Тайна Моря - Стокер Брэм

Я бегом вернулся к женщинам. Пожилая упорно шла по берегу, оставляя за собой на песке полусырые следы; но молодая задержалась и подалась мне навстречу.

— Надеюсь, ничего не случилось? — задала она естественный вопрос.

— Нет, — ответил я, не задумываясь, поскольку отчего-то уже казалось, что мы с ней давние друзья, и говорил я с ней в этом духе. — Все хорошо. Ее здесь нет!

— Кого? — спросила она, как и я, без задней мысли.

— Гормалы! — ответил я.

— А кто такая Гормала?

Пару минут я шел молча, раздумывая над ответом. Я понимал, как трудно будет объяснить, насколько странно Ясновидица сплелась с моей жизнью; и все же этой девушке рассказать хотелось. Я боялся, что она рассмеется; примет меня за шута; будет презирать меня; или даже сочтет полоумным! С другой стороны, Гормала сама могла бы искать с ней встречи и при случае наговорить обо мне что в голову взбредет. Кто знает, что у нее на уме. Она могла настичь нас в любой момент; она могла быть неподалеку прямо сейчас! Ее бесконечная слежка начала на мне сказываться; меня угнетало уже само ее существование. Я тревожно огляделся и выдохнул. Ни следа Гормалы. Наконец мой взгляд остановился на лице девушки… Ее красивые темные глаза следили за мной с интересом и удивлением.

— Что ж! — сказала она после паузы. — Вряд ли меня можно назвать любопытнее других людей, но мне все же захотелось узнать здесь и сейчас, что с вами происходит. Вы так озирались, словно за вами гонятся! Почему вы сорвались с места и осматривались, будто в вас стреляли, а вы хотели найти откуда? Почему вы так переживали, а теперь вернулись напевая? И кто такая Гормала и почему вы так рады, что не увидели ее? Почему не ответили, когда я о ней спросила? Почему шли, закинув голову, с неподвижным взглядом, словно вас посетили видения? И почему… — Тут она прервалась, и густая краска залила ее лицо и даже шею. — Ой, — продолжила она тихо и пылко. — Прошу прощения! Я забылась. Я не вправе задавать столько вопросов, тем более незнакомцу! — Она осеклась так же неожиданно, как начала.

— Право, не извиняйтесь! — сказал я. — Знаю, что грубо тянуть с ответом о Гормале; но правда в том, что ее окружает слишком много странностей и что на самом деле я переживал, не примете ли вы меня за дурачка или полоумного, если я их перескажу. И вы точно не поймете, почему я не хотел ее видеть, если я откажусь рассказывать. Да и если не откажусь, — прибавил я.

Смущение соскользнуло с девушки, словно плащ; к румянцу прибавилась улыбка, когда она обернулась ко мне и сказала:

— Это ужасно интересно. О, прошу, расскажите, если можете.

— С радостью, — ответил я от всего сердца. — Гормала… — начал я; но в этот самый момент приземистая дама перед нами, оторвавшаяся на приличное расстояние, обернулась и окликнула нас. Я расслышал только «мисс Анита», но девушка, очевидно, поняла все, потому что ответила: «Хорошо! Мы идем!» — и поспешила вперед. Отрадно было слышать, что она сказала «мы», а не «я»: замечательно было занимать место в ее мыслях.

На ходу она обернулась и добавила:

— Обязательно расскажите все; мне не будет покоя, пока я не услышу историю целиком, какой бы она ни была. Это так волнующе и замечательно! Сегодня утром, выходя спросонья из гостиницы, я и не представляла, сколько нам готовит день.

Собравшись с духом, я ответил:

— Отужинайте в гостинице со мной. Вы пропустили обед и наверняка проголодались, поэтому стоит сесть за стол раньше. Для меня это будет истинным удовольствием; а после я расскажу вам все, если мы улучим минутку наедине.

Она помолчала, и я нервно ожидал решения. Затем она ответила с греющей душу улыбкой:

— Все будет так, как скажет миссис Джек. Но мы поглядим!

И пока что я довольствовался этим.

Когда мы догнали миссис Джек, та принялась громко сокрушаться:

— О, мисс Анита, не знаю, что и делать. Песок такой тяжелый, да одежда так давит от сырости, да туфли так хлюпают — я уж думаю, что никогда не согреюсь и не высохну, хотя в каком-то смысле согрелась даже чересчур.

