Александр Мацкин - Орленев
для Освальда с помощью своего друга, врача-психиатра, он оты¬
скал еще в прошлый приезд в Петербург, посещая больницы для
душевнобольных *. В конце концов он выбрал однажды уже ис¬
пытанный способ — добиться встречи с самим цензором и сыграть
на какой-либо его склонности или слабости. Именно сыграть!
Так несколько лет назад он добыл разрешение у цензора Со¬
ловьева для поездки в провинцию с «Царем Федором», подкупив
его своим интересом к итальянской истории и искусству. Игра
была довольно элементарная, но Соловьев клюнул, потому что
считал, что его призвание — писать книги о старой Италии, и
тем, у кого были общие с ним увлечения, не мог ни в чем отка¬
зать. Еще проще он обошел неподкупного Литвипова. Узнав, что
после самоубийства сына он пугается вида любого оружия, Орле¬
нев явился к нему на прием в состоянии хорошо наигранной исте¬
рии и сказал, что видит для себя два выхода: либо он сыграет
Освальда, роль которого целиком завладела его воображением,
* «В одной из лечебниц меня поразила фигура с пеповорачивающейся
головой — от невыносимой тупой боли в затылке. Конвульсивное подерги¬
вание лица при каждом повороте туловища оставляло непередаваемое впе¬
чатление от его мученического образа» 16.
либо пустит себе пулю в лоб, в доказательство чего выхватил из
кармана револьвер. Может быть, в ту минуту Орленев искрепне
поверил в возможность такого выбора, ведь он был актером
школы перевоплощения. Что же касается Литвинова, то у него не
было никаких сомнений в серьезности угрозы Орленева. Перепу¬
ганный цензор всполошился и разрешил актеру повсеместно иг¬
рать «Привидения» в переводе Набокова. Скептики были по¬
срамлены, и анекдот вошел в историю русского театра.
Седьмого января 1904 года в театре В. А. Неметти на Петер¬
бургской стороне состоялась премьера «Привидений», потом почти
весь январь (шестнадцать раз, с короткими промежутками) Орле-
пев играл Ибсена при переполненном зале, как когда-то во вре¬
мена «Царя Федора». Успех «Привидений» был шумный на раз¬
ных полюсах столицы — от студентов, живущих уроками и пе¬
реводами, до абонировавшей ложи родовитой знати, которой
почему-то приглянулся Ибсен. Время как бы вернулось вспять,
на несколько лет назад, и Петербург чествовал актера, репутация
которого померкла в годы его гастролерства. Даже те, кто посто¬
янно осуждал его неуравновешенную игру (на их взгляд, более
патологическую, чем психологическую), признавали, что в «При¬
видениях» он снова поднялся к вершинам своего искусства.
А Юрий Беляев писал в «Новом времени» о счастливой перемене,
происшедшей с актером: «Он весь как-то встряхнулся... Не было
и в помине той общей истерической распущенности», которая
в последнее время появилась в его ролях, сыгранных в провин¬
ции, неотработанных, хаотических; теперь он вышел на сцену
подтянувшийся, очистившийся17.
На афише орленевских «Привидений» было сказано, что
«пьеса поставлена по mise en scene Бургтеатра в Вене», что дало
повод Беляеву сравнить игру Орленева с игрой Кайнца, которого
петербургский критик незадолго до того видел. Зачем понадоби¬
лась актеру ссылка на венский источник? Для рекламы, для цен¬
зуры, для почтительности, как знак уважения к старшему со¬
временнику, опытом которого он воспользовался? Ответа на эти
вопросы мы не знаем, тем более что Татьяна Павлова, вспоминая
о своей совместной с Орленевым (правда, более поздней) поездке
в Вену, только вскользь упоминает о впечатлении, которое произ¬
вела на него игра Кайнца в «Привидениях». У Беляева полу¬
чается, что Орленев смотрел Кайнца еще до петербургской
премьеры, потому что некоторые черты общности у них были: кое-
чем он «возобновил» венские впечатления критика, и притом не
в ущерб себе. Австрийский актер играл Освальда с ослепительной
легкостью маэстро, для которого пе существует технических пре¬
град, хорошо «сознавая, что роль погнется под ним, а не он под
ролью». У Орленева был похожий рисунок, а трагедия другая:
«Освальд у пего был больнее, трогательнее, жалче, чем ужасный
призрак наследственности, показанный Кайнцем в неумолимом
законе трагедии».
