Розалинда Лейкер - Венецианская маска
— Стоит ли сейчас идти к Елене?
— Я должна!
Он последовал за Мариеттой, когда та побежала вниз по коридору с красными обоями, а затем по ступеням в фойе. Они прибежали быстрее, чем сюда успел спуститься с другой стороны Филиппо с Еленой на руках, которая, кажется, была без сознания, впереди и позади их шли слуги Селано. Мариетта кинулась им навстречу.
— Ради всего святого, синьор Селано, позвольте мне пойти с вами! Елена всегда была мне как сестра.
Он посмотрел на нее таким испепеляющим взглядом, что ей показалось, он был бы не прочь ударить ее, если бы не нес Елену.
— Держись подальше! Моя жена угасает с каждым днем. Никто из семейства Торриси не посмеет подойти к ней.
Оба слуги остановились, готовые в любую минуту предотвратить попытки Мариетты или Себастьяно приблизиться к господину. Двери распахнулись, и он вышел с Еленой на руках на ступени к уже ждавшей их гондоле. Потом слуги выбежали вслед за ним. В сознании Мариетты отложилось какое-то странное обстоятельство, однако сейчас ей было не до размышлений, она была слишком огорчена. Себастьяно понимал ее.
— Ты, наверное, хочешь поехать домой.
Она кивнула.
— Да. Пожалуйста, извинись перед Изабеллой и гостями за меня.
— Они поймут.
После этого Мариетта была не одинока в своем мнении, что с ее подругой может случиться самое страшное, однако, похоже, Елена продолжала держаться.
Филиппо даже не изобразил огорчения, когда Лавиния известила его о том, что умерла их мать, тем не менее принялся за организацию похорон. Как он и ожидал, приехав в имение матери, чтобы сообщить о подготовках к похоронам, он нашел сестру в совершенно дурном расположении духа. Она сидела в кресле в черном платье, сложив руки на коленях.
— Я не представляю, что теперь делать, — сказала она трагическим тоном. — Я так долго ухаживала за мамой, что мне до сих пор кажется, что она зовет меня. Можно я перееду в палаццо Селано и буду ухаживать за Еленой?
— Нет! — ответил он так резко, что она вздрогнула. — Доктор сказал, что никто не должен вмешиваться. Последний припадок в опере показал, что она не сможет выздороветь.
Лавиния всплеснула руками.
— Как это ужасно! Такая милая девушка! Помню, как она впервые пришла в замок. Она напомнила мне красивую бабочку. Такую счастливую! Так влюбленную в Марко! — Тут она поняла, что сказала лишнее. — Прости, Филиппо.
Ему стало скучно.
— Все решено. Я сделал для нее все возможное, но безуспешно. И уже смирился с этими проклятыми ухудшениями.
— Пьетро может осмотреть ее, когда придет на похороны. У него руки целителя…
— Он не сможет прийти. Я не извещу его о смерти матери до тех пор, пока ее не похоронят. Она никогда не любила его. Его визиты досаждали ей, и я хочу исполнить все так, как она бы того хотела. Тем не менее жаль, что Алессандро не сможет присутствовать. Я недавно получил от него известия о том, что Папа послал его с очень важным и неотложным поручением в Париж, поэтому, боюсь, он не успеет вернуться к похоронам.
Лавиния не стала спорить. Она слишком долго находилась в строгих рамках и привыкла подчиняться другим.
— Ты как-то говорил, что я могу пожить в палаццо Селано, если с мамой что-то случится, — напомнила она ему нерешительно. — Разве предложение больше не действует?
— Сейчас это не совсем удобно. Ты можешь остановиться у Элвайза на время похорон.
Как ни странно, его отказ вдруг перестал волновать ее. Без теплой компании Елены ей нечего там делать. Однако если она останется в этом доме, то будет слышать голос зовущей ее матери до конца своих дней и бояться ее еще больше, чем при жизни. Лавиния ощущала себя словно в чистилище. Она никогда в жизни не могла принять ни единого решения за себя, тем более сейчас, и не представляла, с чего начать.
— Этот дом и все, что здесь есть, будут твоими, — продолжал Филиппо. — Мама давно говорила мне, что оставит дом тебе, он перейдет к тебе по завещанию. Но я заберу ее старые книги. Я привез те, что были на старой вилле Селано, и приказал составить их списки, мамины книги тоже должны быть пересчитаны.
Она тихонько вздохнула. Книги были тем единственным, что она как раз оставила бы при себе, если бы ее спросили. Ей нравились прекрасно иллюстрированные работы, а на полках палаццо Селано Филиппо никогда не станет просматривать их, им придется дожидаться следующего поколения, которое снова откроет их великолепие.
Изъятие новых томов доставляло Филиппо немалое удовольствие, ведь это значит, что монахини, а с ними и Бьянка, возобновят свою работу над распределением книг. Девчонка и не представляет, как она привлекает его и как легко он сможет заполучить ее, если только пожелает. Жаль только, что Елена нескоро умрет, и все же он не мог самостоятельно ускорить приближение ее конца. Все должно прийти к своему естественному исходу.
Элизабетта быстро росла. Казалось, она ежедневно меняла обувь на размер побольше. Перед рождением близнецов ей купили две новые пары туфель, и те уже начинали жать ей в пальцах.
— Мы сходим сегодня к сапожнику, но попозже, — пообещала Мариетта девочке. — У тебя будут лучшие туфли к фестивалю Редентор.
Это был один из самых грандиозных праздников в Венеции, когда все жители собирались праздновать избавление от эпидемии около трех веков назад. Это развлечет Мариетту, Элизабетту, Адрианну и Леонардо с их детьми. Близнецов они оставят с няней Савони, заслуживающей доверия, после того как она возненавидела Селано за то зло, которое он желал Данило.
Когда сапожник снимал мерки с ноги Элизабетты и высказался по поводу ее длинных пальцев, Мариетте в голову пришла мысль о том, что девочка пошла определенно не в мать, и большими ногами обязана отцу. У Елены была такая маленькая ножка и крохотные пальцы, что она редко уделяла им внимание. Вдруг какая-то важная мысль снова появилась у нее в голове, но как раз в этот момент сапожник попросил Мариетту выбрать цвет для туфель, и мысль исчезла. Мариетта позволила девочке выбрать ярко-красный и отговорила от неприлично яркого лилового.
Главным зрелищем для детей во время фестиваля был мост из лодок через канал Гидекка, по которому проследует дож к церкви Редентор. Мариетта с друзьями вышли пораньше, чтобы занять место, с которого хорошо будет видна процессия. По дороге она взглянула в сторону тюрьмы, ведь ее мысли были постоянно с Доменико, тем более в такой праздничный день. В былые времена она вместе с ним участвовала в процессии, он был в алых сенаторских одеждах, как и остальные члены процессии дожа.
— Дож идет! — воскликнула Элизабетта, танцуя от радости. Фанфары возвещали о его появлении. Он выглядел ослепительно в своих золотых одеяниях, драгоценности так и сверкали, когда он шел под тянущейся за ним накидкой. День был такой жаркий, что, казалось, было видно раскаленный воздух, а процессия напоминала толпу фигур, парящих и колеблющихся в нем. Не только на суше толпой был занят каждый дюйм, но и на воде люди толпились в гондолах, чтобы получше рассмотреть процессию. Когда дож вступил в первую из лодок, составляющих мост, толпа взорвалась аплодисментами, слившимися с колокольным звоном церкви. Мариетта думала о том, как Доменико сейчас слушает эти звуки и представляет себе картину происходящего.
