Тайна Моря - Стокер Брэм

Все его подопечные размеренно двинулись домой, а колли неистово метался туда-сюда, направляя отару в нужную сторону. Уже скоро я наблюдал, как стадо потекло шумной пенистой речушкой через узкий мостик над Уотер-оф-Круден.

Следующее утро выдалось добрым, очень жарким и необычно тихим. В любое другое время я бы радовался такой погоде, но вчерашнее предупреждение эрудита и философа меня насторожило. А хуже всего в этих пророчествах, что они усугубляют тревожность. Сегодняшний день задался хорошо — значит, приходилось ожидать, что кончится он плохо. Около полудня я прогулялся на Уиннифолд; я знал, что в субботу строители уйдут пораньше и дом будет в полном моем распоряжении, и хотел пройтись по нему в тишине и наконец выбрать цветовую палитру. Там я провел несколько часов, а затем, приняв решение, направился в гостиницу.

За эти несколько часов погода изменилась как по волшебству. Будучи в четырех стенах, весь в мыслях о другом, я и не заметил перемены — пусть и спорой, но все же наверняка постепенной. Жара нарастала, пока не стала гнетущей; но время от времени по воздуху словно пробегала холодная дрожь, от которой я чуть не морщился. Все было спокойно — так сверхъестественно спокойно, что редкие звуки резали слух. Почти сошел на нет крик чаек, шум бьющихся о камни и берег волн, противоречивший тишине над морем; овцы и скот затихли до того, что отдельное коровье «му» или овечье «бе» звучали удивительно одиноко. Глядя на море, я ощутил усиление холодного ветра; или не столько ощутил, сколько знал, что он усиливался. Когда я сошел по тропинке на пляж, мне было послышался чей-то оклик — слабый и далекий. Вначале я не обратил на него внимания, поскольку знал, что меня звать некому; но, обнаружив, что он не умолкает, огляделся. В каждом из нас хватает любопытства, чтобы уж хотя бы оглядеться, когда зовут. Сперва я ничего не заметил; но потом на помощь слуху пришло зрение, и я увидел, что с рифа мне машут платками две женщины. Крики явственно доносились от них. Не к добру очутиться на рифе перед бурей; вдобавок я знал те рифы. И я поспешил со всех ног: путь до них был неблизкий.

У южного окончания Круден-Бей есть скопление скал, отходящих от берега, как шпора петуха. Дальше они идут разрозненно, многие невидимы во время прилива. Они образуют часть Скейрс, раскинувшуюся веером от мыса Уиннифолд. Среди тех скал приливы и отливы особенно сильны; не раз меня чуть не уносило, когда я там плавал. Что может случиться, когда тебя затянет в Скейрс, я слишком хорошо знал по участи Лохлейна Маклауда. Я стремглав несся по крутой тропинке и каменистому пляжу, пока не достиг Сэнди-Крейгс [16]. На бегу я видел по приливу — слабому, но набирающему силу с каждой секундой, — что предсказанный пастухом шторм идет на нас на всех парах. В таких случаях каждый миг на счету. Больше того, от каждого мига зависела жизнь; и, задыхаясь, я полез через валуны. На отшибе за основной массой Сэнди-Крейгс торчат две скалы, чьи верхушки прилив не покрывает, но омывает с каждой волной. Ближайшая при низкой воде не отделена от основной массы, но соединяется с ней узким перешейком несколько футов длиной, который захлестывают первые же волны прилива, поскольку он находится на самом пути прибывающей воды. В девяноста — ста футах за этой скалой, через глубокий канал, есть внешний риф, в любое время представляющий собой остров. При низкой воде оттуда открывается лучший вид на множество скал Скейрс. Они поднимаются со всех сторон — гранит, как будто пожелтевший от волн на участке между линиями прилива и отлива; над второй уже не растут черные водоросли. Сей островок так укрыт за высокими скалами, что его не разглядеть из Круден-Бей или Порт-Эрролла; разве что с тропинки, поднимающейся на Уиннифолд. Повезло, что там проходил я, иначе бы попытки несчастных привлечь внимание пропали втуне.

