Александр Новиков - Уличная красотка

В заведенье, где на вывеске горит огрызок
слова,
Где ни воду пить не стал бы, ни вино…
Но за окнами гроза, и я сажусь за стойку
снова,
И прохожих, как ворон, могу считать через
окно.

А она красивой рыбой за стеклом, хвостом
виляя,
По дождю плывет — как жаль, что не
сюда! —
Машет каждому такси и не такси, как
в баттерфляе,
Но пустого не найти и не уехать никуда.

Городская рыба золотая,
Ночь тебя размоет и вода.
Ночь бывает, дождь бывает, все бывает,
Но у нас с тобой не будет никогда.

Я пускаю дым в слезливое окно. Я вслед
не брошусь,
Золотая моя давняя пора.
Золотыми пусть останутся слова: «Прощай,
хороший…»,
И пусть случайный подвезет и не отпустит
до утра.
Городская рыба золотая,
Ночь тебя размоет и вода.
Ночь бывает, дождь бывает, все бывает,
Но у нас с тобой не будет никогда.
1995 год

Было тяжело и душно,
А наутро выпал снег.
И была ее подушка
Все еще во сне.
Где замки, полы и стенки
Вышвырнуты вон,
Где она была туземкой
Голой среди волн.

И глядела то и дело
В ласковую синь.
А его корабль белый
Был простым такси.
Замер, не захлопнув дверцу,
На чужом крыльце.
И ее во сне кусала в сердце
Золотая Це-Це.

И ресницы были — крылья
Полуночных сов.
И душа дышала пылью
Белых парусов.
А у той, другой, подушка
Со свинцом в лице.
И у ней считалась просто мушкой
Золотая Це-Це.

Через ночь вела крутая
Лестница-змея.
Тот, в ночи блудил, плутая —
Был, конечно, я.
И по мне во сне жужжала
Как о подлеце,
И туземке в сердце била жалом
Золотая Це-Це.
2000 год

У соседки малолетки Катьки-Катеньки
На зашторенном окне лампочка — цветок.
Полночь звякнула, и ей — спать да спатеньки,
Но перо вдоль по бумаге скачет со всех ног.

У соседки малолетки Катьки-Катеньки
Ноги — шпаги,
руки — сети
и спиной дельфиньей — бровь.
Катька в юбке. И на воле. А я в ватнике.
Катька пишет письма мне про любовь.

Губы пухлые — конфетки, красно-сладкие,
Да кривятся, да еще в кровь кусаются.
В спину Катьки-малолетки слухи гадкие:
«Что нашла ты в нем, окстись! Ты ж
красавица!»

У соседки малолетки Катьки-Катеньки
Глазки — слезы.
Сны — занозы.
С кляксой ручка нервная.
А мне в погонах почтальон аккуратненький
Письма носит. И читаю их не первый я.

И душа, как рыба в сетке, бьется-мается,
И глаза, как снегири по зиме, — огнем.
Кудри Катьки-малолетки в сон провалятся
И запутаются в пальцы мне живьем.
У соседки малолетки Катьки-Катеньки
Пепел в прядках.
Жизнь в закладках.
Ах, мне к ней нескоро так…
И танцуют на мозгах буквы-акробатики:
Кать-кать-кать-кать-кать-кать-кать-кать…
Катька-Катенька.
1998 год

Милая улыбчивая женщина,
Две строки твои мне — сладкий яд.
Штемпелем-печатью не отмечены —
Только клякса — родинка твоя.

Чтобы там, где точка,
Взгляд мой как прирос —
Завитушка-росчерк,
Будто прядь волос.

Каштановая прядь накручена на ветер.
Ушла, и ничего не поменять.
Как в воздухе вопрос,
Как росчерк на портрете.
Каштановая прядь…
Каштановая прядь.
1996 год

А продолжения не будет.
И мы расстанемся вот-вот.
Мне осень голову остудит,
Повесив звезды в небосвод.

И ты останешься случайной,
Мне поцелуй в ладонь зажав,
На самом ветреном причале,
Где все прощаются, дрожа.

А продолженьем был бы вечер,
Где ты — моя. А не его.
Где все в руках у первой встречи,
А у последней — ничего.

Где все застыло, как на фото,
Где ночь хотела быть длинней…
Для продолжения, всего-то,
Так не хватило пары дней.

