Тайна Моря - Стокер Брэм

Наконец мы расплели веревку на четыре части, и я принялся связывать их одну за другой. В результате получился трос достаточно длинный, чтобы перебраться со скалы на скалу, хоть местами весьма сомнительной прочности. С одного конца я связал большую петлю и пропустил через голову низкой дамы ей под мышки. Я предупредил обеих, чтобы они не подвергали веревку большому или внезапному напряжению. Пожилая дама возражала против того, чтобы идти первой, но девушка и слушать этого не желала, а ее желание было для меня законом. Я взял свободный конец и, нырнув, доплыл до второй скалы, насилу на нее взобравшись, поскольку волны, сами по себе еще не опасные, затрудняли любое движение. Я дал знак даме спускаться в море, что она весьма отважно проделала не без помощи девушки. В воде она захлебывалась и отплевывалась, вцепившись смертной хваткой в петлю; но я тянул не спеша, размеренно, не доверяя прочности веревки. В считаные секунды дама уже переправилась, а я помогал ей взобраться на камень. Когда леди твердо встала на ноги, я вручил ей свободный конец и сам поплыл обратно с петлей. Девушка не мешкала и не чинила неприятностей. Когда она помогала мне подняться, я не мог не заметить ее силу; она держала мою мокрую руку крепко и уверенно, без трепета. Я догадался, что теперь, когда ее спутница оказалась в безопасности, собственная судьба ее не заботила. Я дал знак пожилой даме приготовиться; девушка скользнула в воду, я — за ней и поплыл рядом. Старушка потянула изо всех сил и увлеклась настолько, что не вняла моему предостерегающему оклику. Тянула так, словно это вопрос жизни и смерти; в результате уже на трети пути веревка порвалась, а старушка с размаха села на скалу. Девушка окунулась с головой и вынырнула, хватая ртом воздух. В судорожном порыве, объяснимом в такой момент, она так ухватилась за мою шею, что подвергла опасности нас обоих. Пока мы оба не пошли ко дну, я вырвался из хватки, хоть и с немалым трудом, так что, когда мы вынырнули, она оказалась на расстоянии руки.

Несколько секунд я ее поддерживал, чтобы она отдышалась; все это время слышал, как старушка надсадно кричит:

— Марджори! Марджори! Марджори!

С воздухом к девушке вернулось и здравомыслие, и она безропотно подчинилась мне. Пока я держал ее за плечо, нас подхватила волна, перехлестнувшая через скалу, и во внезапном порыве не упустить девушку я разорвал платье у ее горла.

Очевидно, теперь она полностью отдавала себе отчет в происходящем и вдруг воскликнула:

— О, моя брошка! Моя брошка!

У нас не было времени ни на промедление, ни на расспросы. Когда приходится плыть за двоих в бурном море, причем твой спутник — одетая с ног до головы женщина, тратить силы нельзя. Поэтому я греб как мог и доставил-таки ее к валуну, где пожилая спутница помогла ей подняться на ноги. Только отдышавшись, я наконец спросил о брошке.

— Я бы отдала что угодно на свете, лишь бы ее не потерять, — отвечала она. — Это фамильное сокровище.

— Она золотая? — спросил я, желая знать, как брошка выглядит, чтобы за ней нырнуть.

— Да! — воскликнула она, и без лишних слов я снова окунулся в воду и поплыл к дальней скале, раз уж брошка потерялась ближе к ней. Дно между скалами песчаное, а значит, разглядеть золото было бы просто. Стоило мне отплыть, как девушка принялась говорить, чтобы я не переживал, да что она бы лучше потеряла брошку еще тысячу раз, чем подвергла меня опасности, и тому подобное, весьма приятное слуху из таких уст. Сам я пребывал в приподнятом настроении. Мне удалось переправить обеих женщин без неприятностей, а море пока еще не представляло угрозы хорошему пловцу. Я нырнул со скалы и легко достиг дна всего в десяти — двенадцати футах; совсем скоро я увидел проблеск золота. Когда я всплыл и вернулся к скале, женщины втянули меня на нее совместными усилиями.

Я отдал брошь, юная леди прижала ее к губам и сказала со слезами на глазах:

— О, какой вы смелый! Какой добрый и смелый! Я бы отдала за нее все, что имею. Благодарю за спасение наших жизней — и за то, что спасли эту брошь.

И с девичьей порывистостью и безрассудностью она поцеловала меня.

Это был счастливейший миг в моей жизни.