Достигнув Сэнди-Крейгс, я поспешил перебраться через них и скоро увидел ту отдельную скалу. К счастью, вода стояла низко. Прилив только-только разгонялся, волны начали быстрый бег между скал. Когда я поднялся на предпоследний валун, оказался ярдах в тридцати [17] и отчетливо разглядел двух женщин. Одна — коренастая и пожилая, вторая — молодая, высокая и необыкновенно красивая. Пожилая пребывала едва ли не в паническом состоянии, но молодая не выказывала испуга, хотя и смертельно побелела, — и по тому, как она тревожно озиралась, я видел, сколь далека она от спокойствия. На миг создался любопытный эффект, когда ее бледное лицо, обрамленное темными волосами, выделилось на фоне пены, взбивавшейся у дальних скал. Казалось, ее голова увенчана белыми цветами. Времени было в обрез, и я сбросил пальто с туфлями и приготовился к заплыву.

Перед этим я их окликнул:

— Что случилось с вашей лодкой?

В ответ раздался чистый молодой голос с явным американским акцентом:

— Ее унесло. Она пропала за скалами у мыса.

Миг я думал, что проще было бы найти ее, но один только взгляд на даль и состояние моря развеял все надежды. Волны поднимались так быстро, что уже лизали гребень скал. Женщин окатывало чуть ли не каждой волной. Без дальнейших отлагательств я прыгнул в море и поплыл. Девушка помогла взобраться на риф, и я встал рядом с ними: старушка крепко вцепилась в меня, а я держал девушку, пока волны омывали наши ноги. Несколько мгновений я оценивал положение, а затем спросил, умеют ли они плавать. Ответ был отрицательный.

— Значит, — сказал я решительно, — доверьтесь мне, и я переплыву с каждой из вас по очереди.

Старшая дама испуганно застонала. Я понял, что другого выхода нет и что, если не тянуть, будет нетрудно: расстояние небольшое, а волны еще не выросли. Чтобы поддержать дух женщин, я старался говорить так, словно все это — приятное приключение на отдыхе; но сам в то же время ужасно переживал. Преодолеть требовалось каких-то тридцать ярдов, но канал был глубоким, а прилив — сильным. К тому же волны становились все больше, а нам еще предстояло забраться на скользкий, покрытый водорослями камень.

Но ничего не оставалось, кроме как поторопиться; и, обдумывая, как лучше переправить пожилую даму, я произнес:

— Какая жалость, что у нас нет даже веревки, чтобы перетянуть друг друга.

Девушка так и подскочила от этой мысли:

— На лодке ее было предостаточно, но той, понятно, уже нет. И все же здесь найдется короткий кусок. Я привязала носовой фалинь к камню, но по-женски забыла убедиться, закреплен ли второй конец, и, когда начался прилив, лодку унесло. Привязанный конец должен быть на месте.

Когда набежавшая волна укатилась, девушка указала на короткую веревку, охватившую скальный выступ; свободным концом играли волны. Я тут же подскочил туда, увидев возможный выход из наших затруднений: пусть веревка коротковата — но и расстояние невелико, и, если ее расплести, длины вполне могло хватить. Я как можно быстрее отвязал веревку. Дело оказалось непростое — волны подпускали не больше чем на пару секунд; и все же я наконец освободил ее и вытянул. Это был отрезок всего лишь футов тридцать в длину, но сердце мое радостно екнуло.

Девушка тоже все поняла и тут же сказала:

— Позвольте помочь.

Я вручил ей один конец веревки, и мы вместе принялись ее расплетать. Это было не так-то легко — трудиться, стоя на неровной поверхности рифа, когда по ногам бежала вода, а старушка рядом охала, ахала и просила поторопиться. По большей части она молила меня, словно я какой-то deus ex machina [18] и потому способней беспомощных женщин; но эти жалобы были обращены к молодой спутнице, которая даже тогда, среди переживаний и спешки, уделяла время, чтобы успокаивающе положить руку на плечо старушке и сказать:

— Тише! О, прошу, тише! Ни слова, дорогая. Вы только саму себя пугаете. Соберитесь с духом! — и прочие слова, полные тепла и ободрения. Один раз девушка осеклась, когда о ее ноги разбилась волна посильнее других. Пожилая дама, уцепившись за нее, попыталась приглушить свой вскрик до стона, снова и снова жалобно повторяя: «О, мисс Анита! О, мисс Анита!»