Альберт Зинатуллин - Эпистолярий
Как утолить навсегда ненавистную жажду?
Кто станет пить мою старую, затхлую воду?
"Ту, что в пустыне!.." Но эту я вылил на Карла.
Он замолчал... Ты такой тишины и не слышал! -
С каждым растущей сюда приближавшимся шагом.
Звякает ключ... Поболтать бы, да видно, пора мне.
Вот и поймал это слово: "Прощай", милый Лютер!
* * *
Унося свою Родину в складках гнилого плаща,
Если нет и плаща, или даже с чужого плеча -
Обернись и смотри в опустевшее чистое поле...
И покуда на лбу не появятся капельки крови,
И покуда на лбу... Уходи из отеческих мест.
У любимой моей! - И молись на жасминовый крест.
У любимой моей! - Вспоминай и навеки забудь.
Неразрезанным яблоком пахнет припухшая грудь,
У любимой моей - переполнены светом глаза,
Переполнены словно осеннего сока лоза,
У любимой моей... - Уходи из отеческих мест.
У любимой моей! - И молись на жасминовый крест.
У любимой моей! Даже если с чужого плеча -
Унося свою Родину в складках гнилого плаща...
***
Полыхнуло ливнем
Небо в белый свет!
Побежал по глине,
Набухая след.
От небес до суши
Серебрится пыль -
Это ведьмы сушат
Голубой ковыль,
Это бойкий леший,
Булькая губой,
Помогает вешать
Ведьмам голубой.
Мягко обметает
Золотую пыль
Над колоколами
Голубой ковыль.
И сквозь эту голубь
Далеко ясна
Церква - битый голубь
С лапкою креста.
***
Тройки, праздник, вдалеке -
Речка... Роща... Горка...
Колокольчик на дуге
Таял от восторга!
Увязая в снежный дым,
Вставший облаками,
Не бежали вслед столбы
Черными ногами.
Ждала. Жала простыню,
Трогала иконы,
Продышала полынью
В озере оконном.
С голубой ольхи халат
Уронив на спину,
Тихо порванный солдат
Иву отодвинул...
В дымный вечер голубой
Поднялись, помчались -
Между небом и землей
Странные качались
И глядели сквозь закат,
Как по бел дороге
Снова порванный солдат
К озеру подходит,
Через озеро идет
И глядят из глыби -
В пучеглазый синий лед
Вплавленные рыбы.
***
Куст ольхи дымясь растаял,
Сподобясь дневной луне,
Стала - девица лесная
В тихой глубине.
И не шла и не стояла,
Трогая лицо,
Поднимала и роняла
Белое кольцо.
Над коленкой голубою
Дымку платья занесла
И прозрачной головою
Страшно затрясла.
Подняла ли, вновь склониться -
Перья из угля
Перепуганною птицей
Лопнули в поля.
Водяные тихо воют
На протяжных пнях,
Замерла - и речка кровью
Облилась в камнях.
Только волосы качает
Мертвая вода,
Мимо с теплыми свечами
Ходят холода.
Голубое в поле тает
Ветра колесо.
Птицы небу обглодали
Черное лицо...
Только волосы качает
Мертвая вода,
Мимо с теплыми свечами
Ходят холода.
Да и не было девицы!..
Да и девица - Была!
Безъязыкой трудно ль птице
Вспоминать слова?
***
Я из леса ушёл, наугад, как уходят из леса,
Было нечего ждать, даже если и было кого,
Было - солнце гнездом прошлогодним застыло на месте,
Было - небо притихло и сжалось в горячий комок.
Всё качнулось - и всё... Замотало по лесу кругами,
Эта женщина шла не ко мне, а попала ко мне.
Я её обнимал голубыми до крови руками
И носил по стране, по большой и нелепой стране.
Я из леса ушёл наугад, как уходят из жизни,
След за мной отставал, догонял и хрипел тяжело.
И хлестали мне ветки с коротким, забывшимся визгом
И весеннее небо, как кровь захлебнулось и горлом пошло...
Уже лёд подставлял ненадёжные скользкие плечи,
Уже ветер ушёл, выправляя берёзам горбы,
Я стоял наугад и дышать было долго и нечем,
И болело свинцом небо в глину моей головы.
И до самой земли потемневшие падали птицы,
Разучившись по небу ходить босиком.
И болела спина, и хотелось умыться,
И крутилась луна на шнурке голубым башмаком.
Было страшно молчать - как стучит в леденеющем небе,
Было нечем кричать - как в пустеющей роще молчит
И деревья качались вокруг, и казалось, ослепли,
И схватившись за голову, прыгали в жёлтой ночи.
