"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Подавляя дрожь, она обернулась. Он стоял в трех шагах, привалившись к ограждению заборола и скрестив мускулистые руки на груди – человек-волк, крупнее самого рослого из мужчин, с янтарно-золотыми глазами на человеческом лице и густым снежно-белым мехом на плечах.

– П-привет и здоровья тебе, Ульв Белый! – выдохнула Хельга. С такими знакомцами вежливость – первое дело, так научила ее мать. – Не ждала увидеть тебя сейчас…

– Ты так громко думаешь, что услышал бы и последний глухой турс.

– Еще бы мне не думать! Мой сын… и Берси, который тоже дорог мне, как сын, собираются в поход, против людей, которым покровительствует Один. Ты сам мне это сказал, а на днях им подтвердил это еще один… еще одно существо…

Ульв Белый откровенно хмыкнул, и Хельга поняла: он-то знает, что это было за существо.

– Но они не могут отказаться от мести, этого требует честь. А я не могу смириться с тем, что они пойдут… как готовая жертва… Может быть, ты… кто-то из вас… сможет поддержать их, Хавстейна и Берси, хотя бы уберечь от напрасной гибели…

Хельга замолчала, отчаявшись дождаться хоть проблеска сочувствия на неподвижном лице альва. Чего она просит – чтобы слуга Одина выступил против господина? Да еще такого, что видит и слышит всю вселенную?

– Если жизнь наших потомков будет под угрозой, Всеотец не запретит нам вызволить их из беды, – безразлично бросил Ульв Белый. – Для того они и угощают нас на каждом своем пиру.

– Но он запретил вам помогать моей матери. Она рассказывала мне…

– Это было другое дело. Снефрид прямо нарушила волю Всеотца, высказанную ей. Но состязался он тогда не со Снефрид, а с другой непреклонной женщиной! – Ульв Белый возвел глаза к небесам. – И глупо было бы одной рукой бороться с ее волей в жизни смертной, а другой рукой – помогать. Всеотец не жесток, он всего лишь хочет помочь обрести высшую славу. Тем, кто этого достоин и докажет это.

– Что нужно сделать?

– Если ты отправишь с этими героями твою дочь, я буду помогать ей сохранить их жизни.

– Дочь! – Хельга вытаращила глаза. – Ты с ума со… Я не отпущу ее! Она слишком молода!

– Когда ты впервые увидела меня, была не старше. Впрочем, как хочешь.

Ульв Белый неспешно отлепился от ограждения и распрямил руки, будто собираясь прянуть вверх.

– Постой! – Хельга кинулась к нему и чуть не схватила за локти. – Погоди. Не исчезай. Вефрид же почти ничего об этом не знает…

– Она знает достаточно. А если недостаточно, то чья в том вина?

– Я не хотела, чтобы она была замешана в такие дела.

– Никто не хочет, пока не появится нужда в силе больше человеческой.

Хельга помолчала, оценивая выгоды и угрозы.

– Я не могу послать мою дочь туда, где ей будет грозить опасность… столкнуться с резней.

– Так пусть остается дома. Никто вас не заставляет.

– Но зачем вам Вефрид – ты мог бы помочь моему сыну. Хавстейн тоже кровный потомок твоей сестры!

Ульв Белый в ответ ухмыльнулся многозначительно, показав волчий клык. Усмешку эту Хельга прекрасно поняла: она намекала на особую склонность альвов к человеческим женщинам.

– Сыновьям помогают валькирии. Альвы-хранители бывают только у женщин. Но едва ли муж позволит тебе самой пуститься в дорогу. К тому же твоя дочь владеет «глазом Одина», хранящим королевскую удачу. Дай же ей испытать эту удачу. Иначе «глаз Одина» ее покинет и поищет себе более отважных хозяев. Такие вещи даются богами и судьбой не для того, чтобы служить подвесками к ожерелью.

Хельга помолчала. Она отлично помнила себя в шестнадцать лет – свою тогдашнюю отвагу, жажду перемен, сияющие надежды на счастье – свою неопытность, неосторожность, при которых только богини и добрые дисы уберегли ее от больших бед. И хотя Вефрид сейчас была не моложе, чем Хельга в год ее знаменитого путешествия, мать в первую очередь видит в своих детях уязвимость.

– Я… подумаю, – пробормотала она, опуская глаза.

