Александр Мацкин - Орленев
У него было сердце, умевшее сочувствовать страданию,— он все
свои заработки разделял с болезненной застенчивостью, он и боль¬
ной казался смелым и отважным; от его рассказов бросало
в дрожь нервную, охватывал какой-то ужас. Я задыхался от вол¬
нения» 8. Узнав, что Орленев едет в Америку, Кропоткин напра¬
вил его к своим тамошним друзьям, чтобы они помогли ему на
первых порах гастролей.
Другой русский эмигрант, с которым Орленев встретился
в Лондоне,— В. Г. Чертков, последователь, близкий друг и душе¬
приказчик Толстого; в дневниках Льва Николаевича под датой
6 апреля 1884 года есть о нем такая запись: «Он удивительно од-
ноцентренен со мною». Одноцентренен — это значит всепоглощен,
проникнут, сосредоточенно-отзывчив. За свои выступления в за¬
щиту духоборов Чертков был выслан в Англию, где прожил дол¬
гие годы, не теряя связи с Россией. Выступления русской драма¬
тической труппы в Лондоне его, естественно, заинтересовали, и
он побывал на одном спектакле, познакомился с Орленевым и
пригласил к себе в Брайтон. Павел Николаевич знал, кто такой
Чертков, охотно принял его предложение и вместе с двумя акте¬
рами поехал в «толстовский скит». Сохранилась фотография, на
которой сняты все четверо; она опубликована в книге Орленева.
Сохранилась и его запись в черновиках этой книги: «У Черткова
в толстовском скиту была какая-то гармоничная скука. Для этой
гармоничной скуки понадобилась моя гитара, чтобы эту скуку
прогнать» 9.
Началось с веселых песен, потом пошли стихи и целые сцены
из репертуара актера. Потом опять вернулись к веселью — анек¬
дотам и воспоминаниям. Гостивший у Черткова писатель Семе¬
нов, крестьянскими рассказами которого восхищался Толстой,
был талантлив и в устной речи и живо представил Андреева-Бур-
лака на эстраде и в домашних беседах с Толстым. Орленев считал
себя учеником этого великого актера, и ему тоже было что о нем
вспомнить. Запас смешных, на грани озорства наблюдений у того
и другого казался неиссякаемым. Строгая, несколько церемонная
атмосфера брайтонского дома разрядилась, в игру вступил и сам
хозяин, тоже не обделенный чувством юмора. Орленев и Чертков
пришлись по нраву друг другу. («Мы с ним познакомились и со¬
шлись в Англии»,— писал Чертков Толстому 26 мая 1910 года.)
Как свидетельство этой дружбы я приведу отрывок из письма
Орленева к Черткову, написанного в Нью-Йорке 15 мая 1905 года,
три месяца спустя после их лондонской встречи: «Я никогда не
пишу писем, не умею изложить свои мысли, слишком всегда то¬
роплюсь, и путаюсь, и недоговариваю. Прошу Вас, дорогой на¬
шим сердцам Владимир Григорьевич, разберите Вашей чуткой ду¬
шой мой бессвязный бред и придите моим начинаниям навстречу.
В настоящее время я переживаю многое... Мне приходится раз¬
дваиваться и неистовствовать, никак я не могу собрать себя. По¬
могите мне. Напишите Льву Николаевичу о моем театре, о жела¬
нии принести людям не забаву, а свет. Попросите его окончить
«Христианина» и дать мне с моей труппой в Америке, пока еще
нельзя в родной нашей России. Вы представить не можете, что
Вы этим для меня сделаете. Я жажду работы, жажду хорошей,
светлой, и все, что в душе моей и поет и стонет, мне так хотелось
бы отдать гению Льва Николаевича и высказать со сцены его
правдивым могучим голосом». Далее Орленев пишет, что он и его
товарищи ежедневно вспоминают свое посещение Брайтона и ра¬
дость общения с его обитателями. «В Америке нас полюбили.
Как новички, мы не сделали большой материальный успех —
слишком много гуляли, играли один, много два раза в неделю».
