Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия
Эдо был построен на низкой и почти плоской равнине. Поэтому Кошечка видела с каланчи только запутанный лабиринт похожих на волны заснеженных крыш, ни одна из которых не поднималась над землей выше, чем на два этажа. Если не считать далекой пятиэтажной пагоды, ввысь над этим застывшим морем устремлялись только сушильные стойки на крышах и длинные тонкие пожарные вышки.
Кошечка повернулась и задела нагинатой бронзовый колокол, висевший над центром площадки. В тишине гулкий удар металла о металл показался молодой женщине оглушительным. Она испугалась, что этот звон взбудоражит округу или по меньшей мере разбудит обитателей дома.
— Прости, — шепнула она Хансиро, когда его голова поднялась над краем площадки. Изо рта Кошечки вылетал пар, молодая женщина дрожала от холода.
— Не волнуйся, внизу вряд ли что-нибудь слышно, — успокоил Хансиро.
Полная луна казалась необыкновенно большой и висела так низко, что ее хотелось потрогать рукой. Она уже клонилась к югу, но по-прежнему заливала Эдо прозрачным серебряным светом. Снег отражал и усиливал это сияние. Со своей площадки княжна и воин видели на западе реку Сумиду и мост Рёгоку.
К северу и востоку от наблюдателей находились усадьбы князей, разбросанные среди высоких сосен, окруженные стенами, садами, служебными постройками, семейными алтарями и беспорядочно расставленными домишками. В центре Эдо возле замка сёгуна, к которому жались «верхние» дома князей, было тесно, поэтому многие высокородные строили свои «средние» дома на городской окраине.
В этих усадьбах жили княжеские семьи. Там же князья размещали и своих воинов — в казармах, устраиваемых обычно вдоль внутренней стороны стены, выходившей на улицу. Казарма князя Киры состояла всего из двух маленьких комнат. Его охранники ютились в невероятной тесноте.
— Которая усадьба Киры? — спросила Кошечка.
— Та, где ветки сосны перевешиваются через стену, — показал веером Хансиро.
Кошечка внимательно оглядела усадьбу, отыскала глазами ворота, крышу казармы и рассмотрела внутренний двор, предназначенный для паланкинов и карет. В дальнем конце двора, за стенкой, в саду находился и особняк князя.
Наблюдательница водила взглядом по ломаным линиям извилистого лабиринта крыш, запоминая расположение флигелей и пристроек, террас и крытых переходов, соединявших основную часть дома с задней, где находились комнаты княжеской семьи. Под какой-то из этих крыш спал сейчас Кира. И сон его вряд ли был спокоен.
— Наш отряд пройдет мимо нас: рисовая лавка Ёгоро находится неподалеку отсюда на другой стороне улицы, возле пивоварни, — сказал Хансиро.
Пивоварню легко было отличить от других мастерских и лавок: с фронтона ее второго этажа свисала приметная вывеска — большой коричневый шар из сушеных игл кипариса. Улица оставалась пустынной, если не считать крысы, деловито прошмыгнувшей вдоль белых оштукатуренных стен какого-то склада. Но Кошечка теперь не отрывала глаз от рисовой лавки. Она пыталась представить себе, что сейчас делают собравшиеся там люди, о чем говорят, что чувствуют.
Кошечка и Хансиро стояли неподвижно, положив руки на перила, и оглядывали с высоты освещенные луной и окутанные снегом стены Эдо, дома и деревья. Рукава влюбленных соприкасались.
Кошечка обошла площадку по кругу, пытаясь разглядеть внизу признаки присутствия Гадюки и его друзей. Она была уверена, что «храбрецы» прячутся где-нибудь на крышах за большими бочками с водой, под заборами или в боковых улочках, но не заметила ничего подозрительного.
— Они очень хорошо замаскировались, — шепнула княжна Асано. Может, некоторые рассказы о смелости и смекалке мати якко, которые она всегда считала приукрашенными, правдивы?
— Посмотри туда, — Хансиро показал железным веером на крышу, находившуюся от них в нескольких десятках сяку.
