Альберт Зинатуллин - Эпистолярий
Я не забуду балтийские горькие брызги...
***
Под Вязьмой шалят... - мужики торговались,- Ахти нам!
Ну? По рукам! - кое-как одного мы сманили, -
С богом, боярин! Авось, не подохнет скотина!..
Верста за верстой... А под Вязьмою, точно - шалили...
Пока я себе... Ах! на миг не возможно представить! -
В клеверном небе уснув, белой простынью падать -
Чтобы пред ликом Её вдруг!.. - и тут же растаять!
Что представлял себе Карл, выяснять было некогда, Лютер! -
Уже повалили сосну и хватают коней под уздцы!
Карл все молитвы, что знал, переврал без оглядки...
(Сидел бы себе и кряхтел бы себе в огурцы! -
Чай, не " Вульгату" писать - срать в огуречные грядки)
- Эх, не уйти!.. КТО ТАКИЕ?.. Казну, барин, прятай! -
молвил возница с губы, а потом, чтобы слышно:
" Вы не есменьские, часом?"... " А вы чьи, робята?"
" Мы - салтыковские..." Вона как, значица, вышло...
Што с вами делать? Не знаю... "Свои, чай, сочтёмся!
Гульдены можем!" Кривой замахал: " Што ты, ирод!
Креста на те нет! Не ровён... враз на дыбе загнёшься!
Русскими сотку, гультяй! Да и ехайте с миром.
Н-но! Погоняй! Погоняй! Ишь, удумал, холера!"
Ельник рванулся от наших саней врассыпную.
В поле метель - ни коней не видать, ни дороги,
Сумрачный ветер с тоскою бессмысленной дует...
Дует над лесом, которого больше не будет,
О сладко не питом, о вдоволь не еденом хлебе!..
Смутным и тёмным над бедными вёрстами дует -
Холодно, страшно и пусто от ангелов в небе.
" Ну, пронесло! Нынче ночью зарежу вас, барин!
Боле - нельзя, кто другой - баловство, непорядок!
Мне всё одно - пропадать! Я понятливый, барин! -
Чисто излажу. Одёжу скидай!.. встань-ко рядом,
Богу помолимся..." Истово, нежно и страстно
Карл с мужиком на вечерние звёзды молился.
Вечным покоем светилось над ними пространство,
Вечным покоем светились их добрые лица...
Я - всё про деньги! Стою - весь... до дырочек голый!
Мужик ни в какую! " Дак, как же - без смертоубийства?"
Карл помолчал... да как даст ему в голову колом!
Тот - за топор! Ну-у, мы так далеко не уедем...
Крику-то, крику! "Чичас!.. Разорву - на портянки!
Так разорву, что и в гроб уже класть будет неча!.."
В общем, недолго он бегал от нас по полянке.
Вдруг - тишина! вся, как если бы пальцами свечку
Вдруг раздавили... Мужик тихо выдохнул: волки!
... Много спустя, на Лубянке, в царёвом кружале
Я его встретил, за шкалик глотавшим иголки.
В поле метель... ни коней не видать... ни дороги.
***
...И лодкой цветущей казался Маргит, это верно!
И жажду легко было вылечить просто водой,
Но что мне теперь вспоминать восхитительно-первый,
Когда свой последний пора разменять золотой...
Ярыжка кривой расскучал меня нынче в кружале;
В едином глазу умещая корысть и донос -
Помимо торговлишки луком и водкой в державе,
Держал на Москве сеть уродов... Я задал вопрос,
Он только поморщился: мил-человек, што любовь-та?
Што красота? - все соблазн и пустые мечтанья.
Это все ангелов кушанье, нам же убогим
Даже обкусочек - радость-то!.. господи!.. (Водки
Может быть, барин желает? Эй! Прошка!) Понеже,
Слабы мы телом и разумом слабы. А жалость! -
Жалость крепка, как молитва господня, как камень,
Который не брошен и брошен не будет в блудницу!
Што там ходить далеко! - у Покровских шишига...
Ох, и здоров был, разбойник! А жить как-то надо! -
Раз восемнадцать он с бани на борону прыгал...
Все получилось! Да так, што евонная баба
Признала не сразу. По глазу... Так веришь! Укрытым
Поплоше во што, отвезли - там, где (Матерь святая! -
Не то чтобы бабы, купчишки какие - куды там!)
Свой-брат юродивый плакал ему подавая! -
На ноги встал человек! Дом на Яузе начал!
Младшую выдал, да сотней помог, между прочим;
Жисть-то пошла! при деньгах, три коровы, кабанчик.
И на столе - грех сказать, чтобы "хлебушек мочим".
Так и живем, Бога неча гневить: кто калишкой,
Есть, кто поют пожальчее (опять не в накладе).