На следующий год он надеется повести дело по-другому и до¬
биться «всестороннего успеха». Планы у него наметились, в июле
он поедет в Россию, соберет там новую труппу и посетит Тол¬
стого, если Чертков поддержит его просьбу о пьесе. «А теперь,
дорогой мой, не откладывайте, напишите Льву Николаевичу, под¬
толкните его на эту работу — поймите, это достояние целого мира,
и в то же время, я сейчас это хорошо чувствую, мое спасение и
возрождение» 10.
Среди лондонских знакомых Орленева был еще Лоуренс Ир¬
винг, сын знаменитого Генри Ирвинга, тоже актер, не такой вы¬
дающийся, но талантливый, к славе которого, по свидетельству
Эллен Терри, отец относился очень ревниво. Лоуренс Ирвинг был
также и драматургом и, поскольку какое-то время прожил в Рос¬
сии, интересовался русской историей и литературой, даже сочи¬
нил пьесу о Петре Первом и инсценировку «Преступления и на¬
казания». Игра Орленева ему понравилась, и он не раз с ним
встречался. Незадолго до отъезда гастролеров в Америку Ирвинг,
зная, как стеснены они в средствах, устроил в Королевском театре
совместный спектакль английских и русских актеров, такой опыт
братания должен был вызвать интерес у лондонской публики.
Программа вечера была комедийная, англичане с подъемом
играли свои незатейливые вещички, русские — свои; на этот раз
помимо «Невпопад» шел еще водевиль «Ночное», для которого
пригодились хранившиеся в костюмерных Королевского театра
(после постановки «Власти тьмы») рубахи и лапти. Сбор со
спектакля превысил все ожидания. На следующий день Орленев
явился к Вронскому в гостиницу и стал выгребать из карманов зо¬
лотые монеты: «Я принес тебе полпуда золота, это сегодня я по¬
лучил за вчерашний спектакль!» Благодеяния Ирвинга на том
не кончились; как Кропоткин и Чертков, он написал несколько
дружественных писем в Америку, рекомендуя с лучшей стороны
русских актеров.
Память подвела Орленева; в воспоминаниях он пишет, что
приехал в Нью-Йорк в конце января. На самом деле гастролеры
выехали из Лондона 1 марта. Путешествие через океан было
трудным. Несколько дней не прекращался шторм, почти все пас¬
сажиры большого по тем временам лайнера лежали в лежку. Ор-
ленев принадлежал к числу немногих счастливцев, которые легко
перенесли бурю в Атлантике, и, как только раздавался гонг, спе¬
шил в полупустую столовую. Назимову — она не могла поднять
головы с койки — раздражало это благополучие; она ругала Ор¬
ленева и самое себя — зачем она поехала в Америку, ни минуты
не веря в эту авантюру: ломать жизнь ради каких-то призрачных
спектаклей в стране, где до сих пор убеждены, что на улицах
Москвы «безнаказанно бродят белые медведи»! Знала бы она,
в ту пору владевшая запасом в сорок-пятьдесят обиходных анг¬
лийских слов, что несколько лет спустя сыграет Гедду Габлер на
английском языке и газеты будут сравнивать ее с Дузе! Все это
еще будет, пока же она кляла судьбу и упрекала Орленева. Он
стойко сносил ее капризы, отвечал шуткой и удирал на палубу,
где проводил долгие часы, потому что шторм постепенно стихал.
В Ныо-Йорке их встретили и неплохо устроили, деньги на
первое время у них были. В газетах промелькнули заметки о рус¬
ской труппе и ее выступлениях в Берлине и Лондоне. Пригоди¬
лись и рекомендации, особенно Кропоткина. Но в середине марта,
в разгар сезона, снять театр хотя бы на несколько спектаклей
было невозможно. Орленев решил дать пробный — он говорил
«анонсный» — спектакль, надеясь, что их искусство, если его уви¬
дят в Нью-Йорке, завоюет необходимое ему пространство. Так
оно и случилось. 23 марта днем, не успев выпустить афиш, орле¬
невская труппа сыграла чириковских «Евреев» в театре «Герольд
Сквер». Публика собралась разная: русские эмигранты, амери¬
канцы, почему-либо интересующиеся Россией, нью-йоркские кри¬
тики, привлеченные небывалой новинкой. О том, как прошла
премьера, мы знаем из отклика «Нью-Йорк тайме»: «Можно ли
более глубоко потрясти воображение трогательной картиной че¬
