Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Я – Красота незримая,
Былинкою творимая,
Я – Красота трагичная,
От Бога не отличная,
Вне этой Красоты
Не зиждутся Мечты.

Не-Я – кошмар уродливый,
Бесформенный, угодливый,
Не-Я – помои в шайке,
Декреты чрезвычайки,
Не-Я – всё то, в чем нет
Поэзии тенет.

В синесводном безбрежности Божием нефе
Я желанный повсюду и прошеный гость,
Потому что в творенья я пасмурном шефе
Чту алмазовых звезд изваявшего гроздь.

Мы пустыни Хаоса делили от века,
В безысходности вечной миражи творя,
Он на землях спешит создавать человеков,
Я елеем святым освящаю царя.

В многосложной гармонии красок и формы
Он слепую скрывал прародителя Цель,
Я же в море Фантазии сталкивал кормы
И зачем-то настраивал чью-то свирель.

Будь влюбленным, окрыленным,
Никогда не отрезвленным,
Будь восходным, предвосходным
Трубным звуком предпоходным,
Будь счастливым, шаловливым
Колосом небеснонивным,
Семя в звездной пыли слезной
Оброняя многолозной,
Рай духовный создавай,
Бога в атоме познай!

Я только жалкая монада,
И мне немногое дано,
За храма белой колоннадой
В лазури солнечной темно.

Я опьяненною менадой
У алтаря кружусь давно,
Стоглавой истины не надо
Мне в маскарадном домино.

Лобзанье Иудино – награда
Пророкам, и повсюду «но»
Схватилось из-за палисада
За занавесей полотно.

Я только жалкая монада,
Зачем-то павшая на дно,
Но розы Божья вертограда
Мне словом воплощать дано.

Не будь трудолюбивым шмелем,
Стоглавых истин не ищи
И площадным полишинелем
На Бога всуе не ропщи!

Решением твоим эстрадным
Слепых не приведешь в Лицей,
Для этих братьев многострадных
Никто не создал панацей.

Где первородный Сын Печали
Любовью алчущих не спас,
Там избавителен едва ли
Утопий низменных компас.

Где ничего не перестроишь,
Там ничего и не желай,
Протестом горе лишь утроишь,
И в ореоле Николай

Великомученик из гроба
На трон поднимется опять,
И дикого повесы злоба
Уныло поплетется вспять.

Солнце выплыло багрово,
Туча стелется лилово,
Снова слово без покрова
Для сурового улова.

Звонко звенья поколенья
На кровавом кабестане,
Обрываясь в испытанье,
Догорают, как поленья.

Было новым, стало старым
Слово опытных жонглеров,
Ныне сонные отары
Их не удостоят взоров.

Новизны алтарь барочный
Обходил лишь я один,
Призрак в мире полуночный,
Дон Кихот и Паладин.

Я чуждался криков, споров,
Митингующих идей, –
И таков уж, видно, норов
У меня, – и всех людей.

Я чуждался слов печатных,
Кривотолков, пересуд,
Сливок, пенок неопрятных
И над кем-то чей-то суд.

Я вершинный, океанный,
Постоянный, первозданный,
Пошлый, радостный и странный,
Божьи врачевавший раны.

Я без школы и без партий,
Я не создаю эпохи,
От моих ритмичных хартий
Вряд ли полевеют блохи,

Но Отцу я, видно, нужен
В архаичной арабеске,
И дроблю я, хоть контужен,
Слово древнею стамеской.

И всё снова Божье слово
Вырывается из уст,
И над сводами сурово
Новый вырастает руст.

Небо ясно, смутны мысли,
На неверном коромысле
Чашка жизни, чашка смерти,
Но в лазурной водоверти
По волнам стихийнородным
Мой корабль несвободным
Призраком еще несется,
И зачем-то у колодца
Я печальноокой Тайны
Обрываю суховайный
Славный некогда венок,
И зачем-то, как вьюнок,
Обвиваю стебель Пери,
В сумрак устремившей серый
Перепуганные очи,
И в могилах Santa Croce,
В фресках, в мраморе и бронзе,
В спящих на полдневном солнце
Камнях творческих Флоренций
И дерзающих Лютеций
Жизненных ищу эссенций,
Бальзамирующих специй.

Страдаем и веруем всуе
Мы в мире нечистых идей,
На каждой всегда аллилуе
Следы от накрестных гвоздей,

На каждом вселенском порыве
От грязных апостолов рук
Зловещие рдеют нарывы,
Смердящий колышется тук.

Не лучше ль держать на запоре
Плотских и духовных Мессий?
Не лучше ль в неназванном море
Непознанных жаждать стихий?

Кроваво-красные заборы,
Охристо-золотые стены,
Решетки, ржавые запоры
И часовой без перемены,

И днем и ночью по крапиве
Тюремный обходящий замок, –
С такой идиллией счастливой
Натягиваю на подрамок

Я жизни холст окровавленный
И суд идеям безголовым
Творю, предельно угнетенный,
С ожесточением неновым.

И колорит зловещий Гои
И полусумрак Зулоаги
Для потрясающих устои
Я выбираю без отваги,

И, по щекам себя стегая
Угрюмо красочною кистью,
Россия, мать моя нагая,
Умученная злой корыстью,

Моей и вашей, о пощаде
Тебя смиренно умоляю,
И на тюремном палисаде
Утопий жало распыляю.

Когда кровавая погибнет Антенора
И всех умученных синодик скорбногласно
В поминовенья час, миг нашего позора,
Прочтется до конца, бесслезным, безучастным,

Тогда забытая покажется нам тора
С Евангельем Христа легендою прекрасной,
И семисвечная затеплится менора,
Неугасимая, у скинии злосчастной.

И сызнова мы все откажемся от тела
И ужасов плотских земного воплощенья,
И снова поведет к мечте девятой смело

Воскресший в людях дух поэта песнопенье,
И в Море Вечности Колумбов каравелла
Найдет слова Любви, Надежды и Прощенья!

Есть в мире чистые слова,
Но чистых дел не видно,
И мысли снежная канва,
Как это ни обидно,

С звериной сущностью гротеском
В союзе неизменно,
И с ярким идеала блеском
И грязь беспеременно.

Вот и теперь Руси святой
Спасенье от саркомы
Зачем-то грязною пятой
Преследуют погромы.

И вечных мучеников стон
Еврейского народа
Мне отравляет перезвон
Колоколов свободы.

И вечно, вечно будут в мире
 Герои и рабы,
Красавцы в синем кашемире
 И хилые грибы.

И кашемирных одеяний
 С героев не сорвать
Ни плебесцитами собраний,
 Ни как ночная тать.

Ведь знать не знает про равенство
 Природа ничего,
И кто-то совершил мошенство,
 Внеся его в «арго».

Двух капель равных нет в природе,
 Двух атомов нигде,
Стремленье жалкое к свободе:
 Писанье по воде.

Демократические рори
 Нам не наносят ран:
Ведь кашемир у нас на море
 Лазурный одеян!