Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Без весны нету лета,
Без жары — не страда,
Песни нет без поэта,
Славы нет без труда!

Кто не верит — проверьте,
Где труду есть предел?
Никому, даже смерти,
Не отнять наших дел;

Наших дел, нашей доли,
Верховины крутой,
Наших дней, нашей боли,
Нашей воли святой.

Это главное в главном!
А заденет кто нас —
Пусть узнает бесславье
Еще раз,
Еще раз!

Делу нету предела!
Дело, отдых гоня,
Хорошо завертело,
Хорошо, что меня!

И отпала забота —
Встала твердо строка.
Если любишь работу,
То работа легка.

Дай ей ход, чтоб летела,
Дай побольше огня…
Я люблю, чтобы дело
Закачало меня.

Чтобы песня нередко
Бой как надо вела
Иль весеннею веткой
На страницу легла!

Чтоб играли зарницы
Возле самой воды,
Где ночуют синицы,
Соловьи и дрозды;

Где, промчав над водою,
На земную ладонь
С золотою уздою
Красный выбежал конь!

Не знаю, что́ мне помешало,
Какой туман меня обнес!
Опять денек промчался шало,
А как-то жаль его всерьез!

Печаль, вскипая, сердце гложет.
Кого ж глодать, как не его!
Ведь что-то делал?
                             Быть не может,
Чтобы не делал ничего!

Так где они, дела? Какие?
Давай хоть маленький парад!
Письмо одно отправил в Киев.
Дружку.
            Ну что ж, неплохо, брат!

Ответ замедлен мой,
                                   кручинюсь.
Всё недосуг да недосуг!
Писать мы письма разучились —
И я, и он, и ты, мой друг…

А что еще ты делал? Вспомни
Да и поведай без прикрас.
Читал какой-то однотомник.
Ну?
         Ничего, горазд, горазд!

Там строчки бедные рыдали.
Захлопнул вскоре этот том.
Потом стишки читал в журнале
С такою строчкой:
                              «Что потом?»

…А что потом?
                    Да надо ль снова
Опять кричать про ремесло?
Да неужели наше слово
Заморской пылью занесло?

Иль в дни великого горенья
И вдохновенного труда
«Я помню чудное мгновенье…»
Мы не читали никогда?!

Упрекают критики всерьез
В том, что много мной посажено берез,
И не только по цветным моим лугам,
А по песням, по частушкам и стихам.
«Ну и что ж, — я отвечаю, — ну и что ж!
Ведь красивы так, что глаз не отведешь!
Ведь в России где-то часом родили́сь,
Ведь в России побелились, завили́сь!
И проходят то суглинком, то песком,
А на Север а на Крайний — лишь ползком!
Перед ними только камень, только лед,
Мертвый холод подниматься не дает,
А березка, белой смерти вопреки,
Проползает, хоть на шаг, из-за реки!»

Ну что это такое,
Что сердце беспокоит?
И если счеты я сведу
С моими днями вольными,
То ведь они в любом году
Все были беспокойными.
В любом году,
В любом ряду,
В любом, пожалуй, случае.
Дней вспоминаю череду…
За долами, за кручами
Прошли, остались колеи.
Моей широкой долею
Прошли, промчались
                                 дни мои
И сердце беспокоили,
Порою раня,
                  а порой
Каким-то часом радуя.
…Садится солнце за горой,
И дышит ночь прохладою,
В сплошной заре встает рассвет,
День молодой куражится…
А сердцу нет покоя, нет,
Да и не надо, кажется!

Иногда в стихах мы нерадивы:
К рифме и метафоре глухи́.
Совершенно правильно,
                                  Владим Владимыч:
Попаши, потом пиши стихи!

У других легко стихов рожденье:
Пишут километрами почти!
Я согласен с вашим утвержденьем,
Это мне легко произнести.

Понимаю, впрочем, не дословно.
Можно взять иных профессий круг.
Лишь бы труд был в нашей родословной —
С ним придет поэзия сам-друг.

Пусть стихи пойдут к народу спорко,
В них садам цвести, громам греметь.
Только б одолеть покруче горку,
Ну а там и гору одолеть!

Ну а там… Живому зову внемля,
Думу думай, и пиши стихи,
И паши поглубже плугом землю,
Чтоб не вырастали лопухи!

Иные так: не лезут в драки,
Не ходят, скажем, напролом.
Они лишь дома забияки,
Хмелея с квасу за столом!

Потом с таким самообманом
Идут — и прыть не по летам,
Но кулаки у них в карманах,
И скромный кукиш тоже там.

Блином на масленой их купишь!
Они привыкли думать так:
А вдруг друзья увидят кукиш,
А вдруг кулак увидит враг?

А вдруг?.. Пиши тогда пропало,
Коль за ушко да напоказ…
…Ну хоть бы раз таким попало,
Да по зубам! Хотя бы раз!

Нам кое-что простит эпоха,
Отлюбит с нами, отгрустит.
Но что Россию знаем плохо,
То уж наверно не простит!

Посмотрит строгими глазами
И спросит, может, на ходу:
«Ну что вы видели в Рязани
Ну… всё равно в каком году?»

А что ответим:
                         «Не бывали,
Всё собирались как-нибудь…»
— «Рязанцы звали?»
                                 — «Очень звали».
— «Другой был путь?»
                             — «Какой там путь!»

Сидели, дружно балагуря,
Иль, скажем, в молниях, в громах
Сводили, сталкивали бури
В больших писательских домах.

Одни кричали: «Любо! Мило!»
Другие тоже: «Знаем вас!»
В таких сраженьях сам Ермилов
Не раз участвовал, не раз.

А за полями, за лесами
Корабль качался по волнам.
Не до Орла, не до Рязани,
Не до Урала было нам.

«Но всё ж давненько было это,
Метель те битвы замела.
А каковы теперь поэты,
А каковы у них дела?»

Дела, дела… Да лучше вроде,
Но всё равно из года в год
Иные в подлинном походе,
Иных не вызовешь в поход,

Всё тянет их к заморской сини,
А я скажу, в чем наша честь:
Нам надо знать свою Россию.
Пора пришла. И силы есть!

Поразбивали строчки лесенкой
И удивляют белый свет,
А нет ни песни и ни песенки,
Простого даже ладу нет!

Какой там лад в стихе расхристанном
И у любой его строки, —
Он, отойдя едва от пристани,
Дает тревожные гудки.

Длинна ты, лестничка московская,
Не одолеешь до седин…
Ссылаются на Маяковского,
Но Маяковский есть один!

Ужель того не знают птенчики,
Что он планетой завладел?
Они к читателю с бубенчиком,
А он что колокол гремел.

Да и работал до усталости,
Не жил по милости судьбы,
А мы по малости, по малости,
Не пересилиться кабы!

А я вот так смотрю, что смолоду
Побольше б надо пламенеть.
Еще мы часто слово-золото
Спешим разменивать на медь.

Ее, зеленую от древности,
Даем читателю на суд.
Но если к слову нету ревности,
То
      десять
                 лестниц
                             не спасут!