Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920
Октябрь 1919
С.Э. («Хочешь знать, как дни проходят…»)
Хочешь знать, как дни проходят,
Дни мои в стране обид?
Две руки пилою водят,
Сердце — имя говорит.
Эх! Прошел бы ты по дому —
Знал бы! Так в ночи пою,
Точно по чему другому —
Не по дереву — пилю.
И чудят, чудят пилою
Руки — вольные досель.
И метет, метет метлою
Богородица-Метель.
Ноябрь 1919
«Дорожкою простонародною…»
Дорожкою простонародною,
Смиренною, богоугодною,
Идем — свободные, немодные,
Душой и телом — благородные.
Сбылися древние пророчества:
Где вы — Величества? Высочества?
Мать с дочерью идем — две странницы.
Чернь черная навстречу чванится.
Быть может — вздох от нас останется,
А может — Бог на нас оглянется…
Пусть будет — как Ему захочется:
Мы не Величества, Высочества.
Так, скромные, богоугодные,
Душой и телом — благородные,
Дорожкою простонародною —
Так, доченька, к себе на родину:
В страну Мечты и Одиночества —
Где мы — Величества, Высочества.
<1919>
Бальмонту
Пышно и бесстрастно вянут
Розы нашего румянца.
Лишь камзол теснее стянут:
Голодаем как испанцы.
Ничего не можем даром
Взять — скорее гору сдвинем!
И ко всем гордыням старым —
Голод: новая гордыня.
В вывернутой наизнанку
Мантии Врагов Народа
Утверждаем всей осанкой:
Луковица — и свобода.
Жизни ломовое дышло
Спеси не перешибило
Скакуну. Как бы не вышло:
— Луковица — и могила.
Будет наш ответ у входа
В Рай, под деревцем миндальным:
— Царь! На пиршестве народа
Голодали — как гидальго!
Ноябрь 1919
«Высоко мое оконце…»
Высокó мое оконце!
Не достанешь перстеньком!
На стене чердачной солнце
От окна легло крестом.
Тонкий крест оконной рамы.
Мир. — На вечны времена.
И мерещится мне: в самом
Небе я погребена!
Ноябрь 1919
Але
«Когда-нибудь, прелестное созданье…»
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным — так далекó-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню — на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, — чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту…
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты — маленькой была, я — молодою.
«О бродяга, родства не помнящий…»
О бродяга, родства не помнящий —
Юность! — Помню: метель мела,
Сердце пело. — Из нежной комнаты
Я в метель тебя увела.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И твой голос в метельной мгле:
— «Остригите мне, мама, волосы!
Они тянут меня к земле!»
Ноябрь 1919
«Маленький домашний дух…»
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Жалко мне, когда в печи
Жар, — а ты не видишь!
В дверь — звезда в моей ночи! —
Не взойдешь, не выйдешь!
Платьица твои висят,
Точно плод запретный.
На окне чердачном — сад
Расцветает — тщетно.
Голуби в окно стучат, —
Скучно с голубями!
Мне ветра привет кричат, —
Бог с ними, с ветрами!
Не сказать ветрам седым,
Стаям голубиным —
Чудодейственным твоим
Голосом: — Марина!
Ноябрь 1919
«В темных вагонах…»
В темных вагонах
На шатких, страшных
Подножках, смертью перегруженных,
Между рабов вчерашних
Я все думаю о тебе, мой сын, —
Принц с головой обритой!
Были волосы — каждый волос —
В царство ценою . . . . . . . .
На волосок от любви народы —
В гневе — одним волоском дитяти
Можно . . . . . .сковать!
— И на приютской чумной кровати
Принц с головой обритой.
Принц мой приютский!
Можешь ли ты улыбнуться?
Слишком уж много снегу
В этом году!
Много снегу и мало хлеба.
Шатки подножки.
Кунцево, ноябрь 1919
«О души бессмертный дар…»
О души бессмертный дар!
Слезный след жемчужный!
Бедный, бедный мой товар,
Никому не нужный!
Сердце нынче не в цене, —
Все другим богаты!
Приговор мой на стене:
— Чересчур легка ты!..
19 декабря 1919
«Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить…»
Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.
А так: руки скрестить — тихонько плыть
Глазами по пустому небосклону.
Ни за свободу я — ни против оной
— О, Господи! — не шевельну перстом.
