Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия

Лук Хансиро висел у него за спиной, тетива была спущена, а мечи воина оставались в ножнах. Кошечка держала нагинату, лезвие которой оставалось вертикальным и покоилось в чехле, конец древка упирался в сугроб.

Когда отряд лучников приблизился к мнимым пожарным, Хансиро заговорил:

— Друзья, мы не враги ни вам, ни вашему господину.

— Мы выполняем приказ, — ответил начальник отряда. Это был воин средних лет, явно очень умелый боец. Уроженец северной Ёнэдзавы, он не слишком жаловал столичных самураев. В Хансиро он сразу распознал равного себе, а такие бойцы встречались в Эдо не часто.

Хансиро подошел к самураю совсем близко, чтобы иметь возможность говорить тихо, и кивком указал вверх. На светло-сером фоне небес были четко видны силуэты почти сотни бойцов-отокодатэ, стоявших на гребнях крыш. Люди Тюбэя специально встали так, чтобы лучники увидели их оружие — деревянные молотки, плотницкие топоры и крестьянские косы. В боковых улочках заскрипели, закрываясь, ворота.

Начальник отряда понял, что его воины могут оказаться в ловушке: здесь, между двумя сплошными рядами фасадов, им некуда будет двинуться, если противник нападет на них. Ему придется выбирать, биться с мужиками или отступить. Ни то, ни другое его не радовало.

— Вам приказано прийти на помощь некоему князю. Но я уверен, что ваш господин совсем не желает, чтобы вы пачкали свое оружие в крови этого мужичья.

— Это правда, — согласился начальник отряда. Он действительно получил указание не поднимать шума на улицах.

— Этот невежественный сброд из Хондзё — вспыльчивые и непредсказуемые люди. И они имели наглость заинтересоваться этим делом. Мне кажется, если вы сделаете хотя бы один шаг вперед, они нападут.

Хансиро видел, что начальник отряда не боится шайки безродных ремесленников и не считает своего собеседника трусом. Кроме того, они оба помнили, что правительство запрещает посторонним вмешиваться в сведение семейных счетов. К тому же существует указ, который гласит, что «возмездие врагу не должно сопровождаться бунтом»… А эти мати якко большие мастера бунтовать.

— Я… — заговорил было начальник лучников, но тут же умолк, тяжело вздохнул и поклонился.

Кошечка и Хансиро поклонились в ответ ниже, чем он, чтобы придать достоинство его отходу. Пока они кланялись, начальник отряда резко повернулся на одной ноге и зашагал туда, откуда пришел. Его подчиненные повторили тот же маневр и последовали за командиром.

Кошечка тут же развернулась в противоположную сторону и побежала на север — к дому Киры. Когда до него оставалось совсем немного, она услышала пронзительные свистки — один, затем второй. Потом раздался радостный крик. Воины Оёси нашли Киру.

ГЛАВА 79

В борющихся почках живет весна

Когда Кошечка подбежала к воротам, перед ними уже волновалась целая толпа слуг и самураев из отрядов соседей Киры. Люди, толкая друг друга, вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что происходит во дворе. Оёси со складным стулом исчез. Кошечка прислонила свою нагинату к стене и, не раздумывая, шагнула в синеющий за воротами полумрак.

Хансиро открыл было рот, чтобы окликнуть ее, но потом решил, что разумнее промолчать. Месяц назад княжна Асано отправилась в путь одна, и будет справедливо, если она в одиночестве его и завершит. Поэтому Хансиро не стал даже пытаться остановить княжну Асано и не пошел за ней следом.

В воротах Кошечка остановилась и огляделась. Тишина окутывала двор, который стал прибежищем недвижных тел. Бледный свет раннего утра позволил Кошечке с облегчением разглядеть, что на одежде убитых и раненых воинов нет белых треугольников опознавательных знаков мстителей из Ако. В противоположном конце двора находились служебные помещения и «передние» приемные дома Киры. Все внутренние перегородки этих помещений были выдавлены или повалены, и Кошечка видела длинные ряды комнат, уходящие в темноту, — там, внутри, все еще царила ночь.

