Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

На мягком берегу все тихо утром рано.
Репейник с берега и волны с океана
Друг другу хлопья шлют цветов своих и пен.
Здесь якорем корабль - там пашней плуг взят в плен,
Волна колышется, как поле на рассвете,
Корзина тяжела - полны уловом сети,
Каштаны на ежа похожи шелухой,
Морские травы чьею-то рукой
Невидимой расчесаны умело,
И из зеленых вод, где ты купаешь тело,
Сирена синяя всплывает и встает,
И в раковине, где весь океан поет,
Я слышу, то прибой, то гул подъятой нови,
Тот голос двойственный, что тайной дан любови.

С тобою мы идем дорогою одною
С тенями встретиться, что тою же тропою
Предупредили нас сегодня поутру.
Ты горлицу несешь, я - черную сову,
Серебряную ты свирель, я - золотую.
И все смеешься ты, хотя уже молчу я,
И шаг за шагом вновь на бархате песка
Мы оставляем след двойного каблука,
И плачется сова, и горлица воркует,
И зеркало твое - фонтан, в котором пью я,
И нежная любовь, в чьих крыльях то закат,
То яркая заря, сменяяся, горят,
Приходит, чтобы сесть навеки между нами,
И наших жарких уст касается губами.
А после, легкою иль тою, что трудна,
Дорогой, нас ведет, вдвоем, во времена,
Где весны старятся и осень сроки множит.
Но та любовь, что нам смеялась раньше, все же
Нам улыбается, нам и свирелям дней.
Твоей серебряной и золотой моей.
И отражать ничто не запретит фонтану,
Когда с тобою я в него смотреться стану,
Среди серебряной листвы и золотой
Во влаге дремлющей, чей тающий покой
Сомнут и взбороздят ветров осенних стоны,
На седине висков - венок всегда зеленый.

Спокойный дом в саду за крепкою оградой,
Созревшие плоды с водой студеной рядом,
Что отражаются на мраморе стола,
Дорогу узкую, что к берегу вела
Морскому по холмам песчанистым и мшистым,
И все, что сделало мой смех простым и чистым,
Которым только тот отмечен, кто в судьбе
Своей иных вещей не пожелал себе,
Как голубой фонтан, цветами окруженный,
Как гроздь янтарную на ветке отягченной,
Как нежных горестей немного и любви,
И дни, похожие на все былые дни…
Все это понял я, Любовь, когда впервые
Явилась ты, плоды вкусила золотые,
Отведала воды, и села, и крылом
Божественным своим мой осенила дом.

В воспоминании сей кубок сохрани
О всех фонтанах тех, каких в былые дни,
Греховны иль чисты, твои уста касались:
О тех, что нежному Нарциссу улыбались,
О тех, что дал удар пегасовых копыт,
Об Аретузе, что к морям бежит
Струями светлыми, сливая воды эти,
Об усыпляющей, во мрак влекущей Лете,
И обо всех других, что меж полей и нив
Поют таинственно свой трепетный призыв
В неумолкающем твоем воспоминаньи.
О, сохрани навек сей кубок, и в сияньи
Сквозного хрусталя, где больше влаги нет,
Увидишь вскоре ты, как расцветет букет,
Который каждый день в таинственном виденьи
Придут вложить в него бегущие мгновенья,
Немые дочери забвенья и времен…
И каждая из них, твой посещая сон,
Касаясь пыльных плит поникшими крылами,
Всю память уберет душистыми цветами.

Когтями времени убита красота.
От пенья своего уставшие уста,
Замолкнув, сохранят еще гримасу смеха.
Созвучья голоса живут и входят в эхо.
Кровь в венах всех камней сгущается в земле,
Дриада мечется в извилистом стволе,
Закаты мрамором становятся, дни - пеплом,
Амфоры - урнами, дворцы - холодным склепом,
А в ветре слышен плач тоскующей души…
И ото всей тебя, - смех, тело, кровь, - в тиши,
От сна, которым жизнь твоя была земная,
Взлетает горлица и роза цвет роняет.

