Дмитрий Сухарев (Сахаров) - При вечернем и утреннем свете

Какие чудесные дети
Покрыли земную кору!
Они на трухлявой планете
Растут, как грибы во бору.

Вот рыжик, а это масленок —
Каких только нет пацанов!
Как много им надо пеленок,
Пока дорастут до штанов!

В штанах они ходят не сразу,
Но сразу же ходят в штаны.
Научатся! Не было б сглазу —
Всему научиться должны!

Волнушки, подгруздки, опята —
Какая крикливая рать!
Как славно, что эти ребята
Не любят в молчанку играть.

Орите, ребята, растите,
Боритесь за званье людей!
Пусть будет вам сколько хотите
И солнца и теплых дождей.

Какие чудесные песни
Мы вам сочиним про запас!
Но самые честные песни
Напишете вы после нас!..

Анна,
Что ж это за чудо?
Как явилась ты? Откуда?
Только год тому назад
Не было тебя в помине!
Были мы, и был твой брат,
Были — книги, но под ними
Не спала ты, как сейчас,
Не было тебя у нас!

Анна,
А смешней всего,
Что и брата
твоего
Тоже не было когда-то!
Не был! Не было его!
Да и мама твоя — Алла
Не всегда существовала,
Это вовсе не вранье.
Ты представь себе планету:
Есть отец, а мамы нету —
Нету! Не было ее!

Анна,
А наступит срок,
И меня не будет с вами:
Был, пыхтел — и нет меня.
И не страшно, лишь печально
Знать, что так должно случиться.
Ах, куда страшней подумать,
Что случится вдруг
Не так.

В квартире благодать:
Щенка на рынке взяли.
Без паспорта не брать! —
Прописано в журнале.

Кому совет и впрок,
А мы не привереды,
Живет у нас щенок
Без клубных привилегий.

Не мысля про собак,
На рынок мы попали,
А дальше было так:
Увидели — пропали.

Щенки любых сортов!
Полканы и козявки!
И все без паспортов,
Как вольные казаки.

И был в ряду одном
Обрывок одеяла,
Клубок щенков на нем,
А рядом мать стояла.

Что жизнь ее не мед,
Понять бы и младенцу —
И сука и помет
Наскучили владельцу.

Купец был в меру резв,
И шла торговля лихо.
А суки взгляд был трезв,
Она стояла тихо.

Как будто век жила
Одной духовной пищей —
Так сдержанно ждала
Своей фортуны нищей.

И взяли мы щенка
И рассудили просто,
Что тут наверняка
По крови благородство.

Резвится пес, ведь он
Товарищ наш отныне.
Глистов мы изведем,
А блох уже отмыли.

А честь — не в клубе честь
И стать не в аттестате,
А если хвостик есть,
Так это тоже кстати.

И в том, что так сужу
Про божее творенье,
Не удаль нахожу,
Но удовлетворенье.

Своих забот свободный раб,
Я просыпаюсь оттого,
Что некто вежливо сопит
И — лапы на постель.

Своих страстей кабальный князь,
В рубаху лезу, торопясь,
А некто прыгает, рычит
И рвет носки из рук.

Не вижу логики совсем
В твоих поступках, друг:
Ведь не пойду же я босым
Выгуливать тебя!

Который час? Рассвет завяз.
Темно. Поземка. Нет семи.
А некто палочку нашел
И просит: отними!

Побегаем! Туда-сюда,
И полчаса прошли уже,
Зато на пятом этаже
Тепло и желтый свет,

Там кофеварочка фырчит
И чайник песенку поет,
А некто больше не рычит
И любит всю семью.

Ах, двух минут недостает,
Чтоб перемолвиться словцом!
Прощайтесь, милые, с отцом,
Слугой своих свобод.

Надежды вольные рабы,
Теперь помчимся кто куда,
Лишь некто дома будет ждать
Чего? — вечерних игр.

О сладкий миг, когда старик
Накрутит шарф по самый нос
И скажет псу: «А ну-ка, пес, пойдем во дворик!»
А во дворе идет снежок,
И скажет псу: «Привет, дружок!» —
Незлобный дворник, дядя Костя, алкоголик.

