Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

А он —
          неумелый, как мастер,
не ведает
вновь ничего.
И более всякой напасти
страшится
              себя самого.

И снова —
              сплошные препоны.
И в мире не создано книг.

И вновь —
              пред началом работы —
он сам у себя
ученик.

Проводов натруженные жилы.
Алгоритмом сомкнутая мощь:
Учится
         писать стихи
                          машина.
Я не против.
Я могу помочь.
Я ее программы
                     не нарушу,
одобряя стихотворный зуд…

Только
мало – в рифму.
Надо в душу.
Рифмы рифмами.
                        Не в этом суть…

Пусть же, как положено,
                                в начале
втиснутся
в машинные зрачки
уравненья
             счастья и печали,
формулы
            удачи и тоски.
Но однажды пусть
она, машина,
осадив
         свой электронный бег,
зная все конструкции снежинок,
тихо спросит:
                  «Что ж такое снег?…»
«Как это возможно —
                             запах детства?..»

«Почему вам снится
                           скрип саней?..»

И пускай
            непостижимо тесно
в ящике железном
станет ей!
Пусть она,
              как мы,
                        почует ветер.
Испытает пусть,
к земле склонясь,
зависть к тем,
                   кто жил до нас на свете.
Ревность к тем,
                    кто будет после нас.
(Это сделать непременно стоит,
если уж всерьез
учить ее.)

Пусть она —
                 хотя бы раз —
                                    застонет,
ощутив бессилие свое.
Пусть почует жар нетерпеливый
и запомнит,
                как приказ: «Живи!»
Если б вся любовь
была счастливой,
не было бы
               песен о любви…
Поднимаясь на дыбы ершисто,
собственный
                 обозначая путь,
пусть она
единожды
решится
(не подумав!)
сделать что-нибудь.
Пусть потом опомнится.
Остудит
мозг несметный.
Но – ему назло, —
проклянув себя,
                     опять поступит

глупо,
        нелогично
                      и светло!
Спутает, что важно,
                           что неважно.
Вымолвит:
«Какие пустяки!..»

…Может быть, тогда
                           машина ваша
и напишет
              настоящие
                            стихи.

Наверное, похожи номера.
А может, техники недосмотрели.
Но только
незадолго до утра
я был разбужен
телефонной трелью.

– Скажите, это центропункт?
                                        Алло?..
Алло!
(Я трубку вешаю в молчанье.
Я даже не могу ответить зло.
Я сплю.
Я ничего не отвечаю.)
Звонок, и все сначала:
                             – Центропункт? —
Опять ошибка?
Это невозможно!!

Сна не было уже.
А был испуг
пред всем, что непонятно
                                  и тревожно…
Звонки ломились,
                        будто в дверь – плечом.
Как настоящий ветер —
в сновиденья…

– Аппендицит!..
– Да я-то тут при чем?!
– Потеря крови!..
– У кого потеря?!

По комнате шаталась темнота,
она была пугающе громадна…
– Ранение в районе живота!..
– Алло!
Необходим реаниматор.
(Валилась трубка
                       из дрожащих рук.)
– Открытый перелом!..
Нужна машина…

…Да погоди, не горячись.
А вдруг
все правильно.
И это не ошибка.
Тебе поверили.
                    Тебя нашли.
Узнали номер.
Выяснили имя…
Ты ж сам кричал,
                       что боли всей Земли
отныне станут
навсегда твоими!

Что ж, если так,
                     то слово за тобой.
Барахтайся в нестихотворных темах.
Она тебя зовет —
                        чужая боль.
Реальная.
Людская.
Без подделок…

Скажи, что повзрослел.
                               Что нездоров.
Давнишнюю строку
возьми обратно…

Но я бужу
             знакомых докторов.
Я что-то объясняю им
невнятно.

И остаюсь
              в гудящей тишине.
И чувствую натянутые нити…

Все правильно.
Все так.
Звоните мне!
Ошибки нет.
Звоните мне.
                 Звоните!

С пересудами не знаясь,
их заранее терпя,
на стене
           сияла надпись:
«Элка,
я люблю тебя!»
В ней была и боль,
                         и жадность.
В ней
       торжественность была.
И сама стена, казалось,
от волнения
росла…

Уважаемая Элка,
в центре города Москвы
во дворе
           грохочет эхо.
Виноваты в этом
вы.
Не видал я вас ни разу,
только с вами наравне
автора
        великой фразы
одобряю я вполне.
Славлю
буковки живые,
принимаю целиком…

Ведь сегодня он —
                         впервые! —
сформулировал закон.
Самый четкий,
                    самый добрый,
необъятный, как весна.
Вывел формулу,
в которой
жизнь людей
                 заключена.
Написал ее просторно
вам
и больше никому.
Пусть
Эйнштейны и Ньютоны
позавидуют ему!..
Я хочу,
         чтоб этот сполох,
я хочу,
        чтоб этот свет
вдруг увидел археолог
через много
тысяч
лет!..
Двор,
       кипящий, будто Этна,
в синих сумерках
увяз…

Вы ответьте парню,
                          Элка,
Элка,
умоляю вас!

Все хочу я увидеть.
Хочу испытать.
                    Все, кроме смерти.
И услышать все шепоты мира
и все его грохоты.
Но даже и то, что небесный Госплан
                                                 отпустил мне по смете,
я честно приму.
И вместе с друзьями
                           потрачу до крохотки…
Все желания могут исполниться,
                                           кроме самого яркого —
колеса машины времени
                                ржавеют – несмазаны…

А мне б
откусить
от того матросского яблочка!
А мне бы
почуять
рукопожатье товарища маузера!..
Это вовсе не кровь,
                         это время в жилах играет.
Пусть потом разберутся,
                                 кто гений,
                                               кто трус,
                                                           кто воин.
Ведь не тогда человек умирает,
                                         когда умирает.
А тогда, когда говорит:
«Я собой доволен…»
Я собой доволен…
                        И можно готовить деньги,
заказывать место на кладбище
и траурный выезд…

А в соседнем сквере
                           кудахчут хорошо одетые дети.
И не знают еще,
что им досталась эпоха —
                                   на вырост!
Мы об этом тоже не знали.
Мы не верили, что состаримся.
И что однажды
                    на сердце у каждого
                                              истина выжжется:
никогда не бывает Счастье
конечной станцией!..

…Потому-то и кружится этот мир.
Потому он
              и движется.

Молчит убийца в генеральском чине.
Блестят штыки военного парада.
На карте
           узкая полоска Чили
кровоточит,
как сабельная рана.
Уходит человек
                    в века и в песню…
О, как они убить его спешили!
О, как хотели —
                      «при попытке к бегству»!..

Его убили
при попытке к жизни.

Надо ж, почудилось.
Эка нелепость!
Глупость какая!..

Два Деда Мороза
                       садятся в троллейбус.
Оба —
с мешками…
Рядышком
              в нимбе из снежного пара
с удалью злою
Баба Яга посреди тротуара
машет метлою.
На гору
          с видом таинственно-мудрым
лезут трамваи…
Кто-то сказал,
                   что в кондитерской утром
«Сказку» давали…
Вечер,
заполненный чудесами,
призрачно длится.
Красная Шапочка
                        ждет под часами
звездного принца…
И, желваки обозначив на скулах,
выкушав водки,
ходят
       в дубленых овечьих шкурах
Серые Волки.