Трудно сказать, кто из двух актеров в этом противоборстве
взял верх в смысле виртуозности; возможно, что Кайнц, но у Ор¬
ленева было свое преимущество: по силе сострадания в роли Ос¬
вальда он не знал себе равных. Недаром Леонидов, который не
любил Ибсена («у него огонь ослепляет, светит, но не греет, не
жжет»), говорил, что за свою жизнь много перевидел Нор и
Освальдов: «Если это Комиссаржевская и Орленев — получаешь
удовольствие; другие играют очень скучно» 18. Ибсен у Орленева
грел и жег.
Листаешь старые газеты и журналы и замечаешь, что кри¬
тика, откликнувшаяся на орленевские «Привидения», при всех
оттенках сошлась в одном: ось в пьесе Ибсена сместилась, и мать
в семье Альвингов уступила первенство сыну. Наиболее полно
эту мысль высказали «Русские ведомости» во время гастролей
Орленева в Москве весной 1904 года: «Когда вы читаете «Приви¬
дения», вы заинтересовываетесь главным образом личностью и
идеями г-жи Альвинг. Освальд является лицом если не второсте¬
пенным, то, во всяком случае, мало интересным с идейной сто¬
роны. На сцене происходит обратное; г-жа Альвинг делается мало
интересна, и значительно больше внимания зрителя привлекает
ее сын» 19. Это перемещение интереса некоторая часть критики
готова была объяснить актерским эгоизмом Орленева, взявшего
себе в партнерши Гореву, когда-то волоокую красавицу, извест¬
ную провинциальную героиню, за долгие годы службы в театре
испорченную премьерством и ремеслом. В дни партнерства с Ор-
леневым ей было сорок пять лет, но она заметно постарела, по¬
грузнела, поскучнела *.
Выбор был, действительно, неудачный. Но у нас нет никаких
оснований заподозрить Орленева в том, что он сознательно хотел
принизить роль фру Альвинг. Ведь два года спустя он играл Ос¬
вальда в норвежском Национальном театре с Софией Реймерс,
которую в Скандинавии называли «северной Дузе», и был счаст¬
лив этим партнерством. Он мечтал сыграть «Привидения» и с са¬
мой Дузе, и не только мечтал, а обратился к ней через ее рус¬
ского знакомого М. А. Стаховича с предложением такого сотруд-
* А. Р. Кугель писал: «Как только от Горевой отлетела молодость, она
вдруг из актрисы, делавшей полные сборы, наперерыв приглашаемой на
гастроли, ездившей в качество «die schone Russin» в Берлин, зарабатывав¬
шей десятки тысяч рублей, стала чем-то вроде прошлогоднего календаря,
валяющегося в углу и покрытого пылыо» 20.
пичества. Правда, это было еще до того, как царская цензура
разрешила к постановке пьесу Ибсена, но он не оставлял своей
мечты и позже.
Любопытно, что в 1903 году в Москве вышел очередной том
собрания сочинений Ибсена в переводах А. и П. Ганзен, где были
напечатаны «Привидения» с обстоятельным комментарием, вклю¬
чающим отзыв немецкого автора Лотара. По его словам, эта пьеса
несет в себе две драмы: одна затрагивает лицевую, другая — обо¬
ротную сторону острой и всегда злободневной проблемы — ложь
в браке. «Первая драма называется фру Альвинг и составляет
сущность всей пьесы. Вторая — лишь ужасный иллюстрирующий
факт, и называется Освальд» 21. Орленев не соглашался с тем, что
«Привидения» — морализующая драма о лжи в браке, он назы¬
вал ее драмой жизни и смерти и не понимал, как можно играть
иллюстрацию к идее, даже если ее эффект вселяет ужас. Конечно,
в трагедии Освальда есть неотвратимость рока, есть неотврати¬
мость безумия и гибели, но в ней есть и подлинность одной един¬
