Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Из муки создаются песни,
Страданье – синтез бытия.
В темничном заключеньи тесном
Слагаю эти гимны я.
Страдая, люди путь искали
К забывшему наш мир Творцу,
И всё страшнее их печали
И пот кровавый по лицу.
Страдая, Божий Сын – в моленьи –
Всходил к подножию креста,
И херувимских крыльев тени
Студили у Него уста.
И красота – лишь синтез муки
Творящего ее из слез, –
Протянутые к небу руки,
В душе оформленный вопрос.
Взгляни на скорченные сосны
Над бездной моря голубой, –
Уже неисчислимы весны,
Что длится их на скалах бой.
Искусство – мраморная стела
На перепутии дорог, –
Распятое святое тело,
Из муки выстраданный Бог!

Я вне себя, я вне природы,
Как чистый музыкальный дух:
Я дострадался до свободы,
Летая, как лебяжий пух,
Хотя свинцом наполнен череп
И пальцы скрючило мои,
Как будто бы в бурливый Терек
Со скал свергаются ручьи.
Я вне себя и вне законов
Мучительного естества,
Я годен лишь для небосклона,
Для созерцанья божества.
Там волны заливают своды,
Там туч пурпурных купола,
Там все явления природы,
Там радужны колокола...
И нет меня, и есть я тоже, –
Незримый атом бытия,
На синего Отца похожий,
Приемлющего в рай меня.

Старинный храм. Угрюмый свод.
Из разноцветного стекла –
Над головой – всего Оплот.
Клубится ладан. Свечи. Мгла.

За алтарем, в полутени
Из мрамора стоит постель.
Лампады с алтаря одни
Глядят на смерти колыбель.

Она в одежде парчевой,
Он в латах с головы до ног,
Блестит венец на ней златой,
С мечом расстаться он не смог.

Покой разлит по их чертам,
Светлы улыбки на устах,
Как будто оба уже там –
В Эдема голубых полях.
1945

Твори, не требуя похвал,
Бушуй, как полуночный вал,
Гори, как на скале маяк,
Гляди, как марсовой моряк
На бесконечный горизонт,
Как будто бы на Ахеронт
Прямой дорогою спешит
Корабль, – на вечности магнит.
Не верь, не жаждай ничего:
Всё вне тебя – мертвым­мертво,
Единственный лишь ты живой.
Мир может белой лишь канвой
Служить тебе, ты ж вышивай
На ней узор духовных вай.
Мелодия – душа всего,
Ритмическое божество.
Приникни сам к себе, внимай, –
Внутри тебя и ад и рай.

Камыш. Молящиеся ивы.
Серебряный в безбрежность путь.
По склону мирные оливы.
В душе бессмысленная жуть.
В лазури неба паутина
Лучей алмазных так жарка!
Какая мирная картина!
Откуда ж смертная тоска?
Пора привыкнуть! Горы трупов
Давно сокрыты под землей,
И ощущенья стали тупы, –
Могилы поросли травой.
Над крематорием нет дыма,
Бурьяном наш острог порос, –
И снова, кажется, незримо
Меж нами шествует Христос.
Но эта жуть тому порука,
Что здесь не место для Христа,
Что худшая наверно мука
Еще нам искривит уста.
Вглядись в деревья и растенья:
Они как будто на кресте,
Они стоят, как привиденья,
В лазурной знойной пустоте.

Ты рая не найдешь нигде:
Он – отражение в воде
Полуденных жемчужных туч, –
Сверкающий небесный луч,
Прорвавшийся, Бог весть откуда,
Для утешения, для чуда,
Для радости блаженных душ, –
Торжественный вселенной туш.
Находят души свой Эдем
Вот тут, где мы влачим ярем, –
Меж синих гор, меж волн седых,
Меж облаков, где этот стих
Рождается из ничего,
Где крохотное божество
Земли плетет миры из слов,
Как сети бедный рыболов.
Они в дожде, они в пыли,
Клубящейся в родной степи,
Им счета нет, конца им нет,
Они как радуга, как свет!
Раскрой окошко, – ведь в стекло
Стучится белое крыло,
И чья­то катится слеза,
И чьи­то светятся глаза!

Когда отчаяния спруты
Вдруг оплетут твои минуты,
Минуты чистой жизни духа,
И станет всё темно и глухо, –
Ты не отчаивайся всё же,
Не бейся в муке бездорожья
О стену кельи головой,
И помни – ты еще живой!
Гляди, как вихрятся пылинки
Цветочные вокруг былинки,
Проросшей в щели на окне,
В темницы жуткой тишине.
Гляди на капли дождевые,
Что преломляют огневые
Заката дальнего лучи,
На солнца алые мечи.
Гляди влюбленно, вдохновенно,
Без устали, проникновенно, –
И спрут свои распустит кольца,
И заликуют колокольцы
В душе, как ландыши­малютки,
Глядящие на жизни шутки,
Благоухая из гробов
Увядших осенью цветов.
Всё – красота, повсюду формы,
И нет еще такого шторма,
Что б мог искоренить мечту,
Виющуюся по кресту.

Земля – ничтожная песчинка
Меж бесконечности полей,
А я на ней – как на тропинке
Ползущий рыжий муравей.
Как муравей, на палец хилый
Попавший почему­то мой,
Мечусь я через мир постылый, –
Недоуменный и немой.
То за идею уцеплюся,
То идолов сжигаю злых,
То в пропасть черную качуся
Утопий диких и смешных.
Что делать? Как остановиться
На пыльном, выбитом пути?
Как бы на миг один забыться –
И от себя в себя уйти?
Скатись, как семечко с летучкой,
В сухую чернозема щель,
И орошенный белой тучкой,
Как цепкий взвейся в небо хмель.
Смирись и созерцай природу,
Свисая с каторжной стены,
И вымысли себе свободу,
Бессмысленные грезя сны.

На бушприте косом сижу я,
Следя за тем, как водорез
В волну врезается, ликуя,
Сверкая красками небес.

Там, сзади, – якорные цепи
И кубрик грязный моряков,
Там капитан кричит свирепый,
Там много всяческих оков.

Но я над головой Медузы
Вишу, схватившись за бушприт, –
Легки последние мне узы,
В душе моей волна кипит.

Я чайка белая, на сьесту
Спустившаяся на фрегат,
Я не прикован больше к месту,
Я белым тучам – белый брат.

Налево – длинная аллея,
Направо – Фьезоле вдали,
Напротив – сад, оранжерея,
Да облачные корабли.

В восторге от небес картины,
Рукой махнешь – и вмиг корабль
Оставит синюю пустыню,
Опустит пред окошком трап...

И я веду свою голубку,
Забыв про жизненный ярем,
На фантастическую рубку,
Где перед нами нет дилемм.

Корабль уносится по ветру,
На юг, на север, – всё равно,
Лишь бы не слышать нам Деметры,
Лишь было бы не так темно.

Иллюзии лишь достоверны
Для нашей творческой души,
Мелодии поток размерный
В манящей голубой тиши.

Как меч из вороненой стали,
Он в сочную поднялся синь,
И птицы Божии летали
Вокруг него среди вершин.

В земле глубоко рукоятка
Его бесчисленных корней,
И дремлет он темно и сладко
На склоне многобурных дней.

Как кисть гигантская, он пишет
Иероглифы в синеве.
Как бог гранитный, сонно дышит, –
Чернее тени на траве.

И скоро он умрет наверно,
И ароматных сто досок
Напилит плотник суеверный,
И четок выточит венок.

Всё – из земли, всё снова в землю
Недоуменное уйдет, –
За красоту наш мир приемлем,
За черный в синеве кивот.