Я из леса бежал - наугад, озираясь по лисьи,
След за мной догонять… почернел и отстал, и отстал…
Я свалился в траву и дышал прошлогодние листья,
Когда рядом привстав и по имени кто-то назвал.
ДИЖОНСКАЯ ДУРОЧКА *
( Из Франции)
Песенка про Жана-Пердунка *
В местечке Санс у нас - дин-дон! -
Любой вам скажет пустозвон,
Что лучше Жана-Пердунка
Не видел свет жонглёра!
Он ловко прыгал на канат,
Своей виоле (виноват)
Аккомпанируя другим,
Тем самым инструментом.
В лохмотьях жалких он ходил,
Красоток лапал, лихо пил,
Поспорить, в кости ли продуть -
Всё для него был праздник.
Он знать не думал про "потом"
И рваный плащ ему был дом,
И вот однажды в доме том
Застукал Жан воришку:
"Найти средь ночи, старый плут,
Что хочешь Ты, когда Я тут
Не нахожу средь бела дня...
Сказать какую рифму?"
Был славный малый этот Жан! -
Живой, как мячик на ножах.
Он в кабаке не раз, не два
Закладывал виолу.
И всё пропив не раз, не два,
Он, локтем утерев слова,
Всё что-то важное хотел,
Да всё махал рукою!
Всё выставлял на смех жену
И вдруг - подбросил в вышину!
Прекрасней, чем его жена
Не видел свет супруги...
Но слёзы выплюнув под стол
И руки вывернув крестом
Он так сыграл!.. Вовек душа
Обратно - не вернётся.
В местечке Санс у нас... диннн... доннн...
Любой вам скажет пустозвон,
Что лучше Жана-Пердунка
Не видел свет жонглёра...
* * *
"Ущипните меня! Пусть я беден, простужен и сир -
Неужели Дижон! Развалившись на "майских шестах"...
И в глаза умещать, и прикушенным пёрышком, sir,
Перекошеный рот чуть держа в побелевших устах,
Так приятно... И господи! вдруг замереть - фарандола!"
Так я думал, монашек, Дижоном любуясь с холма.
Это улей и май! Это мятный ликёр и кузнечик!
Извини, что я так расставляю небрежно слова.
Быстро-быстро садится прозрачное солнце в листву
И всё медленней дым повторяет свои очертанья...
Ой! прости, бога ради! сейчас пересяду к костру -
Я тут жиром маленько заляпал... Твои причитанья,
Будь ты здесь, весь Дижон я уверен от милых утех
Оторвали б! С тех пор, как сменил ты виолу на келью,
Я уверен... Но слушай, что сталось со мной - смех и грех!
Впрочем, было давно, да и было ль на самом-то деле? -
Как входили мы весело в праздничный, шумный Дижон!
Созывали народ. Помнишь эту свою прибаутку?
А с собакою номер? А трюк с подменённым ножом?
Или девушек стайку? - когда, залетев "на минутку",
Выражали восторг свой не новым, но самым простым
И доступным им способом... Знаю, ты скажешь, что нету
В мире более гнусной породы людишек, чем мы.
Ха! Но как веселились дижонцы - как малые дети!
Как от выходок наших они хохотали до слёз!
Как я ползал на брюхе, в пыли подбирая их слёзы!
Как потом уносил и ронял их на озеро дрозд,
Чтобы слушать над озером звон колокольчиков звёздных!
...спит Дижонская Дурочка. В ней ещё кружится праздник
И нескладного платья счастливый и гордый разлёт!
И мальчишки с камнями... И руки под грудью прекрасной -
Чтоб ни крови, ни сна расплескать не смогли из неё!
Как цветущая слива, взлетевшая над облаками,
С закружившейся сразу от радости вниз головой!
И подхваченных птиц, узнавая слепыми руками,
Выпускать по одной... по одной, по одной, по одной!
Где летит она так, словно крыльями лёгкими машет!
Словно сердце её - безопасное, как колыбель -
Всё уносит с собой! Даже горькие слёзы и даже...
Даже слов я, монашек, таких не умею теперь.
Пусть уж сон её лучше смешается с сонмами трав,
Так же тихо, как я завтра утром с толпой пресловутой.
Все дороги приводят... Наверное, Римлянин прав!
У меня же в Дижоне - расходятся все почему-то...
Это я так подумал! Дижонская дурочка - нет:
Вся по склону рассыпавшись бандой визжащих козлят!
Я ещё помолчал. И как дал ей... нести "флажолетт"!
Знаешь, всё этот взгляд!.. А, монашек, не правда ли?
Взгляд! -