При этом она пошла по-медвежьи, вразвалку, так что захлюпало в промокших туфлях. Я бы рассмеялся, хоть и жалел бедняжку, но одернул себя, увидев тревогу, написанную на лице мисс Аниты. Она ласково принялась помогать пожилой даме и всячески ее утешать, просительно взглянув на меня.

— Боже, — сказала она. — Неудивительно, что вам трудно идти: вы промокли до нитки. — И присела на мокрый песок, чтобы выжать ее платье. Я огляделся и поискал, чем бы помочь. Напротив нас скальный выступ, на котором покоится Хоуклоу, отрастил в песке, под заросшими пригорками, гранитную косу. Я показал на нее, мы отвели туда старушку и усадили на плоский камень. Затем принялись выжимать ее одежду под ее просьбы не утруждаться. Мы стянули с нее сапоги с боковой застежкой, вылили из них воду и с немалым трудом надели обратно. Потом мы с девушкой взяли ее под руки и поспешили по берегу: мы все прекрасно понимали, что по-настоящему отдохнуть можно будет только в гостинице. На ходу пожилая леди осыпала нас благодарностями, роняя слова на каждом шагу: «О, дорогие мои, вы так добры».

И снова меня порадовало обращение во множественном числе. Впрочем, на сей раз подействовало это не на сердце, а на голову: такое объединение с мисс Анитой дарило как удовольствие, так и надежду.

Мне определенно вскружило голову.

Добравшись до Крудена, мы подняли в гостинице переполох; все забегали, спеша скорее обсушить дам. Мы не объясняли в подробностях, как промокли, только дали понять, что их застал прилив. Раскрывать детали я не спешил. Я и так ясно видел, что, хотя пожилую даму распирало от благодарностей мне, молодая не только хранит молчание, но и время от времени одергивает спутницу предостерегающим взглядом. Незачем и говорить, что я предпочел дать всему идти своим чередом; к тому же мой общий с новой знакомой секрет доставлял слишком большое удовольствие, чтобы его раскрывать, подвергать угрозе такое блаженство. Их отвели в спальни переодеваться, а я попросил подать мне в номер ужин на троих. Не теряя времени, я переоделся и дожидался прибытия гостий. Пока накрывали стол, я разузнал, что дамы прибыли в гостиницу рано утром на двуколке и правила ею юная леди. Они ни о чем не просили, только поставить лошадь в стойло и заботиться о ней хорошенько.

Вскоре появились и дамы. Миссис Джек рассыпалась в благодарностях. Я старательно отнекивался: хотя меня и тронула ее искренность, мне стало неловко, словно меня хвалили незаслуженно. Помощь, которую я им смог оказать, хоть и была важной для них, самому мне далась без труда, и что-то сверх простого «спасибо» казалось излишним. В конце концов, я всего-навсего промок ради двух дам, угодивших в неприятное положение. Я был хорошим пловцом и на протяжении всего происшествия не подвергался настоящей опасности, хотя, разумеется, застигни нас шторм, дела пошли бы совсем по-другому. Тут я содрогнулся, когда мое воображение услужливо представило картину двух беспомощных женщин на угрюмых скалах посреди бушующего моря — во время того самого прилива, что принес смерть несчастному Лохлейну Маклауду. Словно в ответ на мои страхи по дому с ужасающей силой пронесся порыв ветра. Он сотряс окна и двери, а в небе раздался смутный и рокочущий грохот, что, пожалуй, даже лучше передает разгул природных стихий, чем конкретное выражение их свирепости. Заново осознав близость шторма, я понял и обоснованность, и искренность благодарности дам; а заодно понял, какая трагедия могла бы разыграться, если бы в тот час никто не спускался по тропинке с Уиннифолда.

В себя меня привел озабоченный возглас миссис Джек:

— Смотрите, как он побледнел. Надеюсь, он не пострадал.

Я машинально ответил:

— Пострадал! Да я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. — И тут же ощутил, как уходит бледность и как я краснею от удовольствия, услышав слова мисс Аниты:

— Ах! Я понимаю. Он не боялся за себя, но теперь понял, как страшно было нам.

Полное понимание со стороны этой красавицы, ее совершенное и беспромедлительное сочувствие, точность догадки о том, что творится у меня в голове, принесли невыразимую радость.