В тени ворот лежал священник-воин, все еще сжимавший меч в мертвой руке. Он, должно быть, погиб одним из первых. Возможно, он читал утренние молитвы и поэтому не спал в час Тигра.

У Кошечки не было времени задумываться над тем, что могло связывать этого убитого с Кирой. Она сбросила плащ пожарного, стащила с мертвеца верхнюю одежду и, накинув ее на себя, сняла повязку со своей бритой головы — превратилась в молодого священника. Чтобы завершить перевоплощение, Кошечка вынула у мертвеца из-за пояса четки и продела в них свои ладони.

Перебирая четки и молясь об упокоении душ убитых в ночном бою, княжна Асано медленно прошла через двор и поднялась по ступеням, и так сосредоточилась на том, что происходило внутри дома, что, проходя мимо лежавшего на террасе убитого воина, наступила в лужу крови. И когда дочь князя Асано шла по разоренному жилищу врага, ее сандалии оставляли на татами алые следы.

Кошечка обходила груды сломанных потолочных панелей, разорванных расписных ширм, усыпанных истолченной в пыль штукатуркой. В конторке управляющего Киры на полу валялись счетоводные книги, их страницы бесстыдно желтели среди перевернутых письменных столиков. Свиток, висевший в токономе приемного зала, был сорван со стены, лакированный алтарный шкафчик лежал на боку, а его содержимое было растоптано.

Разоренный дом Киры казался Кошечке прекрасным, как райский сад. Следы разрушения, подтверждающие акт свершившегося возмездия, умиротворяли ее гневную душу и успокаивали княжну Асано точно так же, как когда-то ее успокаивало журчание текущей по камням воды в материнском саду.

Кошечка шла на плач женщин — в личные покои княжеской семьи, где, скорее всего, прятался Кира. Но в коридоре, который уводил в заднюю часть дома, не было ни одного человека. Куда же ушли воины ее отца?

В противоположном конце коридора следов разрушений стало еще больше. Кошечка шла по грудам располосованных одежд, распоротых тюфяков и спутавшихся тонких, как паутина, шелковых нитей, вывалившихся из подкладок. Под ногами ее хрустели тонкие изящные вещи, ставшие мусором, — фарфоровая и лакированная посуда, принадлежности для курения, оболочки фонарей и осколки безделушек. Все сундуки, в которых мог укрыться человек, были расколоты в щепки, а их содержимое раскидано по полу. Жаровни были перевернуты, но Кошечка заметила, что кто-то старательно потушил в них огонь: в комнатах стоял запах мокрого древесного угля, и рядом с жаровнями по полу растекались лужи серой от пепла воды. Воины Оёси позаботились, чтобы пожар не уничтожил дом Киры раньше, чем они найдут его хозяина.

Деревянные щиты, закрывавшие выход в сад в конце одного из коридоров, были выбиты из пазов и теперь лежали рядком, образуя покатые сходни с пола-помоста на землю внутреннего двора. Кошечка представила себе, как воины из Ако ударами ног проламывали эту стенку. Шагая по этому коридору, она услышала гул возбужденных голосов. Дойдя до пролома в стене, княжна Асано выглянула во двор, скользнула взглядом по семейному алтарю и стоявшим рядом с ним маленьким ториям и за ними увидела то, что искала.

Оёси и его воины толпились у задней стены двора. Они плотным полукольцом обступили маленький навес из тех, под которыми обычно хранят древесный уголь. Навес возвышался над грудами хлама, натащенного сюда садовниками. Там валялись обломки лестниц, шестов, остовы пыльных корзин, ошметки циновок и связки изодранных соломенных веревок. Человеку высокого статуса было бы позорно скрываться в таком месте.

С бьющимся сердцем Кошечка вглядывалась в толпу, пытаясь понять, что происходит. Вдруг все, кто стоял вокруг навеса, отхлынули от него, и в центр образовавшегося круга вышли несколько воинов. Кто-то поднял копье, и мужчины радостно закричали, поздравляя друг друга с победой. На длинное и узкое, как лист ивы, острие копья была насажена окровавленная голова. У Кошечки зазвенело в ушах от дикой, бешеной радости. Не могло быть ни малейшего сомнения — это голова князя Киры!