Была мысль посоветоваться с кем-нибудь, но с кем? Она уже получила совет от самого мудрого советчика из доступных ей.

– Да едва ли Вефрид и захочет – она с самого начала за что-то невзлюбила бедного Берси…

Хельга подняла глаза и обнаружила, что говорит с пустотой – Ульв Белый исчез, и слушал ее лишь вечерний ветер над озером…

Часть третья

Глава 1

Солнце садилось, усталые после целого дня в поле работники Хедина хёвдинга возвращались в Силверволл – распаренные от жары, загорелые, в пропотевших сорочках, с мокрыми волосами – только что умылись в речке. На плечах несли косы, серпы, потощавшие мешки из-под съестных припасов. Уже началась жатва ржи – ее убирают первой. Укреплений Силверволл не имел – по дороге от полей сразу можно было попасть к первым дворам, а дальше – к жилью здешних старейшин. Позади всех брели трое мужчин средних лет. Им сегодня тиун выделил самое трудное поле – где рожь выросла высокой и густой, но полегла от недавних дождей, а к тому же в ней было много сорняков. Такую нельзя косить косой: ее жнут серпами и раскладывают, чтобы солнце высушило траву, и только потом вяжут в снопы. Трое жнецов были мужчинами крепкими, еще довольно молодыми, но непривычная тяжелая работа по жаре к вечеру выпила из них все силы: они даже не разговаривали и не оглядывались на баб, которые шли отдельной стайкой и пели на ходу.

На хозяйском дворе работники разошлись: женщины в девичью избу, холопы – в холопью, свободные работники – в децкую. Туда же направились и те трое. Под навесом избу сидел мужчина – темнобородый, с горбатым носом, тоже очень усталый по виду. Увидев его, шедший первым из тех троих застыл, будто не верил своим глазам.

– Гра… – в изумлении начал он, но запнулся.

– Я Орм, – с видом отупения от усталости откликнулся сидящий и медленно встал. – Будь цел…

– Завид я, – напомнил тот – рослый, широкий, круглолицый здоровяк с длинными светлыми волосами, плохо расчесанными и связанными в неряшливый хвост. Золотистая борода казалась светлее на покрасневшем от солнца лице – он был из тех светлокожих, кому не удается толком загореть. – Тебя какой встрешный бес сюда…

– Не соскучился по вам, – буркнул Градимир, помня, что расстались они не слишком по-дружески. – Беда привела…

– Девя… Брат твой где? – спросил другой работник – среднего роста худощавый мужчина с тускло-рыжими волосами, спускавшимися мыском на довольно низкий лоб. Резкие черты лица, опущенные углы тонкого рта придавали ему угрюмый и в то же время решительный вид.

– Худо наше дело. – Градимир оглянулся на прочих работников, пяливших глаза на незнакомца. – Умер мой брат меньшой. На Перуновом дне костью подавился, я и проститься не успел.

– Чи-во? – Завид, которого от рождения все собеседники знали под именем Игмор, недоуменно нахмурился.

– Отойдем! – быстро шепнул Градимир, бросая тревожные взгляды на незнакомых работников.

Вчетвером они отошли в угол навеса, подальше от двери в избу, тесно грудились.

– Убит мой брат, – торопливо пояснил Градимир. – Достали нас те, из Хольмгарда. Я чудом жив ушел.

– Брешешь! – бросил Игмор. – Как они могли?

– Не знаю как. На Перунов день, ночью уже, на сулицу насадили.

– Кто?

– Знакомец наш – бабкин внук. И с ним еще какие-то угрызки. Алдана помнишь? Который из гридьбы к Свенельдичу перешел, в кормильцы его младшего. Вон он тоже.

– Да глядь, откуда ему тут взяться? – не поверил Красен. – Он же в Выбуты убрался с…

Он осекся: в голове связалось прежнее место жительства Алдана – близ Улеба – и его возможное участие в деле мести.

– Кто еще? – мрачно спросил Игмор. – Много их?

– Говорят, десятка два.

– Говорят? Кто говорит? Ты видел их?

– Нет. – Градимир отвел глаза. – Стал бы разглядывать – сейчас бы тут не стоял. Своей бы сулицы дождался. У них семь приготовлено – на каждого из нас.

– Тогда откуда знаешь?

– Люди рассказали, что приехал в Видимирь бабкин внук с дружиной. Нас искать. Девяту первым нашел. А нашел бы меня первым…