Глава VIII. Бег по пляжу

Ее поцелуй был таким спонтанным и естественным, что не вызвал превратного впечатления. Это было выражение благодарности, и только. И все же мое сердце забилось чаще, а кровь в венах зазвенела от радости. Я уже не чувствовал нас незнакомцами и уже никогда не смог бы. Должно быть, та же мысль пришла в голову и девушке, потому что она покраснела и застенчиво отвернулась; но, гордо вскинув голову и притопнув ножкой по скале, оставила это мгновение позади. Ее пожилая спутница, хотя и испереживалась за себя и за девушку, бросила-таки на меня неодобрительный взгляд, словно я чем-то провинился: я понял, что юная леди не просто ей очень дорога, но и заслуживает необычайного уважения. Мне показалось удивительным, что дама озаботилась таким пустяком в сложившемся положении. Пускай смерть уже не дышала ей в спину, но она все же промокла и продрогла; скала под ее ногами была твердой и скользкой, а пена хлещущих волн и сейчас вихрилась у туфель.

Теперь она опасливо огляделась; все-таки она еще не знала, не очутились ли мы на точно такой же обособленной скале. Я поспешил успокоить ее на этот счет, и мы как можно быстрее поспешили через скалы к берегу. Больше всего нас задерживала пожилая дама. Теперь, когда ветер задул так, что на камнях было трудно устоять, в каверзных местах я предлагал девушке руку. Поначалу она твердо отказывалась; но затем, явно сочтя это невоспитанным поведением, передумала и позволила ей помогать. Очевидно, у нее на уме еще был тот поцелуй.

Обе леди выдохнули свободнее, когда мы сошли на берег и отдалились от моря. И вид, когда мы оглянулись, в самом деле предстал пугающий. Всюду, куда ни глянь, накатывали огромные волны, увенчанные белым; разбиваясь о скалы, они вскидывали столбы брызг или со зловещим ревом поглощали плоский берег перед нами. Горе любому, кто остался бы на скале; его унесло бы и расшибло о камни. Увидев это, старушка застонала и вслух произнесла благодарственную молитву. Даже девушка на миг побелела; затем, к моей тайной радости, инстинктивно подалась ближе ко мне.

Я взял командование на себя и распорядился:

— Идем, ни к чему торчать здесь в мокрой одежде. Поспешим в гостиницу и обсохнем. Иначе вы насмерть простудитесь. Нам всем нужно бежать! Или по меньшей мере поторопиться! — прибавил я, вспомнив о габаритах пожилой дамы.

— Мы оставили нашу бричку у гостиницы, — сказала молодая девушка, когда мы быстро двинулись в сторону Порт-Эрролла.

Тут мне вдруг пришло в голову, что эпизод спасения могла видеть Гормала. Сама мысль преисполнила таким отвращением, что у меня вырвался возглас. Я бы все отдал, чтобы она не омрачила это происшествие, слишком сокровенное — слишком радостное — слишком из ряда вон!

Потерявшись на две-три секунды в чувствах невыразимой нежности, я опомнился, только услышав голос приблизившейся девушки:

— Вы ранены? Пожалуйста, скажите, если да. Я умею оказывать первую помощь.

— Ранен? — спросил я в удивлении. — Вовсе нет. С чего вы это взяли?

— Я слышала ваш стон!

— Ах, это… — начал я с улыбкой. И тут прервался, потому что сердце снова окутал, словно сырой туман, гнетущий страх перед вмешательством Гормалы. Со страхом же, впрочем, пришла и решимость: я не позволю сомнениям мучить меня. Окинув взглядом берег, когда мы сошли с камней на пляж, я не увидел ни единой живой души. В этой части дюны переходили в узкий пустырь, заросший метлицей, за которым склон поднимался к высокой равнине. Здесь бы никто не спрятался: даже залегшего в высокой траве можно было бы легко заметить сверху. Ни слова не говоря, я повернул налево, как можно быстрее пересек пляж и взбежал по крутому склону песчаного плато. Там, с некоторой опаской и с сердцем, колотящимся, как молот, — я и правда не на шутку разволновался, — я огляделся. Только тогда я позволил себе выдохнуть свободно: сколько я видел, нигде не было ни следа человека. Ветер, теперь с силой задувший с моря, прижимал траву к земле, обнажая бледную зелень обратной стороны травинок; а ее характерный сине-зеленый металлический оттенок, который так трудно воспроизвести художникам, скрылся под этим яростным натиском.