Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920

Пригвождена к позорному столбу,
Я все ж скажу, что я тебя люблю.

Что ни одна до самых недр — мать
Так на ребенка своего не взглянет.
Что за тебя, который делом занят,
Не умереть хочу, а умирать.
Ты не поймешь, — малы мои слова! —
Как мало мне позорного столба!

Что если б знамя мне доверил полк,
И вдруг бы ты предстал перед глазами —
С другим в руке — окаменев как столб,
Моя рука бы выпустила знамя…
И эту честь последнюю поправ,
Прениже ног твоих, прениже трав.

Твоей рукой к позорному столбу
Пригвождена — березкой на лугу

Сей столб встает мне, и не рокот толп —
То голуби воркуют утром рано…
И все уже отдав, сей черный столб
Я не отдам — за красный нимб Руана!

Ты этого хотел. — Так. — Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня, целую.

В грудь оттолкнувшую — к груди тяну,
Чтоб, удивясь, прослушал — тишину.

И чтоб потом, с улыбкой равнодушной:
— Мое дитя становится послушным!

Не первый день, а многие века
Уже тяну тебя к груди, рука

Монашеская — хладная до жара! —
Рука — о Элоиза! — Абеляра.

В гром кафедральный — дабы насмерть бить! —
Ты, белой молнией взлетевший бич!

Сей рукой, о коей мореходы
Протрубили нá сто солнц окрест,
Сей рукой, в ночах ковавшей — оды,
Как неграмотная ставлю — крест.

Если ж мало, — наперед согласна!
Обе их на плаху, чтоб в ночи
Хлынувшим — веселым валом красным
Затопить чернильные ручьи!

И не спасут ни стансы, ни созвездья.
А это называется — возмездье
За то, что каждый раз,

Стан разгибая над строкой упорной,
Искала я над лбом своим просторным
Звезд только, а не глаз.

Что самодержцем Вас признав на веру,
— Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,
Без Вас мне не был пуст!

Что по ночам, в торжественных туманах,
Искала я у нежных уст румяных —
Рифм только, а не уст.

Возмездие за то, что злейшим судьям
Была — как снег, что здесь, под левой грудью —
Вечный апофеоз!

Что с глазу нá глаз с молодым Востоком
Искала я на лбу своем высоком
Зорь только, а не роз!

Не так уж подло и не так уж просто,
Как хочется тебе, чтоб крепче спать.
Теперь иди. С высокого помоста
Кивну тебе опять.

И, удивленно подымая брови,
Увидишь ты, что зря меня чернил:
Что я писала — чернотою крови,
Не пурпуром чернил.

Кто создан из камня, кто создан из глины, —
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело — измена, мне имя — Марина,
Я — бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти —
Тем гроб и надгробные плиты…
— В купели морской крещена — и в полете
Своем — непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня — видишь кудри беспутные эти? —
Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной — воскресаю!
Да здравствует пена — веселая пена —
Высокая пена морская!

Возьмите всё, мне ничего не надо.
И вывезите в . . . . . . . . . . . .
Как за решетку розового сада
Когда-то Бог — своей рукою — ту.

Возьмите все, чего не покупала:
Вот . . . . . ., и . . . . .и тетрадь.
Я все равно — с такой горы упала,
Что никогда мне жизни не собрать!

Да, в этот час мне жаль, что так бесславно
Я прожила, в таком глубоком сне, —
Щенком слепым! — Столкнув меня в канаву,
Благое дело сотворите мне.

И вместо той — как . . . . . . . .
Как рокот площадных вселенских волн —
Вам маленькая слава будет — эта:
Что из-за Вас . . . . .— новый холм.

Вижу комнату парадную,
Белизну и блеск шелков.
Через все — тропу громадную —
— Черную — к тебе, альков.

В головах — доспехи бранные
Вижу: веер и канат.
— И глаза твои стеклянные,
Отражавшие закат.

Я не танцую, — без моей вины
Пошло волнами розовое платье.
Но вот обеими руками вдруг
Перехитрен, накрыт и пойман — ветер.

Молчит, хитрец. — Лишь там, внизу колен,
Чуть-чуть в краях подрагивает. — Пойман!
О, если б Прихоть я сдержать могла,
Как разволнованное ветром платье!

Глазами ведьмы зачарованной
Гляжу на Божие дитя запретное.
С тех пор как мне душа дарована,
Я стала тихая и безответная.

Забыла, как речною чайкою
Всю ночь стонала под людскими окнами.
Я в белом чепчике теперь — хозяйкою
Хожу степенною, голубоокою.

И даже кольца стали тусклые,
Рука на солнце — как мертвец спеленутый.
Так солон хлеб мой, что нейдет, во рту стоит, —
А в солонице соль лежит нетронута…

О, скромный мой кров! Нищий дым!
Ничто не сравнится с родным!

С окошком, где вместе горюем,
С вечерним, простым поцелуем
Куда-то в щеку, мимо губ…

День кончен, заложен засов.
О, ночь без любви и без снов!

— Ночь всех натрудившихся жниц, —
Чтоб завтра до света, до птиц

В упорстве души и костей
Работать во имя детей.

О, знать, что и в пору снегов
Не будет мой холм без цветов…

Сижу без света, и без хлеба,
И без воды.
Затем и насылает беды
Бог, что живой меня на небо
Взять замышляет за труды.

Сижу, — с утра ни корки черствой —
Мечту такую полюбя,
Что — может — всем своим покорством
— Мой Воин! — выкуплю тебя.

Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблёклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками пó льду и кольцом на стеклах, —

И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец — чтоб было всем известно! —
Что ты любим! любим! любим! — любим! —
Расписывалась — радугой небесной.

Как я хотела, чтобы каждый цвел
В векáх со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала — имя…

Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты — уцелеешь на скрижалях.

Тень достигла половины дома,
Где никто не знает про меня.
Не сравню с любовною истомой
Благородство трудового дня.

Этою короной коронован
Будет Царь… — Пот на державном лбу! —
Мне ж от Бога будет сон дарован
В безымянном, но честнóм гробу.