Борис Верховцев - Норматив

С палочкой древней, на ногу хромая,
В сером костюме, пиджак в орденах,
Шёл ветеран на 9-е Мая,
Шёл, вспоминая о тяжких боях.

В мыслях о прошлом, о крови и стонах,
Смерти друзей у порогов Днепра,
И не заметил, как свора в погонах
Вышла навстречу ему со двора.

Плотно прикрытый отрядом ОМОНа,
Главный вопросы ему задаёт:
«Где проживаете? Что за персона?
Властью довольны? Хватает ли льгот?»

«Здесь проживаю. В картонной коробке.
Можно в могилу без имени класть…
Чтоб вы сгорели все в огненной топке!
Жалкие льготы. Продажная власть».

Глянули строго на деда ребята,
Дружно стволы навели на висок,
И потащили героя-солдата
Волоком грубым в ближайший лесок.

Там ветеран — такова разнарядка,
Тихо и гордо повис на сосне…
Правильно сделали стражи порядка:
Мы несогласных не терпим в стране.

Мне всегда по жизни не везло,
А вчера — и вовсе беспредел:
На меня упало НЛО,
Так что я и пикнуть не успел.

Нет чтоб там кирпич или помёт,
Фикус там, с горшочком или без —
Тяжеленный круглый звездолёт
На меня обрушился с небес.

Закипела злость — не передашь,
Это ж надо, давят как крольчат!
Выскочил зелёный экипаж,
Что-то мне по-своему ворчат.

Самый крупный глянул так сычом,
И кричит: «Кукàра пургуру̀!»
Вдруг впендячит лазерным лучом!?
Я потом костей не соберу…

Улыбаюсь, дескать, ерунда,
Извините, если с курса сбил,
Очень ваша нравится звезда,
Только вот название забыл.

Вроде стихли, взял-таки на понт…
«Дружба, — говорю — Альдебаран!
Если вам необходим ремонт —
Пригласим бригаду молдаван!»

Пошептались все по сторонам,
Плюнули какой-то кислотой,
Типа, братья, что же делать нам
С этой беззащитной гопотой?

Кто-то там на кнопочку нажал,
И исчезли твари в вышине…
Так увязнуть миру я не дал
В первой галактической войне.

Уж не знаю, согласитесь ли со мной,
Но чем больше размышляю про ковчег,
Тем всё больше убеждаюсь — этот Ной
Был довольно-таки странный человек.

Было сказано: «Ступай по городам,
Да по паре каждой твари собери,
Список я тебе с собой, конечно, дам,
Но и сам по ситуации смотри».

Приготовился, подумал бы всерьёз —
Этот шанс — ведь он один на сто веков!
Так ведь нет — помимо сусликов и коз,
Загрузил, похоже, пару дураков.

Двух бесчестных олигархов взял на борт,
И ещё вдобавок двух продажных сук,
Пару жирных бюрократов-держиморд,
Плюс по паре мародёров и ворюг.

Да впридачу хамовитых продавщиц,
И тупых недальновидных подлецов,
Лучше б, глупый, захватил бы редких птиц,
Динозавров лучше б взял, в конце концов!

Чёрт-те кем забил подпалубный отсек,
И теперь кругом мозолят нам глаза
Сотни тысяч безобразных человек,
Что куда страшней, чем суслик и коза.

Кинокамеру куплю цифровую,
Фирма, оптика и зум — всё равно,
Можно старую, б/у, да любую,
Для меня всего важнее одно:

Чтоб была она легка и мобильна,
Чтоб нагрузки на сустав никакой,
Потому что режиссёр порнофильма
В основном снимает левой рукой.

«Внимание, поэты, прозаики и прочие беллетристы!
Начинаем турнир „Ой, судьбою покоцаны двери“
Главный приз будет щедрым — где-то долларов триста,
Плюс полторы публикации в „Ашхабадском курьере“.

Для обсуждения номинантов открыта уютная геста!
В жюри восседают невероятно известные члены!»
(Далее сто пятьдесят страниц рекламного текста
О том, кто эти люди, и почему имена их нетленны).

