королевой. Впервые вы увидели свет Божий в Палате Непорочных Дев. Это название она получила позднее, а тогда это были обычные покои, только все стены увешаны гобеленами с изображениями святых мучениц.
— А мама хотела мальчика?
Внезапно я поняла, что задала очень важный вопрос, ибо леди Брайан побледнела и какое-то время не отвечала.
Наконец собравшись с духом, произнесла:
— Да, ваша мать хотела мальчика. Король хотел сына. Но когда родились вы, они поняли, что лучшего не могли и желать.
Скоро я узнала, что это была совершеннейшая неправда, но мне нравилось, что леди Брайан солгала. Жизнь моей матери зависела от того, кого она родит. Если бы это оказался мальчик, то не пришлось бы посылать во Францию за мечом, которым ей отсекли голову. И она была бы всеми почитаемой королевой, вместо того чтобы лежать в могиле на кладбище церкви святого Петра.
— Королева сказала, — продолжала леди Брайан, — что отныне эти покои по праву могут называться Палатой Непорочных Дев — ведь здесь родилась непорочная дева накануне благого дня Рождества Богородицы.
— Это в самом деле так? — заинтересованно переспросила я.
— Именно так. Вы родились накануне Рождества Девы Марии. Помните об этом.
Моя дорогая воспитательница делала все, чтобы мне жилось хорошо, но я не могла не заметить, что никому, в сущности, не было до меня дела. Мою мать казнили за измену королю, обвинив в том, что она имела пятерых любовников — одним из которых был ее собственный брат, мой дядя Джордж Болейн. Ее брак с королем, по утверждению одного из влиятельнейших министров короля — Томаса Кромвеля, вовсе не являлся законным. А посему на меня легло позорное клеймо незаконнорожденной, и отношение ко мне круто переменилось. Естественно, на бастардов короля не распространялись привилегии, положенные законным отпрыскам его величества.
Я начала замечать перемены только тогда, когда мои платьица пришли в негодность и леди Брайан проводила долгие часы, ставя на них заплатки.
— Мне надоели старые платья, — ворчала я. — Почему у меня нет новых?
Тогда добрая леди Брайан начинала ужасно сердиться, но, конечно же, не на меня, а на мистера Шелтона, который занимал высокое положение в нашем доме. Он настаивал на моем присутствии за общим столом, давал мне пробовать вино и угощал всякими острыми кушаньями. Я слышала, как леди Брайан ссорилась с ним.