При Государе!.. имеются наши людишки!
Уродов хватает... И - многие просятся, кстати.
Так-то, голубчик! убожества мы не стыдимся,
Ибо Евангелье свет нам на том и порука...
...Черт одноглазый!.. Сквозь стеклышки месяц дробился
И покатился сам-сто, обгоняя друг друга...
И улей души своей я затаил, как умел.
Зима будет долгой... А сон будет - поле, где маки.
Осталась лишь пригоршня мертвых и высохших тел -
Таких невесомых, что сдуть их не сложно с бумаги,
Когда дочитаешь... От Карла нижайший поклон.
Он так улыбался - я думал, что треснет с натуги.
Ну, как! - вся торговля картовью в Москве - это он!
Модно, но ломит! Поверишь? - целковый за пудик!
А! Каково? Вся Басманная столько не стоит
Вместе с конюшнями, ливнем и церковью старой,
Вместе со мной и судьбою моею басманной...
Впрочем, что сделано, Лютер, то сделано. И - Боже мой!..
Цветущею лодкой казался Маргит, это верно!
И жажду легко было вылечить просто водой.
Но что мне теперь вспоминать тот пленительно-первый,
Когда свой последний пора разменять золотой...
***
Свет мой! От радости губы в крови,
Только растаяла радость во мгле,
Только глаза золотые твои -
Больше на небе, чем на земле.
Тихо взлетел из качнувшихся глаз
Голубь рябиновый в сердце как раз,
И закачался в незримой петле -
Больше на небе, чем на земле.
Больше на небе, чем на земле
Плавает лодка в исподнем белье
И умирая всю жизнь на пролёт,
Только она никуда не плывет.
Колокол цокал кривым языком,
Этот обряд мне до боли знаком...
С чистой свечою лежать в голове -
Больше на небе, чем на земле.
Листьями мне наполняет глаза
Яблоком треснувшим в небе гроза!
Ходит любовь моя вся в серебре -
Больше на небе, чем на земле.
Тихо взлетел из качнувшихся глаз
Голубь рябиновый в сердце как раз!
И закачался в незримой петле -
Больше на небе, чем на земле.
И хороша, и светла, как в раю,
Только одну я тебя и люблю.
Горькие слёзы мои по тебе -
Больше на небе, чем на земле.
***
"...Их встретились взгляды. И оба они ужаснулись!" -
Так описал бы я встречу со смертью, мой Лютер.
"Прощай!" - это слово никак не дается мне в пальцы...
Развейся покамест, уже его скоро поймаю.
А чтобы не скучно, покуда ловлю его, слушай,
Какая гиштория с нами тому приключилась
Уже скоро год или два: я, как правильный лекарь,
Согласно бумаге и имени, ей же согласным,
Пристроился, значит, кормиться от "модной" болезни -
Лечил ее шпанскою мушкой весьма эффективно -
И надо ж случиться!.. такая особа!.. Короче,
Болезнь - отвалилась, но!.. вместе... со всем отвалилась.
....................................................................................
Руки велел оторвать мне по самые ноги!
Вместе с ноздрями. И на кол надеть, что осталось...
В общем, ты понял! В окошко мне видно немного,
Разве что небо. И то только самую малость...
Но малость настолько щемящую сердце, настолько
Прекрасную! Знаешь, размер не имеет значенья,
Великое - это пустяк, пустяку придающий величье,
Тот самый, от веку Ничто превращающий в Нечто
И Нечто в Ничто... ни хрена себе фразочка вышла.
Да, в общем-то, все как-то вышло, мой Лютер, ни к черту!
Одна только радость, что Карла ко мне подсадили.
Он, правда, молчит и молчит уже месяц четвертый...
...В крепкую осень особенно синее небо,
В зябком пространстве кричит журавлиная стая...
Утречком дождик, а к вечеру, точно, зарежут, -
Шутил мужичок, нас во дворик тюремный впуская,
В крепкую осень, в особенно синее небо...
Карл все смотрел и смотрел на летящую стаю,
Плакал... И вдруг - замахал и захлопал руками
Себя по бокам, по бокам! И подпрыгнул!.. и плакал...
Прижавшись в осеннюю грязь - как мы оба кричали!
... я кричал не от боли, и не от любви, милый Лютер!
Не оттого, что "прекрасна весна на границе",
Не оттого, что "Флоренция пробует лютню",
А Карл все кричит и едва различается лютня...
Не оттого, что беда мне с моею водою,
Не оттого, что уже и не жажду прощенья,
Не оттого, что за взглядом Ее мимолетным...
Не оттого, что глаза у Нее золотые! -
Что мне увидится, если я взгляд Ее встречу?
Как утолить навсегда ненавистную жажду?
