Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920

Ни кровинки в тебе здоровой. —
Ты похожа на циркового.

Вон над бездной встает, ликуя,
Рассылающий поцелуи.

Напряженной улыбкой хлещет
Эту сволочь, что рукоплещет.

Ни кровиночки в тонком теле, —
Все новиночек мы хотели.

Что, голубчик, дрожат поджилки?
Все как надо: канат — носилки.

Разлетается в ладан сизый
Материнская антреприза.

Упадешь — перстом не двину.
Я люблю тебя как сына.

Всей мечтой своей довлея,
Не щадя и не жалея.

Я учу: губам полезно
Раскаленное железо,

Бархатных ковров полезней —
Гвозди — молодым ступням.

А еще в ночи беззвездной
Под ногой — полезны — бездны!

Первенец мой крутолобый!
Вместо всей моей учебы —
Материнская утроба
Лучше — для тебя была б.

Бог! — Я живу! — Бог! — Значит ты не умер!
Бог, мы союзники с тобой!
Но ты старик угрюмый,
А я — герольд с трубой.

Бог! Можешь спать в своей ночной лазури!
Доколе я среди живых —
Твой дом стоит! — Я лбом встречаю бури,
Я барабанщик войск твоих.

Я твой горнист. — Сигнал вечерний
И зорю раннюю трублю.
Бог! — Я любовью не дочерней, —
Сыновне я тебя люблю.

Смотри: кустом неопалимым
Горит походный мой шатер.
Не поменяюсь с серафимом:
Я твой Господен волонтер.

Дай срок: взыграет Царь-Девица
По всем по селам! — А дотоль —
Пусть для других — чердачная певица
И старый карточный король!

А человек идет за плугом
И строит гнезда.
Одна пред Господом заслуга:
Глядеть на звезды.

И вот за то тебе спасибо,
Что, цепенея,
Двух звезд моих не видишь — ибо
Нашел — вечнее.

Обман сменяется обманом,
Рахилью — Лия.
Все женщины ведут в туманы:
Я — как другие.

Маска — музыка… А третье
Что любимое? — Не скажет.
И я тоже не скажу.

Только знаю, только знаю
— Шалой головой ручаюсь! —
Что не мать — и не жена.

Только знаю, только знаю,
Что как музыка и маска,
Как Москва — маяк — магнит —

Как метель — и как мазурка
Начинается на М.

— Море или мандарины?

Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!
Взойдите. Гора рукописных бумаг…
Так. — Руку! — Держите направо, —
Здесь лужа от крыши дырявой.

Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,
Какую мне Фландрию вывел паук.
Не слушайте толков досужих,
Что женщина — может без кружев!

Ну-с, перечень наших чердачных чудес:
Здесь нас посещают и ангел, и бес,
И тот, кто обоих превыше.
Недолго ведь с неба — на крышу!

Вам дети мои — два чердачных царька,
С веселою музой моею, — пока
Вам призрачный ужин согрею, —
Покажут мою эмпирею.

— А что с Вами будет, как выйдут дрова?
— Дрова? Но на то у поэта — слова
Всегда — огневые — в запасе!
Нам нынешний год не опасен…

От века поэтовы корки черствы,
И дела нам нету до красной Москвы!
Глядите: от края — до края —
Вот наша Москва — голубая!

А если уж слишком поэта доймет
Московский, чумной, девятнадцатый год, —
Что ж, — мы проживем и без хлеба!
Недолго ведь с крыши — на небо.

Поскорее бы с тобою разделаться,
Юность — молодость, — эка невидаль!
Все: отселева — и доселева
Зачеркнуть бы крест на крест — наотмашь!

И почить бы в глубинах кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных,
И учить бы науке висельной
Юных крестниц своих и крестников.

— Как пожар зажечь, — как пирог испечь,
Чтобы в рот — да в гроб, как складнее речь
На суду держать, как отца и мать
. . . . . . . . . . . . . . .продать.

Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!
В том дому жемчуга с горошину.
Будет жемчуг . . . . . . . . . . . . . . .
А воробушек — на веревочке!

На пути твоем — целых семь планид,
Чтоб высоко встать — надо кровь пролить.
Лей да лей, не жалей учености,
Весельчак ты мой, висельченочек!

— Ну, а ты зачем? — Душно с мужем спать!
— Уложи его, чтоб ему не встать,
Да с ветрами вступив в супружество —
Берегись! — голова закружится!

И плетет — плетет . . . . . . . .паук
— «От румян-белил встал горбом — сундук,
Вся, как купол, красой покроешься, —
После виселицы — отмоешься!»

Так — из темных обвалов кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Юных висельников и висельниц.

Внук с пирушки шел, видит — свет зажжен,
. . . . . . . . . .в полу круг прожжен.
— Где же бабка? — В краю безвестном!
Прямо в ад провалилась с креслом!

Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог
(Которого нету — ибо сплю на рогоже — девятнадцатый год)
Уходящее лето — последнюю розу
— От великой любви — прямо на сердце бросило мне.

На кого же похоже твое уходящее лето?
На поэта?
— Ну нет!
На г . . . . . .д . . . . . .в . . . . . .!

А была я когда-то цветами увенчана
И слагали мне стансы — поэты.
Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина…
Я сама позабыла про это!

Скажут имя мое — и тотчас же, как в зеркале
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И повис надо мной, как над брошенной церковью,
Тяжкий вздох сожалений бесплодных.

Так, в . . . . .Москве погребенная заживо,
Наблюдаю с усмешкою тонкой,
Как меня — даже ты, что три года охаживал! —
Обходить научился сторонкой.

Сам посуди: так топором рубила,
Что невдомек: дрова трещат — аль ребра?
А главное: тебе не согрубила,
А главное: <сама> осталась доброй.

Работала за мужика, за бабу,
А больше уж нельзя — лопнут виски!
— Нет, руку приложить тебе пора бы:
У человека только две руки!

Хочешь знать, как дни проходят,
Дни мои в стране обид?
Две руки пилою водят,
Сердце — имя говорит.

Эх! Прошел бы ты по дому —
Знал бы! Так в ночи пою,
Точно по чему другому —
Не по дереву — пилю.

И чудят, чудят пилою
Руки — вольные досель.
И метет, метет метлою
Богородица-Метель.

Дорожкою простонародною,
Смиренною, богоугодною,
Идем — свободные, немодные,
Душой и телом — благородные.

Сбылися древние пророчества:
Где вы — Величества? Высочества?

Мать с дочерью идем — две странницы.
Чернь черная навстречу чванится.
Быть может — вздох от нас останется,
А может — Бог на нас оглянется…

Пусть будет — как Ему захочется:
Мы не Величества, Высочества.

Так, скромные, богоугодные,
Душой и телом — благородные,
Дорожкою простонародною —
Так, доченька, к себе на родину:

В страну Мечты и Одиночества —
Где мы — Величества, Высочества.