Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
Доктор повернулся к Филиппу спиной и стал вырывать сорняки.
Филипп скрестил руки на груди.
— Доктор! Выслушайте меня! — попросил он. — Речь не идет о соблазнителе, которого более или менее обнадежила кокетка; речь не идет о человеке, которого кто-то на это вызывал. Речь идет о негодяе, воспитанном и вскормленном из жалости в нашем доме. Он проник ночью в комнату моей сестры и, воспользовавшись тем, что она была искусственно погружена в сон, похожий на глубокий обморок или даже смерть, предательски, подло осквернил самую святую и чистую из женщин, на которую при свете дня он не смел поднять глаз. Любой суд безусловно приговорил бы его к смертной казни. Ну так я сам осужу его столь же бесстрастно и предам смерти. Доктор! Вы показались мне благородным и великодушным! Неужели вы заставите меня заплатить за вашу услугу деньги или я должен буду принять ваше условие? Неужели, оказывая мне услугу, вы поступите подобно тем, кто, делая одолжение, получает удовольствие от того, что за свою услугу заставляет другого почувствовать себя обязанным? Если это так, доктор, значит, вы не тот святой, вызывавший мое восхищение, вы обыкновенный человек, и, несмотря на высокомерие, с которым вы недавно со мной разговаривали, я выше вас, потому что чистосердечно открыл вам свою тайну.
— Так вы говорите, что виновный сбежал? — в задумчивости проговорил доктор.
— Да, разумеется, он догадался, что скоро его преступление откроется. Он услышал, что его обвиняют, и сбежал.
— Хорошо. Теперь скажите мне, что вам угодно, — спросил доктор.
— Мне необходима ваша помощь, чтобы увезти сестру из Версаля и надежно скрыть ужасную тайну, способную обесчестить нас, если она откроется.
— Я поставлю вам только одно условие.
Эти слова возмутили Филиппа.
— Выслушайте меня! — продолжал доктор, жестом призывая его успокоиться. — Христианин и философ, которого вы только что сделали своим исповедником, вынужден поставить вам условие не как плату за оказываемую услугу, а по праву совести. Человечность не добродетель: это необходимость. Вы мне толкуете об убийстве человека, я же обязан вам в этом помешать любым доступным мне способом, даже силой. Итак, заклинаю вас: дайте мне обещание!
— Никогда! Никогда!
— Нет, вы это сделаете! — вскричал доктор Луи. — Вы сделаете это, кровожадный человек! Научитесь повсюду видеть Божью десницу и не пытайтесь отвести ее удар. Так вы говорите, что преступник был у вас почти в руках?
— Да, доктор. Если бы, войдя в комнату, я догадался, что он прячется за дверью, я столкнулся бы с ним лицом к лицу.
— Ну а теперь он сбежал, он трепещет от страха: начались его муки. A-а, вы улыбаетесь, вам кажется, что Божье наказание слишком слабо. Угрызений совести для вас недостаточно! Погодите! Погодите! Погодите же! Вы должны остаться с сестрой и пообещать мне, что никогда не будете преследовать преступника. Если же вы его встретите случайно, другими словами, если Бог сам выдаст вам его, вот тогда… Я же человек, я понимаю ваши чувства… Вот тогда вы и решите, что вам с ним делать.
— Вы заблуждаетесь, ведь так он всю жизнь может избегать меня.
— Как знать… Ах, Боже мой! Убийце тоже иногда удается сбежать; он скрывается, он боится эшафота, однако меч правосудия, словно магнит, притягивает к себе виновного, и он неизбежно оказывается в руках палача. И потом, разве стоит сейчас разрушать то, чего вы достигли с таким трудом? Разве вы сможете доказать невиновность своей сестры людям, среди которых живете? Вы убьете человека на глазах у праздных зевак и потешите их любопытство дважды: сначала, когда предадите огласке покушение на сестру, потом — когда вынуждены будете рассказать об отмщении, а это вызовет скандал. Нет, нет, поверьте: лучше молчать, похоронить несчастье в своем сердце.
— А кто узнает, что я убил негодяя из желания отомстить за сестру?
— Надо же будет как-нибудь объяснить убийство!
— Ну хорошо, доктор, я готов подчиниться и обещаю, что не стану преследовать преступника. Но ведь Бог справедлив! Безнаказанность — только приманка: Господь непременно отдаст мне его в руки!
— В таком случае это будет означать, что Господь приговорил его к смерти. Вашу руку, сударь!
— Вот она!
— Что я должен сделать для мадемуазель де Таверне? Приказывайте.
— Необходимо найти подходящий предлог для ее высочества дофины, дорогой господин доктор, чтобы увезти сестру на некоторое время из Трианона. Скажем, тоска по родным местам, необходимость в свежем воздухе, другом образе жизни…
— Это несложно.
— Это ваше дело, в этом я полагаюсь на вас. Я увезу сестру в тихое место, в Таверне к примеру, подальше от любопытных глаз, от подозрений…
— Нет, нет, это невозможно: бедной девочке нужен постоянный уход и ласковые утешения, ей не обойтись без медицинской помощи. Дайте мне возможность навещать вас неподалеку отсюда, в каком-нибудь известном мне кантоне, в хорошо скрытом от чужих глаз месте, в сто раз более надежном, нежели захолустье, куда вы хотите ее увезти.
— Вы так считаете, доктор?
— Да, я полагаю, и не без оснований, что так будет лучше. Чем дальше вы будете от столицы, тем больше вызовете подозрений. Подозрение — словно круги от упавшего в воду камня: чем дальше от центра, тем шире. Однако сам-то камень никуда не денется: круги исчезают со временем, зато никто так и не может найти причину волнения под толщей воды.
— Ну, доктор, в таком случае — за дело!
— Все будет устроено сегодня же.
— Предупредите ее высочество дофину.
— Я переговорю с ней утром.
— А все остальное?..
— Через двадцать четыре часа вы получите мой ответ.
— Благодарю вас, доктор, вы для меня как бог.
— Раз мы обо всем условились, молодой человек, нам надлежит исполнить следующее: возвращайтесь к сестре и постарайтесь ее утешить. Берегите ее!
— Прощайте, доктор, прощайте!
Доктор провожал Филиппа глазами до тех пор, пока тот не исчез из виду, потом вернулся к корректуре и к сорнякам в своем садике.
CL
ОТЕЦ И СЫН
Когда Филипп возвратился к сестре, он заметил, что она чем-то встревожена.
— Друг мой! — заговорила она. — Пока тебя не было, я хорошенько обдумала все, что произошло со мной за последнее время. Мне кажется, я сойду с ума! Ну как, ты виделся с доктором Луи?
— Я только что от него, Андре.
— Этот господин выдвинул против меня страшное обвинение: оно подтвердилось?
— Он не ошибся, сестренка.
Андре побледнела и нервно сдавила свои тонкие белые пальчики.