У дяди Кости левых нет доходов,
Зато есть бак для пищевых отходов,
Зато у дяди Кости в этом баке
Всегда найдутся кости для собаки.

Я рассказать вам не могу,
Как много меток на снегу,
Их понимать умеет каждая собака.
Над этой лапу задирал
Боксер по кличке Адмирал,
А здесь вот пинчер — мелкий хлыщ и задавака.

Мы дружим со слюнявым Адмиралом,
Он был и остается добрым малым,
А пинчера гоняли и гоняем
За то, что он, каналья, невменяем.

Увы, бывают времена,
Когда, криклива и дурна,
Во двор выходит злая дворничиха Клава.
Она не любит старика,
Она кричит издалека,
Что у нее на старика, мол, есть управа.

Нам дела нет до бабы бестолковой,
Но к ней гуляет Вася-участковый,
И Вася вместе с ней не одобряет,
Когда собачка клумбу удобряет.

Как хорошо, о боже мой,
Со стариком идти домой,
Покинув двор, где ты как вор и правит злоба.
Старик поближе к огоньку,
А пес поближе к старику,
И оба-два сидим и радуемся оба.

Старик себе заварит черный кофий,
Чтоб справиться с проблемой мировою,
А нес себе без всяких философий
Завалится на лапы головою.

Я женщине прелестной
Два слова недодам
И твари бессловесной
Скажу их по складам,
И тварь наставит уши,
И тварь поднимет взор,
И вступят наши души
В душевный разговор.

«Ах, тварь, в одной посуде
Творились ты и я,
Я тоже тварь по сути,
Да выбился в князья,—
За то ли, что конечность
К труду годна вполне,
За то ль, что бесконечность
Дана на муку мне…»

И тварь меня немного
Полижет — в знак того,
Что разумом убога,
Но это ничего.
И тотчас же в контакте
Сольются две души
В ликующей кантате,
Не слышимой в тиши.

Мы к женщине прелестной
Примчимся, я и тварь,
Чтоб в муке бесполезной
Зубрить ее словарь,—
Чтоб все мы сговорились
И спелись под луной,
Не зря же мы варились
В посудине одной.

И мы возлюбили детей и кутят —
Своих, и приблудных, и всяких,
И стало не страшно, что годы летят,
Что тает и тает косяк их.

На ясельном фронте у Анны успех,
У Кесаря новая миска.
Блажен, кто блажен от любовных утех,
От мелкого вяка и визга!

Дыми, наш дредноут, по скользким волнам,
Неважно, что грязно и тесно,
А важно, что все это нравится нам,
Что все это чисто и честно.

Качайся, пока океан незлобив,
На радость зверюгам и детям!
И петь вознамерились мы, возлюбив
Друзей, приходящих за этим.

И в песню войдя, возлюбили людей,
Когда они люди как люди,
И весело стало от этих идей
В посудине тесной, в каюте.

А то, что блаженство пройдет без следа,
Так это не новость, ей-богу.
Не тронь, кого любим, нужда и беда,—
Людей позовем на подмогу!

Две женщины проснулись и глядят —
Проснулись и глядят в окно вагона.
Две женщины умылись и сидят —
Друг дружку наряжают благосклонно.

Две тайны примеряют кружева,
Им так охота выглядеть красиво!
Одна из них пять платьев износила —
Она пять лет на свете прожила.

Одна пять лет на свете прожила
И повидала разного немало.
Другая — пять смертей пережила
И пятый свой десяток разменяла.

Две ясности, две хитрых простоты
Играют в дурачка на нижней полке,
А сам дурак лежит на верхней полке,
Заглядывая в карты с высоты.

Там на заход валетик желторотый,
Там на отбой четыре короля,
Там козырями черви под колодой,
Там за окном летучая земля.

И карты сообщают так немного,
И так земля летучая легка,
И так длинна, так коротка дорога,
Что можно спать, не слушая гудка.