Тени позволили воину разглядеть на ее скате едва заметные следы ног, которые вели вверх к большой деревянной бочке с водой, установленной там на случай пожара. И те немногие следы мати якко, которые Кошечка потом смогла обнаружить, концентрировались у дома Киры.
— Тюбэй поклялся, что его люди не вмешаются в бой, — ответил Хансиро на ее невысказанный вопрос. Он считал, что старшина «храбрецов» сдержит свое слово, но не удивился тому, что мати якко следят за местом предстоящей схватки. Они не могли пропустить случай понаблюдать за сражением.
Кошечка и Хансиро взглянули вниз, на улицу, которая вела к мосту через канал, служивший южной границей Хондзё и отделявший этот округ от соседнего округа Фукагава. Если князь Уэсудзи пришлет подкрепление, его воины, вероятнее всего, подойдут с этой стороны.
— Если мы увидим, что враги подходят, то должны будем один раз ударить в колокол, — сказал Хансиро.
Из храма донесся звон. Семь ударов — час Тигра. И каждый звук замирал так медленно, словно старался как можно дольше провисеть в воздухе. Словно тоже хотел дождаться появления героев-мстителей.
Кошечка ухватилась за плечо Хансиро, пытаясь унять дрожь в руках. Волосы зашевелились у нее на затылке, сердце бешено застучало. Она воспринимала то, что нельзя ощутить пятью обычными чувствами: дочери князя Асано казалось, что она слышит через стены рисовой лавки Ёгоро дыхание сорока семи воинов из Ако и чувствует запах благовоний, которыми они окурили свои шлемы.
Едва затих последний удар колокола, Кошечка уловила еле слышный скрип открываемой двери. Ронины из Ако выходили из лавки на улицу и строились по двое. Кошечка напрягла зрение, пытаясь узнать кого-нибудь из мстителей в этих одинаковых фигурах. Когда ощетинившаяся оружием шеренга выступила из-под карниза, на снег легла длинная зубчатая тень, похожая на дракона.
Чтобы не стеснять движений, воины из Ако убрали под обмотки концы широких штанин своих хакама. На них были тяжелые холщовые плащи пожарников с капюшонами, скрывающими лица: мстители шли к дому Киры под видом самурайской пожарной команды. Их рукава были завязаны сзади, что позволяло рассмотреть боевые перчатки. На обшлага и подолы одинаковых черных курток самураи нашили большие белые треугольники из шелкового сукна. Они будут хорошо видны в темных коридорах особняка Киры и позволят отличать своих от врагов.
Некоторые воины надели шлемы, головы остальных облегали широкие повязки, за поясом каждого ронина торчали парные мечи. Кроме них, воины из Ако вооружились копьями, нагинатами, луками со стрелами и посохами. Все клинки были вычищены до блеска: ржавчина на оружии означает порчу в душе владельца.
Многие мстители укрепили за спинами тонкие древки. Прикрепленные к ним флажки развевались над их головами. На этих маленьких знаменах уходившие в последний бой воины начертали свои посмертные имена.
Воины Оёси несли еще осадные бамбуковые лестницы и тяжелые деревянные молотки на длинных ручках. К подобным ручкам были прикреплены обрезки больших трубок в форме усеченного конуса — боевые фонари, скрученные из окрашенной в черный цвет кипарисовой фанеры. Свечи внутри них вращались на шарнирах. Воин мог лучом такого фонаря осветить противника, а сам остаться невидимым.
Во главе отряда шагал Кандзаки Ёгоро, за ним один из бойцов отряда нес на шесте маленькую шкатулку. Кошечка поняла, что в шкатулке лежит свиток с клятвой мстителей.
За человеком со шкатулкой двигался Оёси. Он нес на веревочной петле боевой барабан, кожу которого украшала эмблема школы стратегии Ямага — символы инь и ян. Лицо советника было спокойно.
Глядя на него, Кошечка прошептала старинное стихотворение:
Оёси огляделся вокруг. Кошечка вздрогнула от неожиданности, хотя и знала, что у произнесенных слов есть душа и они могут исполнить желание говорящего. Возможно, душа ее слов долетела до Оёси.