Не укорят и не оженят.
И новый шанс не упадет.
Не надо горьких продолжений —
Пусть эта капля будет — мед.

Пусть все закончится в начале
С улыбкой милой на лице.
На самом ветреном причале…
Без продолжения в конце.
Я эту девочку в фонтане искупаю.
Я на асфальте напишу ее портрет.
И что мне ночью делать с ней —
я тоже знаю.
Я думал так, когда мне было 20 лет.
1995 год

Когда от ветра станут тусклыми
Прически кленов и рябин,
Моргает день глазами грустными
В немом предчувствии седин.

Таранит слух природы жалоба,
И, дрожь отчаявшись унять,
У неба просит только малого:
На иней золото сменять.

Листва заблудшая слоняется
И превращается в дымы,
Что в три погибели склоняются
Перед могуществом зимы.

Затишья хрупкие, непрочные,
Ждут ливень, майскую грозу.
Но давят трубы водосточные
Скупую мелкую слезу.

В глазах под бойкими ресницами
Еще июльское тепло.
Но миг — и эти искры птицами
На юг далекий повлекло.

Но миг — и все вокруг изменится,
Как на пол рухнувший хрусталь, —
Улыбка-блик, событий пленница,
Сверкнув, расколется в печаль.

И дни вчерашние колосьями
Пойдут рассудку в жернова.
И лето, вдруг проснувшись осенью,
Сгорит до углей, как дрова.
1984 год

Уродился я один, но ты мне — двойня.
Тот же звон в башке и та же долговязь.
Ах ты, милая сестренка — колокольня,
Как чудесно, что ты тоже родилась!

Значит, будет мне не одиноко
Задираться выше над толпой,
Как с надеждой в небо синеоко
Задирает голову слепой.

Уродился я таким и маюсь звоном.
Так давай же мы с тобою вдругорядь
Как по нотам проиграем по иконам —
А по чем же мне еще с тобой играть?

Иззвонимся вдрызг до хрипа в душах,
Знаешь ты, и я все знаю сам:
Нас с тобою первыми порушат,
Потому что — ближе к небесам.
2002 год

В этом сне вы чужая наложница —
Так чего ж вы привиделись мне?
В этом сне ничего и не сложится,
Кроме песни, которая тоже во сне.

Вы такая красивая женщина,
Вам никак не уйти от любви и от
ласк.
Но судьба так ловка и изменчива,
И они на земле происходят без вас.

Так чего ж вы душой не заноете,
И улыбка не дрогнет в лице?
Так чего ж вы губами так ловите
Отраженье мое у себя на кольце?

Вы такая красивая женщина,
Вам никак не уйти от любви и от
ласк.
Но судьба так ловка и изменчива,
И они на земле происходят без вас.

В этом сне истеричными скрипками
Все расскажут про нас наизусть.
В этом сне половицы со скрипами,
По которым я опять к вам крадусь.
2000 год

Влюблялся я немало,
Ах, не в кого попало,
Журчало время, как вода.
Рисково так и мило
Она меня любила,
Моя кудрявая беда.

Она кривлялась лужам,
Она гордилась мужем,
Но убегала до утра —
Цветок на тонкой ножке,
Осколок солнца в брошке.
И ей спасибо и — ура!

Как в брошенной монете
Мы кувыркались в лете
И выпадали в нем, звеня.
Сбегались, расходились
И снова грудью бились
С разбегу сладко об меня.

Она слагала крылья
В нутро автомобилье
И улетала, хохоча, —
На нитке колокольчик,
С которым бродит ночью
Красивоглазая печаль.
Красивоглазая…
А я… А я…
Как ветер гнал живой листок,
Где ножницы ее красивых ног
кромсали дни.
Красивоглазая…
А я… А я…
Я не скопил их клочья впрок.
И разметало их.
И бог ее храни.

Но вечера, как птицы,
Устали, видно, биться,
Попавши в сладкую петлю.
Был путаным, как бредни,
Один из них последним
Без слова тихого «люблю».

И в губы мне так липко
Впилась ее улыбка
И раскололась на печаль,
Как небо в шрамах молний,
Как в дикий берег — волны,
Как на пол рухнувший хрусталь.

Красивоглазая…
А я… А я…
Как ветер гнал живой листок,
Где ножницы ее красивых ног
кромсали дни.
Красивоглазая…
А я… А я…
Я не скопил их клочья впрок.
И разметало их.
И бог ее храни.
1999 год