Я в колыбель к тебе мой сын, не подошлю,
Чтоб увидать, как ты их разорвешь петлю,
Двух змей, что от яйца судьбы родились обе:
Ни чтобы испытать тебя в борьбе и злобе,
Ни чтобы наблюдать, как обовьет тебя
Чудовищ гибельных стальная чешуя,
Чью пробуждением опасность уничтожишь.
О нет! Я положу тебе, дитя, на ложе
Тот тирс, к которому их приковал Гермес,
Затем, что не Геракл, что вепря в темный лес
Загонит и убьет Стимфальских птиц, ты будешь,
И я хочу, дитя, чтоб жизнь, что ты разбудишь,
Лишь посланцу богов была посвящена,
Чтоб для тебя меха распухли от вина,
Амфоры от зерна, и чтоб твои дороги
Цветами и травой благословили боги,
И чтобы, в темный лес вступая по ночам,
Приют ты находил себе не в дубе там,
А на ветвях берез иль под листвою клена.
А в час, когда молясь, к земле колено клонишь,
На жертвенник лия наполненный фиал,
Ты не Геракла бы - Гермеса призывал.

И мы отправимся! Рассвет уже горит,
И ветер всколыхнул траву меж тяжких плит,
Что наши два коня, упрямо и сердито,
Давно железным бьют и золотым копытом.
Из наших двух коней мой - грузен, твой - крылат.
Но Боги добрые, смеясь, соединят
Богини жребий с смертного судьбою.
В дорогу! Жертвенник пролитым кубком вспоен
И ароматами еще окурен дом.
Скорей! Сойдем с крыльца и эту дверь запрем.
Собаки провожать нас будут долгим лаем,
Затем, что в мире всем наш путь никем не знаем.
К какому вечеру, скажи мне, он идет?
Близ кладбища, увы! лавровый куст растет,
И той же, что пришли, уходим мы дорогой.
Увидим ли еще и этот двор убогий,
И стены белые, и окна, чье стекло
Дыханье ярких роз и солнца обожгло,
И пепел очага, что в долгий час разлуки
Согрел немного нам протянутые руки?
Увидим ли когда в конце аллеи той
И пруд, и тихий сад, цветами залитой,
Колодец, где скрипит веревка, ключ в беседке,
Плоды созревшие, склоняющие ветки,
И траурный бассейн, бассейн огромный, где,
Чтоб был счастливым путь наш новый, на воде
Сегодня лебедя я заколол кинжалом,
Следя, как струйками на мрамор кровь бежала.

Обвитый виноградом и плющом,
Чтоб отразиться в ней - к воде склонился дом.
Он хрупкий весь, цветущий весь и белый.
Прозрачно небо. Ласточка так смело,
Ныряя и кружа, сплетает свой полет
И в дремлющей воде внезапно предстает
Летучей мышью сумрака иного
На фоне неба мертвенно-ночного.
И пара лебедей над тенью тел своих,
Что черным призраком не покидает их, -
Два странных двойника на золоте и черни, -
Соединяют час дневной и час вечерний.

Приди! Вот лишний день, что через жизнь проходит
С ленивым голосом, что у ветров находит
Свой смех таинственный, а горечь слез - в ручьях.
В одежде медленной и с пальцем на губах.
Он бродит, весь в лучах сиреневого цвета.
Приди, вот лишний день с приветливым рассветом
И с тихим вечером, который свой покой
Над балюстрадой облокотит той,
Что наклоняется над спящею водою,
Покрытой бронзовой и золотой листвою.
Приди, чтоб этот день был нами проведен
Вдвоем, и к вечеру нагим предстанет он,
В слезах, что он нам был и радость и сиянье,
И принужден теперь уйти в воспоминанье.
И голос смолкнувший и полустертый след,
Сливаясь с тишиной ушедших в вечность лет,
Во влагу памяти опустятся покорно
Меж листьев золотых, что тонут в водах черных.

К закату обернись и обернись к рассвету.
То грустью скованный, то радостью согретый,
День двойственный и странный, вновь и вновь,
То смерти молится, то требует любовь.
И вечер и заря одним пожаром красны.
Печаль - как равная пред радостью напрасной,
И кто-то, тишине доверясь иль словам,
Здесь что-то говорит, молчит о том же там.
Фонтан, что нам поет, душа в ее страданьи,
И ветер, воющий по коридорам зданья,
Кого-то за руку держа, в тени бредет.
Дорога, разделясь, уже двумя уйдет.
Река у моря дельтою разъята,
И на ее песке хранится отпечаток
Кентавра дикого раздвоенных копыт,
И скрыт под зверем бог, каким себя он мнит.
Огонь сокрытый спит в холодном сланце камня.
Все двойственно! Ты сам и плоть, и призрак тайный.
Кто знает, кем себя ты в зеркале найдешь!
И, может, голос тот, которым ты поешь,
Когда отведаешь от скорбного фонтана,
Как тень докучная и жалобная станет, -
Навеки на себя прияв твою печать, -
У запертых дверей томиться и кричать.