Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Слышно в доме: — Он приехал!
Он! — и стали все галдеть.
Моя милая хотела
Платье новое надеть.

Да вот время упустила:
Дверь уже открыл панок,
С золотой цепочкой брюшко
Важно внес он на порог.

А за ним — ботинок желтый
Появился, а потом —
Весь панок, мордастый, толстый,
В дверь протиснулся с трудом.

Головою лысой, рыжей
Всем поклоны отдавал
И моей — моей! — любимой
Ручку чмокал, целовал!..

Гей, кукушка, что молчишь ты?
Накукуй мне счастье трижды,
Пусть будет со мною!
Но кукушка не рискует,
Затаилась, не кукует,
Как было весною.
Не кукует голосочком,
Ведь ячменным колосочком
Подавилася!
По садочку Дзюня ходит
Да за ручку врана водит,
Так судилося!

И вот уже к обряду
Собрали мою ладу,
Вести чтоб под венец.
Уже у молодого,
Вернее, пожилого,—
Всем хлопотам конец.
Невесту поп пытает —
В брак вольно ли вступает?
Жених — как на костре…
А та на мать взглянула,
Тихонько — «Да» — шепнула.
Черт чихнул во дворе.

На крыльях песен всех моих
Я лишь тебя из всех других
Возьму, любовь моя!
И понесу в далекий край,
Ведь я с тобой познал твой рай,
А свой утратил я!

Гляди в подоблачную даль,
Там, Дзюня, и моя печаль
В напеве журавлей.
Я за собой их поведу,
Мой голос грустный на лету
Покажется слышней.

О, где пристанище мое?
Познаю там ли забытьё —
В далекой стороне?
А если нет — услышишь плач
Ты в ветре, и сама поплачь
Ты, Дзюня, обо мне!..

Ведь кто в далекой стороне
Поплачет, Дзюня, обо мне?..
А ты в тот скорбный день,
Как грянет похоронный звон,
Услышишь, словно бы сквозь сон,
Моих напевов тень.

Прекрасные очи пытают
Меня, и слеза в них чиста:
Неужто все грезы растают?
Горят, как рубины, уста.

«Ты будешь моею?» — спросил я,
Надежду на счастье храня,
И очи ее оросили
Жемчужной слезою меня.

«Как ты пожелаешь», — шептала,
С дрожащей душой, как во сне,
Рубинами уст целовала,
И слезы лились в тишине.

Свадебный кончался ужин,
С пожилым законным мужем
Восседала молодая.
А две дамочки, болтая,
По секрету шепчут всем:
«По расчету в брак вступила,
А ведь вон того любила,
Но ведь нищ — все это знают».
Взгляды на меня бросают,
Я же — ножку гуся ем!..

Банда шпарит идеально,
Все танцуют капитально,
Враз поклоны отдаются,
Ленты вьются, фраки гнутся,
Очень элегантен строй!
С молодой танцуем лихо,
А она мне шепчет тихо…
Что? Не будь так любопытен,
Весть крылата, мир так скрытен,
Хоть и грешен сам порой!..

Ой, как придет время складывать мне руки
Перед лицом смерти и вечной разлуки,
         Слов не трать, не надо —

Не скажи, любимая, ни сло́ва при встрече,
Ведь на сердце лягут камнем твои речи,
         Оно им не радо.

Я же тебя помнить, ой, не перестану,
Помнить твои розы и на сердце рану,
         Как мне с ней смириться?

Ну, а если скажешь горестное слово,
Бросишь в сердце камень и кровь брызнет снова,
Будет долго литься.

Куда б ни упали слова — жгут нещадно,
Упадут на камень — выжгут на них пятна,
         Выжгут на них пятна,

А если на розу, что нам так отрадна,
Почернеет роза, сгинет безвозвратно,
         Сгинет безвозвратно…

Изменой сражу ли беспечно,
Женитьбой отвечу ли я —
Краса твоя свянет навечно,
А песня не сгинет моя.

Испили с тобою мы сладость,
Полынь в нашем сердце уже,
И брак наш не стал бы нам в радость,
Сто песен погибли б в душе.

Ведь я же — из тех некрещеных,
Которому ставят в вину,
Что десять невест обреченных
Сменяет на песню одну.

Роскошен пир любовный, гей!
Сольемся в страстном зное,
И пусть горит твоих очей
Пожарище шальное,
          Шальное, гей, шальное!

Пылай в объятьях, шелк волос
Развей на белом теле,
Стони, ласкай, целуй взасос,
Чтобы уста сгорели,
          В твоем сгорели теле!

Кто роскошь ту испил до дна,
Тому уж нет пощады.
Горим, сгораем, ведь она
Придет — пора расплаты,
          Расплаты, гей, расплаты!

Красавица дивная, кто ты?
Смугла́, словно звездная ночь,
Лазурь твоих взглядов и взлеты
Ресниц — выносить я невмочь.

Твой бюст, словно лилия, молод,
И гибок твой стан, как змея.
То в жар меня бросит, то в холод,
Гляжу, будто вкопанный я.

Кто б ни́ была ты, за тобою
Пройду всю столицу насквозь —
Ведешь ты меня за собою,
Чаруя, и не́ быть нам врозь.

И друг против друга мы стали,
Меня твой румянец настиг,
И ноздри твои трепетали,—
Так свежую кровь чует тигр.

Смеются луг и речка, и полон смеха лес,
Ведь ты в моих объятьях хохочешь, нежный бес,
Открыть мне позволяешь свою девичью грудь,
На лоне лебедином мне не даешь уснуть,
          А русалка крадется в кустах…

Мне смех твой позволяет распутать все шелка,
Как ты прекрасна, боже! — дрожит моя рука,
Над снежно-белой грудью уста мои в огне,
И волосы, как бархат, ласкают плечи мне,
          А русалка застыла в кустах…

На лоне пух лебяжий целую я сквозь смех,
Горишь огнем пурпурным, хоть белая, как снег,
И вот мы, обнимаясь, в купель реки вошли,
Волна играет с нами, и смех звенит вдали…
          И русалка смеется в кустах…

Тихо, тихо, милая, оставим
Круг, в котором нам с тобою душно,
Бросишь дом свой, дни любви считая,
И за мной отправишься послушно,
И унынье не смутит мой ум…

Тихо, тихо в дальний лес и в горы
Вместе мы пойдем тропой одною,
Устремимся в звездные просторы,
Разольемся по земле росою,
Понесемся во вселенский шум!

Тихо, тихо доплывем до края,
В сонном хрустале уснем навечно,
И наступит рай для нас, родная,
Где ни скорби, ни тоски сердечной,
Ни желаний, ни мечты, ни дум…

Вился голос скрипки, тонкий, виртуозный,
Руку жал я милой, вечер был морозный,
Кони ржали, грызли удила.
Вышла неодетой, чтоб со мной проститься,
Говорю ей нежно: «Можешь простудиться,
Ты бы в дом, сердечко мое, шла!»
             Зловещ и глух возник шум тополей…

«Ой, не вернусь, милый, не́ к кому вернуться,
Хочу простудиться, лечь и не проснуться!..»
А глазами говорила мне:
«Рассказали люди, что другую любишь!»
Бросил я надменно: «Лишь себя погубишь,
Слухам доверяя по весне!»
             Зловещ и глух стоял шум тополей…

И рванули кони — вспоминай почаще!
Замелькали поле, и холмы, и чащи,
И пронзила мое сердце дрожь.
Милая вернулась в дом, судьбе не рада,
Плакал голос скрипки: где же ты, отрада?
Сердце, как же ты еще живешь?..
             Зловещ и глух летел шум тополей…