Я не дышать хочу — руки крестом!
Декабрь 1919
«Поцеловала в голову…»
Поцеловала в голову,
Не догадалась — в губы!
А все ж — по старой памяти —
Ты хороша, Любовь!
Немножко бы веселого
Вина, — да скинуть шубу, —
О как — по старой памяти —
Ты б загудела, кровь!
Да нет, да нет, — в таком году
Сама любовь — не женщина!
Сама Венера, взяв топор,
Громит в щепы подвал.
В чумном да ледяном аду,
С Зимою перевенчанный,
Амур свои два крылышка
На валенки сменял.
Прелестное создание!
Сплети-ка мне веревочку
Да сядь — по старой памяти —
К девчонке на кровать.
— До дальнего свидания!
— Доколь опять научимся
Получше, чем в головочку
Мальчишек целовать.
Декабрь 1919
Четверостишия
На скольких руках — мои кольца,
На скольких устах — мои песни,
На скольких очах — мои слезы…
По всем площадям — моя юность!
Бабушке — и злая внучка мила!
Горе я свое за ручку взяла:
«Сто ночей подряд не спать — невтерпеж!
Прогуляйся, — может, лучше уснешь!»
Так, выбившись из страстной колеи,
Настанет день — скажу: «не до любви!»
Но где же, на календаре веков,
Ты, день, когда скажу: «не до стихов!»
Словно теплая слеза —
Капля капнула в глаза.
Там, в небесной вышине,
Кто-то плачет обо мне.
Плутая по своим же песням,
Случайно попадаю — в души.
Предупреждаю — не жилица!
Еще не выстроен мой дом.
«Завтра будет: после-завтра» —
Так Любовь считает в первый
День, а в день последний: «хоть бы
Нынче было век назад!»
Птичка все же рвется в рощу,
Как зерном ни угощаем,
Я взяла тебя из грязи, —
В грязь родную возвращаю.
Ты зовешь меня блудницей, —
Прав, — но малость упустил:
Надо мне, чтоб гость был статен,
Во-вторых — чтоб не платил.
Решено — играем оба,
И притом: играем разно:
Ты — по чести, я — плутуя.
Но, при всей игре нечистой,
Насмерть заиграюсь — я.
Как пойманную птицу — сердце
Несу к тебе, с одной тревогой:
Как бы не отняли мальчишки,
Как бы не выбилась — сама!
И если где прольются слезы, —
Всех помирю, войдя!
Я — иволга, мой голос первый
В лесу, после дождя.
Всё в ваших домах
Под замком, кроме сердца.
Лишь то мое в доме,
Что плохо лежит.
Я не мятежница — и чту устав:
Через меня шагнувший ввысь — мне друг.
Однако, памятуй, что, в руки взяв
Себя, ты выпустил — меня из рук.
У — в мир приходящих — ручонки зажаты:
Как будто на приступ, как будто в атаку!
У — в землю идущих — ладони раскрыты:
Все наши полки разбиты!
Не стыдись, страна Россия!
Ангелы — всегда босые…
Сапоги сам черт унес.
Нынче страшен — кто не бос!
Так, в землю проводив меня глазами,
Вот что напишите мне на кресте, — весь сказ!
— «Вставала с песнями, ложилась со слезами,
А умирала — так смеясь!»
Плутая по своим же песням,
Случайно попадаю в души.
Но я опасная приблуда:
С собою уношу — весь дом.
Ты принес мне горсть рубинов, —
Мне дороже розы уст,
Продаюсь я за мильоны,
За рубли не продаюсь.
Ты зовешь меня блудницей, —
Прав, — но все ж не забывать:
Лучше к печке приложиться,
Чем тебя поцеловать.
Ты зовешь меня блудницей:
— Слушай, выученик школ!
Надо мне, чтоб гость был вежлив,
Во-вторых — чтоб ты ушел.
Твой дом обокраден,
Не я виновата.
Лишь то — мое — в доме,
Что плохо лежит.
Шаги за окном стучат.
Не знаю, который час.
Упаси тебя Божья Мать
Шаги по ночам считать!
Шаг у моего порога.
Снова ложная тревога.
Но не ложью будет то что
Новый скоро будет шаг.
В книге — читай — гостиничной:
— Не обокравши — выбыл.
Жулик — по жизни — нынешней
Гость — и на том спасибо.
1919–1920