Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

Дамы и господа-а-а,
господа ради, пода-айте
милостыню старику-у-у!

Господа бога ради, милостыньку старику!
Ради господа бога, милостыньку старику!
Подадут мне или нет, ради господа бога?
Подадут мне или нет, господа бога ради?
Подайте бедному старику
милостыньку, бога ради!
Подайте бедному старику
милостыньку, ради бога!
Неужто никто не подаст милостыню,
ради господа бога, бедному старику?
Неужто никто не подаст милостыньки,
господа бога ради, бедному старику?
Для бедного старика, который умирает от холода,
неужто не найдется подаяния?
Бедному старику, который умирает от холода,
неужто никто не кинет подаяния?
Господа бога ради, подайте милостыньку!
Ради господа бога, подайте!..
Господа ради бога!..
Ради господа!.. В бога, в душу, в мать!
Сколько же сукиных детей есть на свете!

— Прекрасный остров развлечений. — Йес.
— И райский уголок любви. — О йес!
— Чтоб спать с мулатками. — О йес!
— …и с неграми-красавицами. — О йес!
— Курить роскошные сигары. — Йес.
— И румбу танцевать. — О йес!
— И в карты в казино играть. — Йес, йес!
— И напиваться добрым ромом. — Йес!
— Чудесный тихий остров. — Йес!
— Как сахар, сладок он. — Йес, йес!
— Как сахарный тростник, он сладок. — Йес.
— На этом острове остаться… — Йес!
— Простите, я сказал: его себе оставить. — Йес, йес, йес!
— Ведь эти негры ничего не знают. — Йес.
— А белые не понимают. — Йес.
— Но мы друг друга понимаем. — Йес.
— А понимать всего важнее. — Йес.
— Так забирай же остров. — Йес, йес, йес!
— Выкладываешь деньги ты. — Йес, йес!
— И заграбастываешь остров. — О йес, йес!
— Со всеми потрохами. — Йес, йес, йес!
— А мне даешь на чай за это. — Йес.

— Прекрасный остров развлечений. — Нет.
— И райский уголок любви. — Нет, нет.
— Чтоб спать с мулатками… — О нет!
— …и с неграми-красавицами. — О нет!
— Курить роскошные сигары. — Нет.
— И румбу танцевать. — Ну нет.
— И в карты в казино играть. — Ну нет!
— И напиваться добрым ромом. — Нет.
— Чудесный тихий остров. — Нет.
— Как сахар, сладок он. — Ну нет.
— Как сахарный тростник, он сладок. — Нет.
— Всю жизнь здесь жить. — Ну нет!
— Ведь остров этот мой. — Ваш? Нет.
— Ты, негр, ведь ничего не знаешь. — Да?
— Ты, белый, ничего не понимаешь. — Да?
— Я остаюсь здесь навсегда! — Ну нет!
Нет, сударь, нет! Что нет, то нет!

— Прекрасный остров развлечений, ай-яй-яй!
Мой райский уголок любви, ай-яй!
Где я с мулатками… ай-яй!
…и с неграми-красавицами, ай-яй!
Где я курил роскошные сигары, ай!
Где танцевал я румбу, ай!
Где в казино играл я, ай-яй-яй!
Чудесный тихий остров, ай-яй-яй!
Как сладок был твой сахар, ай-яй-яй!
Ты снова будешь мой, ай-яй!
Ах, йес, я не могу сдержаться, ай-яй-яй!

— Чудесный остров, я опять с тобою.
Привез я доказательство любви:
с винтовками и танками суда
и в синем небе — бомбы и осколки.
Один тебя я знаю, дивный остров,
о жемчуг доллара, о сахара эдем!
Я знаю, ты ответишь мне: я твой.
По первому же доллару пойдешь со мною.
Восстанешь ты, меня увидев, крикнешь:
ура, ура, хозяин возвратился!
Я здесь уже. Чего ж ты ждешь? Вставай!
Отдай мне черта, овладевшего тобой.
Не повинуешься? Не слушаешь? Да говори же
чудесный остров развлечений!.. — Получай!
— Мой райский уголок любви… — Прочь! Вон!
К другим гулять под пальмами ступай!
Окончены утехи и потехи!
— А спать с мулатнами? — На, получай!
— И с неграми-красавицами? — Прочь! Вон!
А хочешь — под землей гляди свой сон!
Окончены утехи и потехи!
— А тонкие сигары? — Получай!
— А румбу танцевать? — Прочь! Вон!
С акулами станцуешь бее помехи!
Окончены утехи и потехи!
— А в казино играть? — На, получай!
— А напиваться добрым ромом? — Прочь!
Не хмель, а пуля уведет вас в ночь!
Окончены утехи и потехи!
— А, остров негров и бородачей,
а, дикий остров, ты не понимаешь:
гудит в моих орудиях свобода,
и демократия прекрасная трепещет
в огне, который танки открывают,
в свинце, что льется с крыльев самолета…
— Назад, назад! Прочь, прочь! На, получай!
А если ты вернешься невзначай —
узнаешь смерть без похорон.
Теперь-то, сударь, кончились утехи
и кончились потехи. Вон!

Оставил я мои лесные дали,
моих собак — я вспомню их не раз —
и часть изгнанья — каждый долгий час,
казалось, равный вечности вначале.

Оставил дрожь на дальнем перевале,
костры — иной, быть может, не угас, —
и кровь слезы прощальной возле глаз,
и тень мою на дне чужой печали.

Оставил грустных горлиц у ручья,
нарядных лошадей среди арен
и запах моря сонного оставил.

Оставил все, чем жизнь была моя.
Дай мне, о Рим, тоски моей взамен
все то, что потерять меня заставил!

Забудь, забудь про памятники Рима,
когда идешь по Риму, пешеход!
Сто глаз открой — не для его красот,
раб мостовых, больной неизлечимо.

Забудь, забудь о роли пилигрима,
о куполах, летящих в небосвод:
здесь тысяча смертей зеваку ждет —
и осмотрительность необходима.

Увидел «СТОП» на светофоре — жди,
зажглось «ВПЕРЕД» — скорей переходи,
не забывай про Рим малолитражный.

Стань птицей — жизнь продлишь на много лет,
а смерти ищешь — в Рим возьми билет
и смерть найдешь в его душе гаражной.

Среди мочи, по улицам текущей, —
моча болонок и моча дворняг,
моча монахинь и моча гуляк,
а тут прошел священник вездесущий.

Струя — пожиже и струя — погуще,
струя — веселый или грустный знак,
струя, что рассекла полночный мрак,
или струя — дитя зари встающей.

Кто мучится задержкою мочи,
кто умер, — только тот не направляет
на эти камни пенную струю.

И мочатся фонтаны… И в ночи,
светясь, горячий ручеек петляет…
Я поднял лапу… — я не отстаю.

Бумага, стекла, скорлупа, жестянки,
тряпье, коробки, горы кожуры,
бутыли, туфли, смрадные пары,
автомобилей бренные останки.

Коты любого сорта, банки, склянки,
бесстыжие крысиные пиры,
гнилая жижа, грязные дворы,
лицо домов — не краше их изнанки.

Неугомонные торговцы, плеск
фонтанов, голуби, колонны, блеск
величия, руин надменный холод.

И молча смотрят свалки и века
на стены, где безвестная рука
из ночи в ночь рисует серп и молот.