Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

Морским и небесным пиратом,
если еще я не стал,
я им обязательно стану.

Если из моря зарю не достал,
если еще не достал,
я ее непременно достану.

На эсминце плывет капитаном
морской и небесный пират,
и шесть моряков великанов
на вахте посменно стоят.

Если я с неба зарю не достал,
если еще не достал,
я ее непременно достану.

Лодочник, друг, не нужна твоя лодка,
в порт я пойду по зеленым волнам.

Нежностью горькой соленого моря
залито небо до самого дна.

Лодочник, мне и сандалий не надо,
я босиком побегу по волнам.

Лодочник, друг, не нужна твоя лодка,
в порт я пойду по зеленым волнам.

Дочь булочницы, встарь
я изъяснялся флагами
с тобою, как сигнальщик.
Была ты булки лакомей,
а я — морской сухарь.

Мне не житье на суше,
а лишь одно удушье,
совсем как в западне.
С тобой я, помнишь, мальчиком
играл при звезд сверканье…
Но хуже, чем в капкане,
у вас на суше мне!

Корабль, груженный углем.
Черны матросы на нем.

Черен парус его косой.
Черен след за его кормой.
Черен путь его в черном море.

На него дельфины плюют,
от него сирены бегут.

Не плаванье — черное горе.

Об одном прошу я, мама:
сшей ты мне морской наряд,
синевы синее блузу
и штаны колоколами.

Пусть по ветру за плечами
чудо-ленточки летят.

«Ты куда идешь, моряк,
по камням чеканя шаг?»

Я иду не по камням,
я шагаю по волнам.

Любимая, вспомни меня,
когда уплывешь ты в море
и не вернешься домой;

когда паруса́ распорет
шторма клинок кривой;

когда, с ураганом не споря,
махнет капитан рукой;

когда черный стук телеграфа
захлестнет сумасшедшей волной;

когда мачта, последняя мачта,
скроется под водой;

когда ты станешь, морячка,
сиреной морской.

Летняя моя матроска,
мне в тебе не щеголять,
и воротника в полоску
горожанам с перекрестка
никогда не увидать.
В материнском гардеробе —
облаченье моряка,
чтобы он в матросской робе
не удрал с материка.

Если голос умрет мой на суше,
отнесите на берег морской,
на какой-нибудь мыс мало-мальский,
отнесите на берег морской,
и пожалуйте чин адмиральский,
и назначьте на бриг боевой.

О мой голос, покойся средь шири!
Шум прибоя всегда над тобой.
У тебя ордена на мундире:
якорь, парус и вал голубой.

Рыбаки, вы, мои рыбаки,
гарпуны по ветру метните.
Полинялые флаги тоски
на баркасах своих поднимите.

Пусть в глазницах моста рыдает
двенадцати рек вода.
Пусть буря бьет и ломает
в открытом море суда.

Пусть юные гардемарины,
стая морских волчат,
черные рупоры вскинут,
а раковины замолчат.

Морячки, а вы морячки,
невесты и жены норд-оста,
рассыпьте волосы в плаче
по отмелям, как по погостам.

Соль, садовница моря,
всплыви, нагая, со дна,
и горькое свое горе
по капле излей сполна.

Пусть водорослей из тучи
сыплется черный снег.
Станет ледник плавучий
могилой моей навек.

Пронзительно, волнам в уши,
ветер морской застонет.
Среди маяков потухших
меня похоронят.

Здесь бы жить мне и умереть,
на дорогах этих зеленых.

Дай же мне умереть, дай жить
и кружить мечтой полусонно
с тобой, под луной и солнцем,
в твоем зеленом фургоне.

«Ты в дырявом платье ходишь…»

«Ну и что ж! Зато под праздник
я в атласной юбке выйду,
в туфлях шелковых пройдусь!»

«Ты неряха, ты растрепа…»

«Ну и что ж! Зато под праздник
мне лицо река умоет,
косы ветер заплетет!»

…В эту ночь мне есть где укрыться,
колкий ветер не дует в лицо,
но мечта кружится, кружится…

…В эту ночь тебе крепко спится,
под мостом ты свернулась в кольцо,
а река струится, струится…

По всей Испании с тобою!

По городам, большим и малым,
по шумным ярмаркам в предместьях,
и продавать коней с запалом,
и снова в путь, и снова вместе…

По всей земле вдвоем с тобою!

Ты умылась, ты причесалась,
точно змеи, впились две гребенки
в твои заплетенные косы…
Скажи мне, откуда ты?

Ходишь, юбкой шурша абрикосовой,
на шелку твоих туфель зеленых
расцвели две бумажные розы…
Скажи мне, откуда ты?

Я стою на несжатом поле,
и мысли мои о тебе,
о бродячей жизни, о воле…

Ты в фургоне сидишь у оконца,
смотришь в зеркальце на себя,
и твой гребень блестит на солнце…

День и ночь себя поедом ем.
Вот дурная байка!
Поделом я остался ни с чем.

Больше нет у меня дружка:
был со мною дружок,
пока не растратился я совсем…
Вот свалял дурака!

Эх, дурная башка!

Все смеются теперь надо мной:
и невеста, и брат родной,
и сестра моего дружка…
Вот свалял дурака!

Эх, дурная башка…
День и ночь себя поедом ем.

Облака продаю,
опахала, напитки,
шемаю́, скумбрию
и кораллы на нитке.

Чешую вечеров
со слоновою костью
и воздушных шаров
разноцветные гроздья.

И любое число,
и минувшие сутки,
и свое ремесло,
и его прибаутки.