Да кто же вы, очкарики, ведущие подобные конкурсы?
Кто ВАШИ признал заслуги, кроме соседей по даче?
И с какой стати ВАШИ псевдофилософские опусы
Зовутся литературой, а не как-нибудь совсем иначе?

Не надо прикрываться Пушкиным с придыханием влажным,
Со стонами счастья о Лермонтове — тоже не нужно!
Они-то писали изящно, легко и всегда о важном,
А вы изрыгаете какую-то личную чушь натужно.

Хочется примоститься к великой плеяде успехов?
Нет? А я уверен, что в этом причина и основа,
Хотя бы потому, что, скажем, Антон Павлович Чехов
Не проводил фестивалей имени Льва Толстого.

Не проводил, потому что прекрасно знал свою цену,
И не желал репутацию портить себе и Толстому,
И не проталкивал бездарей на однодневную сцену,
И «классика» титул не присваивал графоману простому.

Вы можете сказать: «Ну а ты-то чего разорался впустую?
Твой-то бред уж тем паче читать невозможно!»
Вы правы, конечно. Но я-то как раз и не претендую.
Мне и участником быть — стыдно, а судьёй — так и вовсе тошно.

Отчего поэту жить тяжело?
А поэту тяжело оттого,
Что, чего б ему на ум ни взбрело —
Всё написано уже до него.

В муках создан древнерусский сюжет —
Вот уж критики от злости сгорят!
Отправляет. Получает ответ:
«Извините, не пойдёт. Плагиат.

Стих неплох, но глуповат и бескрыл,
И со временем, увы, не в ладу:
Эту тему ещё Нестор раскрыл
В однатысячастотретьем году».

Но сдаваться наш поэт не привык,
И опять его выводит перо
Про природу, про рассвет, про родник,
Про сочувствие, про мир и добро.

Отсылает. Отвечают: «Ну что ж…
Тут стилистика — классический Фет.
И к тому же — не поймёт молодёжь.
И к тому же — проблематики нет».

«Проблематики хотите? Ну-ну!» —
Распаляется несчастный пиит,
Две поэмы выдаёт про войну,
И одну — про резистентный рахит.

Отвечают: «Оплошали и тут…
Слог, конечно, интересный, живой,
Но напомнил чем-то пушкинский труд
Про полтавский замечательный бой».

А поэт, похоже — крепкий орех,
Ты на психику его не дави!
Сочиняет, предвкушая успех,
О святой и бесконечной любви.

Но и с этим от ворот-поворот:
«Узко смотрите, товарищ, на мир!
Вам любовью не растрогать народ —
Здесь прошёл уже великий Шекспир!»

Проклинает, седовласый как лунь,
Рифмоплёт свои унылые дни:
Всё пропахано, куда ты ни плюнь,
Всё изъезжено, куда ты ни ткни…

Всё охвачено настолько давно,
Что хоть вешайся на первом столбе,
И поэту остаётся одно:
Сочинять об уникальном себе.

Я спорту никогда не бил поклонов —
Работал как-то больше головой…
Футбол, конечно — культ для миллионов,
Но безразличен мне как таковой.

Шестнадцать пережив чемпионатов,
(Из них примерно восемь — мировых)
Я так и не примкнул к толпе фанатов,
Хоть и играл в командах дворовых.

Не слишком разбиравшийся в вопросе
В те детские, безоблачные дни
Не знал я, почему штрафуют Росси,
И отчего в запасе — Платини.

Меня всегда вводил в недоуменье
Болельщиков стотысячный табун
Орущий в заспиртованном волненьи
Сплошные непристойности с трибун.

Я видел как у стен универсама
Невинного лупили мужика:
Одни — за поражение «Динамо»,
Другие — в честь победы ЦСКА…

А время шло, менялись гимны, лица,
От криков «Гол!» потрескались дома,
Всеобщий бог — турнирая таблица
В итоге пол-Земли свела с ума.

Я верен своему нейтралитету,
Весь этот вздор в расчёт и не беру:
У них читать стихи желанья нету,
А у меня — смотреть на их игру.